Подлые Богатенькие Парни (ЛП) - Станич К.М.. Страница 48

— Я не могу просить тебя об этом, — начинаю я, но Миранда машет рукой, прерывая меня.

— Я хочу это сделать. Кроме того, кто не любит ходить по магазинам обуви? Мне бы тоже не помешала новая пара. — Она поднимает ногу и покачивает блестящей серебряной туфелькой Золушки. Почти уверена, что это Лабутены. И они выглядят практически неношеными. Хотя ненадолго отказаться от Бёрберри в пользу девичьего дня звучит довольно круто…

— Ладно, — говорю я, поднимая золотое платье для ещё одного осмотра. — Давай сделаем это.

Кэтлин без проблем достаёт нам пропуск за пределы кампуса и даже нанимает водителя, который отвезёт нас в город. К сожалению, Крид тоже решает отправиться с нами.

Он сидит напротив Миранды на заднем сиденье машины, но его запах щекочет мне ноздри, как свежее бельё и мыло. Это вызывает раздражающее привыкание. Миранда заполняет тишину, но это в основном односторонний разговор, и я испытываю огромное облегчение, когда мы подъезжаем к обувному бутику. Он расположен в небольшом, но эксклюзивном городке Лухо. В переводе с испанского это буквально означает роскошь, и это немного напоминает мне долину Коачелла близ Лос-Анджелеса.

Улица, на которой мы находимся, выложена кирпичом, вдоль неё расположены исторические здания и дизайнерские магазины. Я впервые возвращаюсь в город с тех пор, как уехала в академию, и у меня немного кружится голова от волнения, когда мы выбираемся наружу.

— Сначала кафе, потом туфли. Как бы ни были важны высокие каблуки, кофе — это мой бог. — Миранда берёт меня под руку и тянет нас в милое маленькое кафе с кожаными креслами с высокими спинками, камином и плюшевыми ковриками из искусственного меха на кирпичном полу. Мы изучаем меню на доске, и я выбираю латте с датским сыром, в то время как Миранда заказывает полную перегрузку шоколадом и берёт шоколадный брауни и мокко.

Крид расплачивается за нас, а затем оглядывает меня, прежде чем переключить внимание на свою сестру.

— Идите найдите столик, а я принесу наши заказы.

— Он сегодня ужасно послушный, — молвлю я, когда мы проходим через маленькую дверь во вторую зону отдыха. На этой стороне гораздо меньше народу, и мы занимаем место на маленьком кремовом диване с деревянными вставками, выкрашенными серебристой краской. Я бы с удовольствием захватила его с собой по пути домой, если бы могла. Я бы взяла с собой всю эту улицу, если бы это было возможно. Внутренний фанат архитектуры внутри меня визжит.

— Да, но он связан своими же правилами, понимаешь? Он тоже не может придираться к тебе. — Миранда откидывается на спинку дивана и смотрит на старинную люстру над нами.

— У вас сейчас… между вами всё хорошо? — я уклоняюсь, и она опускает взгляд, чтобы посмотреть мне в глаза. В её голосе слышится мольба, как будто она хочет о чём-то поговорить со мной, но на это нет времени. Появляется Крид, балансируя двумя чашками кофе и двумя тарелками. Он кладёт их перед нами и снова исчезает, чтобы взять себе еду.

— Мы всегда стоим на шаткой почве, Крид и я. Я имею в виду, мы были очень близки в детстве, но не с шестого или седьмого класса. Он слишком сильно старается контролировать меня и никогда не слушает наших родителей. Они вроде как немного разочаровались в нём. Они знают, что он получит хорошие оценки, окончит школу, что угодно, но он натворил кое-что действительно ужасное. Я думаю, он может ревновать к моим отношениям с мамой. — Миранда делает паузу, когда Крид возвращается и устраивается в кожаном кресле напротив нас. Он никогда просто так не сидит. Нет, это всегда постановка.

— Ты покупаешь туфли для бала в пятницу? — спрашивает он, и в его обычно скучающем голосе слышится слабая нотка интереса.

— Марни нужны туфли, — начинает Миранда, а затем её глаза сужаются, как будто она только что о чём-то подумала. — А ещё ей нужна пара.

Крид пристально смотрит на своего близнеца сверху вниз, и между ними словно передаются какие-то тайные послания. В конце концов, он облизывает губы, а затем полностью обращает своё внимание на меня.

— Пойдёшь со мной на зимний бал. — Это не вопрос, а утверждение. Я приподнимаю бровь.

— Серьёзно? — спрашиваю я, и мне не нравится, как звучит мой голос, на мой вкус, слишком нетерпеливый. — Почему? Ты ненавидишь меня.

— Раньше да. Больше нет. — И всё. Вау, этот парень действительно словоохотлив. Он кладёт локоть на подлокотник кресла и подпирает подбородок ладонью. Бледно-голубые глаза оттеняются цветом рубашки, две верхние пуговицы расстёгнуты, чёрные джинсы резко контрастируют с такой прилично выглядящей рубашкой. На Криде мужские туфли с черепом и скрещёнными костями на носке, на мой вкус, немного готические. Когда он замечает, что я смотрю на него, его рот кривится в острой улыбке. — Пакстон Блэкуэлл, слышала о нём?

— Не совсем, — начинаю я, гадая, к чему всё это клонится. Я беру свой латте, пока Миранда наслаждается брауни. — А что?

— Он солист группы «Красота во лжи». Они отправились в турне с группой Зейда «Afterglow». Эти туфли, Баркер Блэкс — его любимые. Он надевает их на каждый концерт.

Я глупо моргаю, делая глоток своего напитка, чтобы нарушить тишину. Это самый длинный и самый нормальный разговор, который у нас с Кридом когда-либо был. Я даже не уверен, что сказать.

— Извини, я не слушаю рок, или поп, или вообще какую-либо мейнстримную музыку, если уж на то пошло. В основном я сосредоточен на Софии Дюссек или Кэтрин Финч. — Я меняю свой кофе на датский сыр, а Крид наблюдает за мной, как будто изучает каждое моё движение. Я понимаю, что не дала ему ответа на его вопрос: должна ли я пойти на зимний бал с этим парнем?

— Арфисты, — произносит Крид, но не так, как будто он совсем не уверен, скорее, он ожидал бы, что любой культурный человек узнает эти имена. — Бекки хочет убить тебя за то, что ты заняла её место в оркестре.

— Я не занимал её место; я просто играю лучше. Кроме того, она дублёрша. Это тоже большое дело.

Крид наклоняется вперёд, его ресницы длинные и загнутые, более бледные, чем у его сестры, но не такие тонкие, как его волосы. Они более золотисто-коричневого цвета, привлекают больше внимания к его великолепным глазам.

— Ты врываешься в нашу школу и уничтожаешь учеников, у которых были все преимущества в жизни. Ты играешь лучше, ты усерднее учишься. Люди чувствуют, что ты отнимаешь у них роскошь, принадлежащую им по праву рождения.

— Несмотря на всё, что я слышала, как они жаловались, что я лишь случай благотворительности, забираю с трудом заработанные деньги других людей, похоже, никто на самом деле не хочет работать усерднее, чтобы победить меня. Они просто хотят, чтобы я исчезла. — Крид протягивает руку и касается уголка моего рта костяшками пальцев.

— Крошка, — объясняет он, но моё лицо пылает, а Миранда переводит взгляд с меня на него, как будто никогда раньше нас не видела. Крид продолжает слизывать упомянутую крошку, что на самом деле может быть истолковано только одним образом: он ко мне клеится. — Итак, да или нет, ты пойдёшь со мной на зимний бал?

— Ты не дал мне ни малейшего повода сказать да, — отвечаю я ему, и его ленивые губы растягиваются в беззаботной улыбке. Он берёт свой кофе — чёрный, без сахара и сливок — и отхлёбывает, наблюдая за мной поверх края кружки. Я думаю, он не собирается спорить с этим утверждением. Он, наверное, просто думает, что я сдамся.

Я стараюсь не обращать на него внимания, пока мы доедаем еду и напитки, вместо этого поворачиваюсь к Миранде и обсуждаю её планы на предстоящую поездку в Париж. Она бывала там так много раз, что для неё это не имеет большого значения, но у меня болит сердце при мысли о том, чтобы увидеть Эйфелеву башню, или Лувр, или Катакомбы. Однажды, если я останусь на верном пути, я смогу сама оплачивать свой проезд по всему миру.

Как только мы заходим в бутик — какое-то заведение под названием «Chaussures du Monde», — я совершенно ошарашена. Стеклянные полки занимают все стены и доходят до двадцатифутового потолка со старинной жестяной потолочной плиткой и люстрами.