Они не люди. Книга первая (СИ) - Фламмер Нат. Страница 37

— Я так понимаю, извинений не будет, — он снова покачал коньяк в бокале, затем поднес его к носу, вдохнул, а после затянулся папиросой.

Аверин встретился с ним взглядом:

— Мне не за что извиняться. Анонимус не просто так вел себя вызывающе, разве ты не понимаешь? В этой семье у меня больше всего силы. И он бросил мне вызов, хотел проверить, не уступлю ли я. Нельзя было спустить это ему с рук, особенно после того… — он замолчал.

— Ну-ну, говори. Особенно после чего?

— После того, как ты усадил его с нами ужинать. Если уж говорить об извинениях, ты отлично знал, как я отношусь к подобному.

— А что, ты тоже веришь, что это вызывает бесплодие? А еще импотенцию и чирьи? — с удивлением спросил брат, и Аверин не понял, было оно искренним или поддельным.

Подумав, что лицезрение Анонимуса за столом и правда может вызвать несварение желудка, он хмыкнул.

— А ты зря смеешься, Гера. Глупые суеверия и тебя касаются. Вот ты знал, что если колдун коснется готовящейся еды, то в ней немедленно заведутся опарыши? Какой разумный человек в такое поверит? От тебя я этого точно не ожидал. Ты же учился столько лет. У тебя какая категория?

— Высшая.

— Вот. А ты упорно держишься за всю эту средневековую чушь и предрассудки.

— Суеверий и предрассудков действительно предостаточно. Про чирьи, так точно. Но это не отменяет реальную опасность.

— Ладно, погоди. Ты хоть знаешь, почему я посадил Анонимуса с нами за стол? — Василь снова понюхал коньяк. Он никогда не пил сразу. Сначала долго исполнял этот ритуал. Аверин тоже не торопился.

— Знаю, Василь. Потому что он уже давно член семьи, в отличие от меня. Послушай, — увидев, что Василь хочет что-то сказать, он поднял руку, — я не буду извиняться, я сделал то, что должен был, но ты прав, я не имею права наводить свои порядки в твоем доме. Ты взрослый человек и глава семьи. Поэтому, если ты скажешь, я немедленно уеду.

— Так, — Василь хлопнул по столу, — давай сначала выпьем.

Они с легким звоном соприкоснулись бокалами и сделали по глотку.

— Ну вот. Сегодня ты уже точно не уедешь, — брат рассмеялся, хотя и немного натянуто. — Ты не представляешь, Гера, насколько легче была бы жизнь, если бы ты умел слушать кого-то, кроме себя.

Аверин улыбнулся. Коньяк был хорош, поэтому он сделал еще глоток и поднял бокал:

— У окружающих — может быть. Но точно не у меня. Василь, — он слегка подался вперед, — ты верно заметил, у меня высшая категория. Может быть, тебе стоит прислушаться? Ты подпустил Анонимуса к себе и своим детям непозволительно близко. При этом ни ты, ни они совершенно не понимаете его природы. Я могу тебе рассказать тысячу историй, где такое отношение закончилось трагически.

— Гера, — внезапно совершенно серьезно проговорил Василь, — ты его совсем не знаешь.

— Это ты его не знаешь! — Аверин поставил бокал на стол. — Ты понимаешь, что напоминаешь человека, который завел дома льва и возится с ним, как с обычным домашним котом. Да, до какого-то времени лев будет послушен. Но только пока его инстинкты не возьмут верх. Это не домашний кот, это дикий зверь.

— Хм. Однако ты завел себе домашнего кота, я смотрю, — Василь сделал еще глоток и закурил новую папиросу, предыдущая истлела в пепельнице, — и что-то я сильно сомневаюсь в его безобидности. Уж не тот ли это зверь, что давеча пугал весь Петербург? В сегодняшней газете как раз написали, что известный сыщик и колдун Гермес Аверин поймал опасного демона и спас город. Не этот ли демон сейчас скачет по моему двору, задрав хвост?

Да… ума Василю всегда было не занимать. Аверин поднял бокал, покачал в руке и осушил до дна.

— Я держу его в узде, Василь. И, поверь, не позволяю лишнего. Потому что я отлично осознаю, что это за существо. Наши дивы всё про нас знают, понимаешь? Они не читают наши мысли, но чувствуют все наши эмоции. Наши страхи, наши радости и беды, наша боль — им всё известно. Все наши слабости. Мы для них — открытая книга. И это было бы полбеды, если бы они не были сильнее нас. Настолько сильнее, насколько мы сильнее той самой домашней кошки. Ты видел сегодня мое оружие. Поверь, оно очень мощное. Но если бы Анонимус не был связан заклятием нашим предком, которого он, кстати, сожрал, если ты вдруг забыл… так вот, если бы он не был связан этим заклятием, он бы мокрого места от меня не оставил.

— Сдается мне, что ты немного прибедняешься, — улыбнулся Василь и снова разлил коньяк в бокалы, — я всё-таки не полный невежда в этом вопросе, в библиотеке полно отцовских книг. Ты слишком преувеличиваешь опасность. Профдеформация, кажется, так это называется? Когда-то предки домашних собак были волками. Но сейчас собаки верны, послушны и дружелюбны.

Он поднял бокал:

— Ну, за дружелюбие?

Они снова чокнулись и выпили. Аверин вздохнул:

— Василь… в действительности это называется «профессионализм». Ты привел плохой пример с собаками. Тебе любой кинолог скажет, что даже болонку надо обучать и воспитывать. А дивы… с ними еще хуже. Они ощущают наши эмоции, но своих чувств у них нет. Они не способны любить, привязываться, сострадать. Див не может быть другом и любимым. Всё, что он хочет, глядя на тебя, — это жрать. И если бы мы не удерживали их мощными заклятиями, они бы давно сожрали всех нас. Так что, ты можешь сколь угодно тепло относиться к Анонимусу, это похвально, очень. Поверь, я презираю и осуждаю тех, кто издевается над своими дивами, насилует их, играет в барина или заставляет совершать всякие мерзости. Но див четко должен помнить, кто в вашей связке главный. Кто хозяин. Это не исключает доброго отношения, но это важно.

— А ты уверен, что у них нет чувств? — тихо спросил Василь.

Скрипнула дверь. Появилась Марина. На этот раз платье на ней было темно-синее и волосы убраны в замысловатую прическу. Она несла поднос с чайником и чашками. Аромат, доносившийся от них, был весьма приятным.

— О, отлично, вот и наш чай. Марина заваривает отличный чай, я не знаю, что бы я без нее делал. Пришлось бы пить этот, как его?..

— Пуэр? — подсказал Аверин.

— О, точно! Ты тоже его пил, да? Фу-у… А еще есть такой… как же там… «Се-но»! Ну натурально сено! А сколько пафосу, «Китай» «Япония».

— Нам, жителям северных болот, не понять тонкой восточной души, — рассмеялся Аверин. Марина смущенно улыбнулась и поставили чашки и чайник на стол.

— Иди, Мариночка, мы сами, — махнул рукой Василь, — тут ужасно накурено.

Марина еще раз улыбнулась и послушно скрылась за дверью.

Аверин в который раз убедился, что правильно не женился на ней. Слишком уж она тихая и покладистая. Да и вообще, жить с человеком, к которому ты не испытываешь не то что любви, даже симпатии, не полезно для обоих. Пусть Марине будет хорошо здесь, в доме брата.

Аверин попробовал чай. И он оказался выше всяких похвал. Черный, терпкий, с нотками каких-то трав и легким ореховым привкусом. Да, то что надо сейчас. Он налил себе еще, насладился ароматом и снова выпил. А Василь тем временем разлил коньяк.

Аверин указал на закрывшуюся дверь:

— Почему ты ее замуж не выдашь? Неужто она до сих пор по мне сохнет? Вот не поверю. Вы же выходите в свет, разве никто не ухаживал? Она так… ничего.

— Да она красавица, как моя Маша. Не ухаживал, ха! Ты бы видел, как за ней ухлестывал майор Волобуев!

— Волобуев? Тот самый? Который на спор перевернул твою «Ласточку»? За Мариной? — Аверин, успевший снова пригубить чай, чуть не поперхнулся.

— Да-да, именно он. Ты представляешь? Однажды в театре так раздухарился, что бедная девочка пряталась от него в уборной и за портьерой.

— Зря пряталась, вышла бы отличная пара.

Оба рассмеялись.

Но Василь тут же снова стал серьезен.

— Гера, я всё же хочу, чтобы ты понял. Сегодня ты не Анонимусу «его место» указал, ты унизил меня при моих детях. Поставив под сомнение мое решение и мои приказы. Я уже помолчу о том, что ты напугал Мишу. Он теперь будет бояться собственного фамильяра.