Подлые Богатенькие Парни (ЛП) - Станич К.М.. Страница 22

— Ну, я не хочу с ним переспать, — бормочу я, откладывая вилку, когда беспокойство покалывает мою кожу. Я бы хотела убраться отсюда до того, как кто-нибудь ещё придёт на ужин. Честно говоря, я чувствую себя так, словно меня выжали досуха, мои последние запасы сил иссякли вместе со словами в моём эссе. Я боюсь получать свой телефон обратно завтра. Что, если Крид опубликует моё эссе в Интернете? Это действительно стало бы моим концом.

Кроме того, я боюсь услышать то, что мой отец захочет мне сказать. Ни одно извинение в мире не сможет искупить того, что он сделал. Я отчаянно хочу узнать, что это за новость, которую он получил и которая якобы так сильно его расстроила, и чёрт бы побрал Зака за то, что он не сказал мне, что это было.

— Есть ли кто-нибудь, с кем ты действительно хочешь переспать? — спрашивает Миранда, откладывая вилку в сторону и пытаясь встать и последовать за мной к двери. — Например… может быть, Зак?

— Ты когда-нибудь оставишь эту историю с Заком в покое? — я бросаю на неё сердитый взгляд, но Миранда просто улыбается мне в ответ. — Он раньше издевался надо мной, ты ведь знаешь? Это, и ещё он наговорил Тристану каких-то странных вещей, когда тот спросил меня о моих оценках.

— Что за странные вещи? — спрашивает Миранда, её плечи напрягаются. И снова, одно упоминание о Тристане — и она становится такой загадочной.

— Было совершенно ясно, что они двое встречались раньше. Зак бросил вызов Тристану, чтобы тот подошёл к нему во время осенних каникул, и Тристан намекнул, что Зак подал заявление в академию и не поступил. — Миранда прикусывает нижнюю губу, привычка, которая обычно свойственна для меня. Она не смотрит на меня, просто нерешительно поправляет причёску.

— Ну, я никогда раньше не видела Зака, — добавляет она, пожимая плечами. Она поворачивается ко мне лицом, её красная плиссированная юбка кружится. — Может быть, они познакомились во время летних каникул или что-то в этом роде? Семья Тристана всегда ездит в Хэмптонс.

Я понятия не имею, куда Зак ездит на летние каникулы, знаю только, что он достаточно богат, чтобы ходить в частную школу, подобную этой, но его выгнали из многих, прежде чем перевести в среднюю школу Лоуэр Бэнкс. Понятия не имею, в какую школу он пошёл в этом году. Интересно, стали бы мы друзьями, если бы он сейчас был здесь?

— А твоя семья не ездит в Хэмптонс? — спрашиваю я, и Миранда краснеет, как будто её поймали на лжи.

— Иногда, но не на всё лето, как некоторые люди. У нас есть домик на озере Тахо… — она замолкает, а затем переводит наш разговор на другую тему. — Ты уверена, что не пойдёшь на вечеринку в честь Хэллоуина в субботу?

— Однозначно нет, — отвечаю я ей, дрожа, когда мы проходим мимо улыбающихся лиц Харпер и Бекки, их рук, сцепленных перед собой, их глаз, устремлённых на меня. Харпер намеренно толкает меня локтем в бок, и я спотыкаюсь. Гнев наполняет меня, раскалённый добела и пульсирующий, но нет смысла признавать это. Если я ударю Харпер, то гарантирую, что именно у меня будут неприятности. — Но я хочу, чтобы ты пошла и повеселилась. Сделай для меня фото, ладно?

Миранда бросает на меня взгляд, но отпускает в часовню, махнув рукой и уходя.

Я даже не помню, как вернулась в свою комнату и как заснула.

На самом деле, следующее, что я помню, — это как я проснулась с похмелья.

Мои глаза слипаются, веки тяжелеют, когда я с трудом пытаюсь сесть в своей постели. У меня серьёзный случай сухости во рту и сильная мигрень.

— Что за… хрень? — я стону, когда протягиваю руку и провожу пальцами по своим волосам.

Мои волосы.

Вскакивая с кровати, я проскальзываю по полу в ванную, изумлённо разглядывая себя в зеркале над раковиной. Когда я прикоснулась к своим волосам, мне показалось, что что-то не так. Но, о боже мой. Что-то действительно, совсем не так.

Мои длинные тёмные волны исчезли, их заменила красная стрижка пикси. И когда я говорю «красный», я имею в виду красный, как кровь. Крик застревает у меня в горле, но я сдерживаю его, наклоняясь вперёд и уставившись на растрёпанные кончики своих волос. Они такие короткие, что я даже не уверена, что смогла бы их уложить.

Несколько долгих мгновений я просто стою там и смотрю, мои карие глаза широко раскрыты, губы приоткрыты, мои волосы… в чертовски грёбаном беспорядке. Спотыкаясь, возвращаюсь в свою комнату, проверяю дверь своей спальни и обнаруживаю, что нижний замок на месте. Однако замок на цепочке расстегнут, а я всегда, всегда закрывала его — потому что боялась, что произойдёт что-то подобное.

В оцепенении я тяжело сажусь на край своей кровати, в голове крутятся всевозможные варианты.

— Я всё это время проспала, — бормочу я, проводя ладонью по своей новой причёске. Но потом у меня начинает пульсировать в голове, и я содрогаюсь. Нет, нет, меня накачали наркотиками. Грёбаными наркотиками. Другого объяснения нет. Нормальный человек не проспит всё осветление, покраску и стрижку. Это просто невозможно.

На мне всё ещё вчерашняя форма, но, когда я приподнимаю белую рубашку и смотрю на неё сверху-вниз, я вижу красные пятна, похожие на кровь.

Это, конечно, работа девушек. Ни за что ни один из этих засранцев Идолов не поймёт, как сильно это может причинить мне боль. Мои волосы, мои волосы, мои долбаные волосы… Я отращивала их с тех пор, как себя помню. Они были почти до моих чёртовых ягодиц, а теперь всё пропало, и это не то, что я смогла бы вернуть.

Мои кости превращаются в желе, поэтому я плюхаюсь на край кровати и смотрю в пол. Я бы заплакала, но мои глаза такие липкие, и я чувствую себя такой опустошённой. Длина моих волос, лёгкая волна, густота… это была одна из немногих вещей, которые мне действительно нравились в себе. Годы и годы работы, расчёсывания колтунов, заплетения кос перед сном, трата ста долларов, чтобы мне не пришлось отрезать их из-за жвачки во время издевательств в средней школе…

Из меня вырывается звук, похожий на крик, и я закрываю лицо руками.

Моё первое побуждение — бежать. В сочетании с болью от того, что моё эссе прочли вслух, это чересчур. Меня трясёт, моя защита рушится.

Какая польза от побега? Вместо этого я спрашиваю себя. Мама подумала, что её жизнь с моим папой и маленькой дочерью была слишком тяжёлой, и она сбежала. Последний человек в мире, на которого я хотела бы быть похожей, — это она. Уронив руки на колени, я заставляю себя подняться и иду в ванную, ополаскивая щеки и лоб прохладной водой.

Я не могу убежать.

И я никогда больше не позволю себе соскользнуть в то тёмное место. В первый раз, с таблетками, я была настолько не в себе, что всё, что я помню, это то, что меня вырвало, а потом я разрыдалась на груди Зака. Во второй раз это было мучительно — сидеть там, истекая кровью и испытывая боль, гадая, что ждёт в наступающей темноте. Я не хочу снова видеть эту тьму, по крайней мере, пока не состарюсь, не покроюсь морщинами и не проживу хорошую жизнь. Ещё нет. Ещё слишком рано.

И мой лучший шанс на хорошую жизнь — это эта школа, отличные оценки, оркестр.

Я могу это сделать.

Оттолкнувшись от раковины, я снимаю свою испачканную форму и принимаю душ. Красная краска стекает с моих волос, окрашивая дно душа в такой же красный цвет, как моя кровь в тот день, когда я порезала себе вены. Это плохо. Это так плохо. У меня сводит живот, и я снова чуть не срываюсь.

Вместо этого я каким-то образом нахожу в себе силы надеть чистую форму и направиться по коридору туда, где Миранда ждёт меня каждое утро. Она там с Эндрю, и они оба таращатся на меня, когда я вхожу в толпу.

Все взгляды устремлены на меня.

— Марни, — шепчет она, прикрывая рот рукой. Эндрю просто потрясённо смотрит на меня, его рот сжат в тонкую линию. Смех начинается медленно, но распространяется как лесной пожар, пока все не начинают смотреть на меня, показывать пальцами и отпускать шутки в мой адрес. — Что ты сделала со своими волосами?