Последний Магистр - Клименко Анна. Страница 61
– Но твой ученик будет прекрасной наживкой для нашей рыбки! Скажи, где он сейчас, этот милый малыш?
Уломара попятилась. Было видно, что ее острые кулачки судорожно стиснуты, а побелевшие губы трясутся.
– Можешь ничего не говорить, – пожал плечами Эльмер, – прости, дорогая. Ты делаешь большую глупость, отказываясь от единственного здравого плана. Чудовище… этот n’tahe, что в башне, слишком опасен для всех!
Стремительное движение руки – и Уломара начала медленно падать, словно воздух поддерживал ее. Так же медленно, неслышно, она опустилась на ковер и затихла. Эльмер наклонился над ней, пощупал пульс и, удовлетворенно хмыкнув, шагнул к двери… которая распахнулась от резкого толчка.
На пороге стоял высокий маг с белыми волосами и ярко-голубыми глазами. Кхеон…
– Я как раз направлялся к вам, чтобы кое-что рассказать, – изрек Эльмер.
– Не нужно. К счастью, я все слышал. Так где может быть этот мальчишка?
Варна ухмыльнулся. Ах, молодец Эльмер, молодец. Подает большие надежды! Не даром ведь лучший ученик! И ведь как тонко сыграно, как правдиво… А мальчишка – и впрямь сюрприз. Уж по крайней мере, можно попробовать выманить Ильверса из цитадели, хуже не будет.
Только все это должно происходить уже без Эльмера.
Дождавшись, когда дэйлор останется один, Варна тихо позвал его. Ученик встрепенулся, и, озираясь по сторонам, прошептал:
– Вы все слышали, Великий Магистр?
– Да. Ты славно потрудился. Самое время возвращаться в Дэйлорон, маг. Только сделай еще вот что…
Шепот. Далекий, едва слышный.
Золий повертел головой в поисках источника звуков – темнота.
«Да я же сплю!» – догадался он и открыл глаза. Потом зажмурился – и вновь открыл. Потому как то, что он увидел, показалось невозможным.
Словно он лежит, распластавшись на спине, а над ним склоняются все маги Алларена – голубоглазый Кхеон с вечной гаденькой усмешкой, близнецы Охоро и Ахоро, старик Мериодон и краснокожий Йирам. Только Уломары и Агелины не было…
Но все оказалось реальностью.
Следующим вернувшимся ощущением была боль – ноющая, противная. В запястьях и щиколотках. Золий дернулся, пытаясь сменить положение, но, к своему ужасу, понял, что не может пошевелиться.
Он судорожно забился, как муха в паутине, пытаясь освободиться от невидимых пут, держащих руки и ноги – бесполезно.
– Лежи смирно, – сказал Охоро (или Ахоро?), – и больно не будет.
Маги оживленно что-то обсуждали, не обращая внимания на то, что Золий очнулся и смотрит на них. Он только услышал до боли знакомые слова «фокус», «линия силы» и «разрыв». Набравшись смелости, он крикнул:
– Эй! Что вы хотите со мной сделать?
В поле зрения появилось бледное, ненавистное лицо Эльмера.
– Право же, Золий, зачем так кричать? Я тебе и так скажу, что мы с тобой хотим сделать, ты же юный маг… Тебе предстоит большая честь стать оружием в борьбе против страшного владыки черного города.
– Да, да, – закивал Кхеон, – с помощью магии Эльмера мы поместим внутрь тебя один из компонентов заклятия. Ты будешь в центре взаимодействия, а мы уж постараемся сделать так, чтобы попавший в фокус силы погиб. Быстро и верно. Ты должен гордиться собой, ибо твоя никчемная жизнь станет платой за освобождение наших земель от страшной нелюди. Подумай, разве это не благородное дело?
И он рассмеялся.
А Золий понял, что – и зачем – задумали маги.
– Отпустите! – взвизгнул он, извиваясь, как дождевой червяк в клюве птицы, – отпустите!!! Вы ничего не понимаете! Ильверса не нужно убивать!..
– Замолчи, – строго сказал дэйлор. И, не успел Золий опомниться, как палец мага коснулся губ.
– Я никогда не стану приманкой! – выкрикнул мальчик… Но из горла выполз едва слышный хрип.
Кхеон усмехнулся.
– Хватит рассуждать, братья. Давайте за дело. Вы ведь нам поможете, благородный Эльмер?
– Разумеется.
И Золий снова погрузился во тьму.
Ощущения исчезли, все, кроме одного – странной режущей боли в животе, как раз под ребрами.
Тиннат проснулась поздним утром и долго лежала среди чистых, шершавых простыней, пытаясь понять – что же все-таки делать. Она ни на миг не усомнилась ни в правдивости рассказа Золюшки, ни в намерениях магов Алларена. Оставалось найти ответ только на один вопрос: что теперь делать ей, Лисице, обычной женщине, которая так и не смогла резким движением свернуть шею собственной глупой и совсем уж девчоночьей влюбленности?
Первым побуждением Тиннат было действительно пойти к черной стене и кричать, звать Ильверса, пока их величество магистр не соизволит обратить внимание на истошные вопли у себя под боком. Но потом она решила, что это глупо – пытаться звать того, кто не желает ничего слышать, и является только сам – и только тогда, когда это нужно ему.
«Если бы он хотел меня слышать, он бы пришел на помощь тогда, когда я билась с зеркальником, и когда погиб Малыш».
Воспоминание оказалось столь болезненным, что по щепе покатилась горячая слеза и, сорвавшись, капнула на подушку.
«Эх, Лисица, Лисица… Ильверс уже давно перестал быть тем, кого ты в нем еще пытаешься видеть. Он куда как больше похож на ходячего мертвеца, чем на живого. Да и видно, как ему тяжело, словно цепи сковали его – и не дают освободиться. Так не лучше ли будет, если маги освободят его?»
По телу пробежала дрожь. Под сердцем шевельнулся холодный, липкий комок; думать так было страшно, и в душе волной поднималось омерзение к самой себе – но в то же время разум жестоко твердил одно и то же.
Пусть чародеи помогут Ильверсу освободиться, и так будет лучше для всех. И для дэйлор, переродившегося в страшное нечто, и для Алларена, принявшего чудовище…
«А почему же ты сама не убила его?» – насмешливо ухмылялась совесть, – «если ты и вправду любишь его, почему же ты хочешь переложить всю грязь на плечи магов? А не освободишь Ильверса своими руками, быстро, так, чтобы он не успел ничего почувствовать?»
Тиннат посмотрела на ладони.
– Я бы не смогла этого сделать. Я… может быть, недостаточно сильно любила его? Думаю, у магов получится куда лучше.
«Постой. А разве не говорил он, что убить его – тоже плохо? Опасно, когда он есть, и не менее опасно, когда его убьют… Проклятье, все, что он говорил – были сплошные загадки!»
Лисица села на постели, потерла лицо, как будто этот простой прием мог собрать и привести в порядок мельтешащие мысли. Всего-то ей нужно было принять решение! Казалось бы, что может быть проще, чем ничего не делать?!! И кто бы мог предположить, что она, убийца Тиннат, будет столь трепетно взращивать в своем сердце никому не нужное теплое чувство?
Она посмотрела в окно, поверх черепичных крыш. Небо казалось холодным и равнодушным ко всему происходящему; слоистые облака, отливающие перламутром, лились к востоку, время от времени расходясь и приоткрывая лоскутки синевы. И Тиннат прошептала:
– Я всего лишь человек. Мне не постичь дорог судьбы, как бы ни хотелось. Но разве не дело Отца Небесного – заботиться о своих заблудших детях?
Взяв с туалетного столика золотой динар, она долго смотрела на него, затем подбросила. Монета, перевернувшись несколько раз, шлепнулась на ладонь, и Тиннат горько усмехнулась. Решение было принято.
Оставалось только успокоить Золия, убаюкать мальчонку подслащенной ложью, чтобы он не пытался добраться до Ильверса, а там – будь что будет!
Дальше Лисица действовала быстро и решительно, как будто кто-то настойчиво подгонял ее. Она облачилась в лучшее платье, не забыв, однако, сунуть за подвязку стилет, накинула на плечи дорогую шаль и вышла из дому.
…Не прошло и часа, как Тиннат постучала бронзовым молотком в двери красивого дома, что принадлежал магессе Уломаре.
Тишина.
Лисица нахмурилась и постучала снова. Казалось странным, что у двери столь богатой госпожи не дежурит денно и нощно прислуга.