Лживая птица счастья - 2 (СИ) - Борисова Светлана Александровна. Страница 59

— Поступай, как знаешь. Уйти или остаться — решать лишь тебе, — сказал он наконец.

— Мой господин, ваша доброта безгранична! — обрадовался Ли Вейдж, начавший уже опасаться, что смерть откладывается, и с грустной улыбкой добавил: — Я бы никому не пожелал пережить своих близких. Жизнь пуста, когда умирает сердце.

Понимающий его как никто другой, Ник с участием посмотрел на старого монаха, который получил вожделенное людьми бессмертие, но не стал от этого счастливей.

— У тебя есть какие-нибудь пожелания? — спросил он, и старик отрицательно покачал головой.

— Нет, мой господин.

— А как же твои муравьи? — поинтересовался Ник ради проформы.

— Вашей милостью они получили много больше, чем заслуживают. Если им хватит ума, они будут служить вам верой и правдой. Если нет, то кара будет ими вполне заслужена, — ответил буддийский монах с философским спокойствием.

Ник кивнул.

— Хорошо, значит пришла пора прощаться. Ремино Ли, сядь на скамью и ничего не бойся. Клянусь Священным Ягуаром, ты больше не будешь один.

Нисколько не сомневающийся в его словах, Ли Вейдж выполнил его распоряжение и Ник, встав напротив, положил руку ему на голову. Судя по радостному изумлению и слезам счастья, он сдержал слово, и старик встретился с теми, с кем хотел.

Когда на лицо буддийского монаха легла тень смертного умиротворения, Ник закрыл ему глаза и осенил охраняющим знаком. «Пусть твой спуск в долины предков будет лёгким, а боги снисходительны к твоим грехам», — напутствовал он душу умершего и, не оглянувшись, отправился туда, где его ждали Ладожский и монахи, томящиеся в ожидании своего приговора. Несмотря на смирение, умирать никому не хотелось, даже старикам.[5]

Суд был коротким. Ник смерил взглядом пленников, насторожившихся при его появлении, и велел Ладожскому выпустить их из тюремной клетки. Старые и молодые, облачённые в одинаковые кашая[6] оранжевого цвета монахи гуськом потянулись на волю. Ник прошёл вдоль их ровной шеренги и внутренне усмехнулся. В отличие от своих предтеч, что жили здесь в семнадцатом веке, эти монахи явно практиковали воинское искусство.

— Чтобы жить, вы должны мне служить, — сказал он и несколько монахов, которые собирались подискутировать с ним на тему служения, упали замертво. — Уясните сразу, болтуны не входят в число слуг, которых я считаю полезными.

Но показательный урок усвоили не все.

— Шицзунь[7] утверждал, что вы бог, но вы ведёте себя как демон, — раздался дерзкий голос и Ник посмотрел на его обладателя.

Это был рослый подросток европейской наружности, который, судя по выступлению, отличался от своих азиатских товарищей не только цветом глаз и кожи, но и воспитанием.

На своё счастье, юный скептик оказался менталистом и появившийся охранник, несмотря на отчаянное сопротивление мальчишки, увёл его за собой.

— Бог или демон? — усмехнулся Ник, постукивая критой по ладони. — Это будет зависеть от вас. Для верных слуг я буду богом, для предателей — хуже демона. Ну а тот, кто сумеет отличиться, получит вот это.

Он поднял руку, демонстрируя кольцо, с которым почивший настоятель не расставался ни днём ни ночью, хотя пережил из-за него несколько покушений на свою жизнь. Кое-кто из умников всё же сумел связать долголетие Ли Вейджа с подарком бога.

— Как видите, награда более чем щедрая, — сказал он с лёгким сарказмом, заметив, что китайский учёный вскочил на ноги и не сводит глаз с кольца.

«Значит, Ли Вейдж не обманывал, кольцо действительно дарует бессмертие», — подумал Ма Вей и, подавая пример остальным, упал на колени.

Почести, оказанные ему как Сыну Неба[8] Ник принял как должное и, памятуя о силе слова, произнёс небольшую приветственную речь, где выразил надежду, что неофиты не обманут его ожиданий. Затем он повернулся к Ладожскому и, перейдя на португальский, велел держать монахов под неусыпным наблюдением, особенно тех, что имеют паранормальные способности. Это привело к тому, что обитатели буддийского монастыря обзавелись чипами, вшитыми под кожу. Временным главой монастыря стал Ма Вей, хотя тот не слишком охотно принял оказанную ему честь. Молодой китаец снова рвался в науку, но Ник и Ладожский, посоветовавшись, решили, что наследник корпорации Ма, получивший хорошее бизнес-образование, как нельзя лучше подходит на эту должность. При чудовищном богатстве монастыря, накопленном за триста лет, ему был жизненно необходим толковый управленец и финансист.

_______________________

[1] Тренгва (гирлянда на тибетском) — буддийские чётки, состоящие из (108 + 1) бусин.

[2] Черный цвет кисти означает, что монах отрёкся от всего мирского.

[3] В оригинале 让人害怕的不是刀，而是尖利的语言, язык что топор — разит насмерть.

[4] Обряд тройного коленопреклонения и девятикратного челобитья.

[5] Видимо, их души были ещё слишком молоды и не познали дзен.))

[6] Кашая — традиционная одежда буддийских монахов.

[7] 师尊 (шицзунь), в переводе с китайского языка — учитель, наставник.

[8] То есть коутоу — тройной поклон и девятикратное челобитье.

Глава 35-31

***

Происшествие на Камчатке не понравилось Палевскому ещё и тем, что клан Дракона отчего-то не обратил внимание ни на богатство буддийского монастыря, ни на то, что его многочисленная братия слишком уж талантлива и дисциплинированна. Свои вопросы он переадресовал главе СБ и тот, взявшись за дело, первым делом отправил за решётку региональное руководство клана Дракона, в чьём ведении находилась территория Тибета. Допросы были жёсткими, но азиаты держались стойко и отрицали своё участие в сепаратистском движении.

Тщательно проведённое расследование не выявило предательства, так что Штейн ограничился головомойкой центральному руководству клана, которое до тех пор кланялось и каялось, пока ему это не надоело и он позволил уговорить себя на ужин.

Совместная попойка сняла многодневное напряжение между проверяющими и проверяемыми, поэтому упились все. Последнее что помнил Штейн, это то, как он с сотрапезниками переместился в зал с караоке и там, отплясывая на эстраде, орал песни.

Обнаружив поутру, что в постели он не один, а в компании двух азиатских красоток, он хмыкнул и привлёк к себе ту, что лежала справа — чертами лица она напомнила ему Тамару. Когда его когти вонзились ей в бедро, девушка выгнулась и сладострастно застонала.

Но стоило ему потерять бдительность, и девицы в мгновение ока приковали его к спинке кровати. После чего они заговорщицки переглянулись и одна из них извлекла на свет чемоданчик, полный сексуальных игрушек. Штейн это не понравилось, но они в ответ на его протесты вставили ему кляп в рот и, многообещающе улыбнувшись, синхронно натянули чёрные перчатки. Затем та, что сидела справа, провела языком по его телу, начав с пятки и до уха, а потом другая повторила то же самое, но слева. Выпрямившись, они по-кошачьи облизнулись и их взгляды устремились к его нефритовому жезлу.

Естественно, все эти манипуляции привели к тому, что Штейн возбудился, чем девушки не преминули воспользоваться. И хотя его имели как хотели, он ругался, но терпел, находя что испытываемое удовольствие, необычайно острое по причине новизны, искупает те унижения, которым его подвергали. Но как только его повернули на бок, вознамерившись задействовать его зад, он зарычал и рванулся так, что звенья наручников не выдержали и лопнули.

Девушки со смехом прыснули в разные стороны и мгновенно исчезли, а Штейн, ругаясь на чём свет стоит, осторожно похромал к ванной комнате. «Реально жертва изнасилования», — вздохнул он, стоя перед зеркалом, которое отразило кровавую роспись на его теле, состоящую из множества укусов и довольно глубоких царапин. Но самой пострадавшей частью, помимо гордости, был его жезл мужественности — покрасневший и основательно опухший от непосильного труда. «Teufel! — поморщился Штейн от боли, вызванной неосторожным движением. — То же мне, куноити[1] выискались! Ну ничего, однажды вы попадётесь мне, и я покажу вам, что такое настоящие пытки сексом». Впрочем, он не особо злился, понимая, что юные драконицы мстили ему за свой клан, который он основательно потрепал, ища предателей.