Лживая птица счастья - 2 (СИ) - Борисова Светлана Александровна. Страница 11

Штейн периодически поглядывал на Тамару и удивлялся самому себе. С ней он чувствовал себя так спокойно и хорошо, как ни с одной из женщин. «Будь она вампиркой, я бы приударил за ней и тогда, кто знает, что бы из этого вышло. Доведись мне выбирать между Эльзой и Тамарой, я, пожалуй, выбрал бы Тамару», — лениво подумал он. И в самом деле, Эльза будоражила его, создавая эмоциональное напряжение, что не слишком ему нравилось, а Тамару он воспринимал как тихую гавань, где можно укрыться от житейских невзгод. «Вот только мне не суждено в неё войти. Может, оно и к лучшему», — вздохнул Штейн.

— Включить тебе радио? — поинтересовался он и Тамара, помедлив, кивнула.

Так вышло, что ему попалась музыкальная волна и их окутала мелодия воды и света, под которую обычно медитируют. Звеня и переливаясь, она пела о счастье единения с миром и собой и Штейн, погрузившийся в умиротворённое состояние, даже вздрогнул, когда Тамара потребовала выключить радио.

«Чёртовы бабы! Никогда не поймёшь, что у них на уме», — сердито подумал он и связался по менталу с Палевским, намереваясь рассказать ему кто такая Тамара Сабурова. Этого требовало дело, в котором он отводил ей главную роль.

Конечно, Палевский был не в восторге, что глава СБ инсценировал побег менталистки, но план одобрил.

***

Штейн не ошибся в выборе. Убедившись, что вампиры действительно хотят спасти человечество от губительного излучения, Тамара пошла ему навстречу и он, чтобы ввести свою ставленницу в политический истеблишмент Земли, начал всеми силами продвигать её по иерархической лестнице ЦРУ.

Со временем, обретя влияние, госпожа Сабурова действовала умно, жёстко и решительно из-за чего вскоре получила кличку леди Ястреб и заодно предложение баллотироваться в Палату представителей США от штата Висконсин, который стал основным местом её жительства. Как только ей позволили сре́дства, она купила дом поблизости от Йеркской обсерватории и стала её постоянной посетительницей.

Глава 23-5

Девушка-кофе и тибетское вино, сдобренное богами, искином и занозой в сердце

По возвращении домой Ник сразу же направился в лабораторию, где проводил всё своё время, за исключением сна, занятий с Мари и походов в столовую. «Сейчас подай мне обед, а в восемь вечера выведи данные по центральному процессору», — распорядился он, войдя внутрь большого помещения, заставленного оборудованием.

«Слушаю и повинуюсь, мой райделин», — отозвался тиаран. И хотя Ким очень старался, чуткое хозяйское ухо уловило в его голосе нотки смирения, смешанные с отчаянием, ранее не свойственные его верному помощнику. «Крейд! — нахмурился Ник. — Как же не ко времени появился искусственный интеллект. Конечно, это чудо из чудес, но неизвестно, сколько ещё он оттянет на себя ресурсов тиарана. Даже не знаю, стоит ли его сохранять. Думаю, второстепенные устройства забарахлили неспроста. Похоже, искин подворовывает ячейки памяти», — заключил он, крайне недовольный тем, что у него возникла ещё одна проблема, требующая немедленного разрешения.

Тем не менее обед был приготовлен в его вкусе и Ник, покончив с остальными блюдами, взял в руки крошечную чашечку с кофе. К нему он пристрастился с той поры, когда ему взбрело в голову взять себе в любовницы эфиопку. Случилось это в шестнадцатом веке, где он сделал кратковременную остановку и вышел из хронокапсулы.

Конечно, не хватало сопутствующего ритуала приготовления кофе, тем не менее по вкусу он был точно таким же, каким его варила молчаливая темнокожая девушка с необычными для своего племени зелёными глазами. Впоследствии кофе такой варки назовут кофе по-арабски. Перед тем как отбыть в другой век, Ник хотел вернуть эфиопку в родное племя, живущее в соседнем оазисе, но она, когда он с этим намерением вошёл в шатёр, успела перерезать себе горло, хотя он ничего не говорил ей о расставании.

Девушки уже давно не было на свете, а он до сих пор помнил её кофейный запах, смешанный с запахом раскалённого на солнце песка, стройное длинноногое тело, а ещё нежность и страсть, сквозящие в каждом движении, и любовь, что светилась в прекрасных глазах, похожих на чудесные изумруды. Ник не спросил её имени и в его памяти она так и осталась безымянной. «Если бы Мари любила меня с той же страстью, что чернокожая девчонка, наверное, я был бы счастлив, но она не любит меня, а лишь играет в любовь. Такая же притворщица, как её мать», — мрачно подумал он и, поставив опустевшую чашечку, вдруг понял, что впервые не получил удовольствия от любимого напитка.

Сердясь на всех и вся, и прежде всего на Мари, Ник решил, что пора её навестить и наказать за то, что она испортила ему настроение.

Он застал девушку за тем, что она стояла перед зеркалом и разучивала фигуры фотайес, бального эрейского танца, схожего с французским котильоном.

— У тебя неплохо получается, — сказал он, видя, что, увлекшись, Мари не замечает его присутствия.

Заслышав его голос, она резко обернулась, и он едва не отшатнулся от неё. Вместо утончённой красавицы на него смотрела клоунесса с грубо размалёванным лицом. Особенно безобразно смотрелись выпученные глаза, скошенные к переносице.

— Вижу, танец наших предков для тебя всего лишь клоунская забава, — сказал Ник, едва сдерживая гнев.

Не ожидая его приказа, Мари сама опустилась на колени.

— Простите, мой райделин, больше это не повторится, — смиренно пропела она.

— Почему же? — постукивая критой по ладони, Ник обошёл её кругом. — Я нахожу, что эта маска как нельзя лучше подходит тебе. Изволь носить её всегда и про глаза не забывай. В такой позиции они необычайно выразительны.

— Иди к чёрту! Это уже чистой воды издевательство, — сказала Мари, опасающаяся, что послушание приведёт её к косоглазию, и скрылась за дверью ванной комнаты.

Когда она вернулась, на её лице не было ни капли косметики, но она была при полном параде — синий костюм закрывал её от шеи до щиколоток, на голове красовался затейливо завязанный шарф, на ногах изящные туфли.

Лежащий на кровати Ник похлопал рядом с собой, но девушка проигнорировала его призыв и, уйдя в соседнюю комнату, села за стол и перед ней высветился экран тиарана.

— Алин, не испытывай моё терпение. Иди сюда, — позвал он.

Мари не послушалась и, просматривая файлы, вскоре замурлыкала себе под нос:

Der Sommer war lang

Und wir gingen noch mal den Weg,

Den Weg zu den Klippen am Meer,

Am Meer

Bei dem alten Kastell

Nahm er leise mich in den Arm

Und wir schauten hinaus auf das Meer,

Das Meer

Meine erste Liebe

War die schönste Liebe

Warum muß sie vergehen,

Alles war so wunderbar

Au revoir

Au revoir mon amour

Du hast mir so viel gegeben

Mit dir, da begann mein Leben

Au revoir,

Au revoir![1]

— Замолчи!

От Ника, возникшего на пороге, веяло такой яростью, что удивлённая девушка умолкла на полуслове.

— Какого чёрта? — осведомилась она, больше не желая продолжать игру в примерную райдиэль.

Ответом ей послужила крита. Развернувшись, как змея, она оставила кровавый след на её плече.

Глаза Мари наполнились слезами и вместе с тем на её лице появилось жёсткое выражение.

— Сейчас же объяснись! — потребовала она.

— Ты посмела рыться в моём прошлом! — рявкнул Ник, правда, уже засомневавшись, что девушка ни с того ни с сего сочинила стихи про его первую любовь. Да и мелодия показалась ему знакомой.

И тут Ким, боясь, что хозяин обвинит его в распространении конфиденциальной информации, включил песню Мирей Матье, послужившую причиной их размолвки.

Раздосадованный Ник, понявший что ошибся, щёлкнул критой по полу, а затем поднял глаза на Мари. Он хотел извиниться, но промолчал, поняв, что сейчас бесполезно что-либо говорить. «Крейд с ней! Пусть думает, что хочет. Мне всё равно», — попытался он убедить себя, правда, без особого успеха. Откровенная ненависть, написанная на лице девушки, задела его за живое. «Вот чего бесится? В конце концов сама виновата. В мире полно песен, но ей нужно было выбрать именно ту, которая будто написана про нас с Лотиланой», — сказал он себе в оправдание.