Необручница: На острове любви (СИ) - Эфф Юлия. Страница 24

— … Прошу вас, господин Уриэн, не закрывайте, пожалуйста, дверь на ключ. Мне бы не хотелось нарушать контракт… Кстати, о контракте…

Мужчина медленно переваривал мою просьбу. И, хотя я, клянусь, не собиралась вкладывать никаких намёков в слова, думая лишь о собственной безопасности и ничьём унижении, они, слова, произвели впечатление. Да, конечно, сказал он, копия контракта у него, и он обязательно сейчас же принесёт мне документ.

— Благодарю вас, господин Уриэн, — сделав книксен, я направилась, куда шла — в сад госпожи за фруктами.

В комнате у меня ещё было пять устриц — ничего, до ужина протяну, как-нибудь. А если сир Райан решит, что я всё-таки заупрямилась и не пошлёт служанку, что ж, поужинаем плодами госпожи и помолимся за её спасительную магию.

Управляющий застал меня в моей комнате, увлечённо жующей фрукт вприкуску с хлебом. На столике лежали раскрытые пустые створки устриц. Я забрала из рук господина Уриэна контракт, сделала комплимент в адрес его красивого почерка и сказала, что хочу переписать контракт, заодно поупражняюсь в каллиграфии и выучу все пункты. Небольшие глаза мужчины округлились.

— Как изволите, госпожа Ана, — он поклонился, не допуская иронии в слове «госпожа». — Прислать ли к вам Лею?

— Нет, благодарю, — я отпустила его, и без того невольно заставив задуматься управляющего. Знал ли он об отношении ко мне прислуги? Обязан ли был помогать мне избегать ситуаций, подобных той, что произошла на кухне? Бессмысленно было об этом думать.

Отложила книгу. Торопливо доела фрукт и хлеб, вымыла руки с мылом, чтобы не заляпать важную бумагу, и уселась за стол изучать контракт, который подписала не читая. Дело продвигалось медленно, но я никуда не торопилась.

Выходить из комнаты, чтобы нарваться на очередные насмешки и оскорбления, не хотелось по нескольким причинам. Но главная состояла в том, что во мне всё съёживалось от одной мысли об этом. Скандалов я боялась с самого детства, получив важный урок: даже если обе стороны помирятся, внутри всё равно останется кусочек тьмы… Хоть верёвочную лестницу проси у сира Райана, чтобы не встречаться в коридоре ни с кем!

В дверь постучали через три часа после ухода управляющего. Не тратя слов, я открыла её сама. Перед порогом стояла Леа, держа разнос с похлёбкой, салатом, двумя кусочками белого хлеба и кружкой отвара. Я поблагодарила девушку и попросила оставить разнос на столике, мол, поем, когда закончу переписывать документ. Губы Леи сжались. От того, что я опять не то сказала, или, наоборот, упоминание документа так подействовало? Пока я раздумывала, как бы мне извиниться перед той, что была старше меня лет на пять, Леа ушла.

Похлёбка так вкусно пахла, а горячего в желудок с вечера не попадало, что я быстро сдалась и уселась за обед. Но стоило мне поднести ложку ко рту, я всё поняла. Управляющий, должно быть, напомнил всем о моём статусе, относительно изменения которого распоряжений не поступало, и кухарка присмирела. Отчасти. Похлёбка была нещадно пересолена, так что в горле перехватило. Салат испорчен специями. Я взялась за отвар, но и с ним что-то было не так. Пах он отвратительно, тряпкой, которой мыли посуду, так что я не смогла сделать и глотка. Один хлеб показался нормальным. Святотатствовать над ним не решились.

Всё было понятно. Мне объявили голодную войну.

Глава 7, в которой я знакомлюсь с контрактом и сигнальными словами

Ничего неожиданного, опасного для меня и моей чести в Контракте я не нашла. Ни Эдрихамы, ни даже сир Райан своими намёками меня не обманули. Весь документ был поделён на две части — «предваряющую договору» и «последующую договору».

В те первые сорок-пятьдесят дней, когда я должна была решиться на договор или его отвергнуть, для меня был прописан статус гостьи с ограниченными обязанностями. Как я уже говорила, ни стирка одежды, ни глажка, ни мытьё посуды и полов, тем более топка каминов в мои обязанности не входили.

Но после подтверждения договора мой статус заметно повышался. Про то, что госпожа обязуется мне оставить свои платья и драгоценности, и речи не шло. Меня должны были объявить компаньонкой и впредь называть госпожой, на «вы». Этот пункт у прислуги вызвал насмешки, а сир Райан его проигнорировал, продолжая мне «тыкать» и вести себя как со своей игрушкой, которая пока не давалась в руки. Потом я вспомнила, что и господа тоже продолжали обращаться ко мне по-простому, но на это я даже внимания не обратила: незачем было портить сложившиеся отношения отстранённым «вы».

Личные покои, служанка — эти пункты были исполнены в точности. А далее — никаких каминных уборок, мытья полов и работы в саду. В случае отсутствия госпожи, её права и обязанности как хозяйки переходили мне. То есть я получала полное право управлять, нанимать и увольнять прислугу, если та не справлялась с обязанностями. Где-то глубоко внутри меня сладко прищёлкнуло языком, я даже на миг представила себе выстроенных слуг с кухаркой во главе и мои пощёчины за пересоленную похлёбку. Прислушалась к себе и поняла — гадко это и непозволительно. Потому что на их месте в любой момент могу оказаться я сама.

Мне вменялось в главную обязанность то, что было прописано как «Ежедневное сопровождение здоровья сира Брисандра». Не выполнять главное условие договора разрешалось только в дни недомоганий. Болеть запрещалось. Да-да, в случае затяжной болезни контракт разрывался, срок назывался от трёх дней. Очевидно, это был предел возможностей сира Бриса.

Нашла я и тот пункт, про который говорила госпожа. Я действительно могла строить свои отношения с другими мужчинами, если основную обязанность «сопровождения» выполняла “в полном объёме”. Тут я задумалась. Почему госпожа сказала мне об этом? «Кстати» никогда просто так не вспоминается. Она прекрасно знала, что я ни с кем из парней-слуг не дружу, местных тоже не горю желанием узнать. Единственный, кто пока крутился возле меня, это был сир Райан, но думать о герцоге-наместнике с сильнейшими маг-силами как о близком друге было смешно.

И я смахнула эту мысль в сторону. Сир Риз был привлекателен, словно сошедший с иллюстрации в детской книге Основатель, и сила в нём чувствовалась особенная, яростная что ли. Уткнувшись ему в сюртук там, на побережье, я не смогла дать определение запаху, который почувствовала. Это должен был быть металл, как пахнут завитушки на спинке кровати или клинок. Госпожа учила: стихии всегда вызывают ассоциации с предметами, которыми эти предметы управляют. И только с менталистами сложно, они могут пахнуть как угодно, всегда по-разному.

Аура сира Бриса, например, источала аромат цветущего садика с одуряющим запахом роз. Чем больше успокаивался его огонь, тем спокойнее был аромат. Ну, а сир Райан… Его загадка не особо волновала, скорее заставляла возвращаться к себе из любопытства, с каким ребёнок познаёт мир, магический или обычный, — не важно.

Ещё по договору мне полагался один выходной — суббота, который я могла проводить, как угодно. Накапливать выходные запрещалось контрактом, но при желании сопровождать я могла. Пункт был понятен. Сир Брис работал по субботам до полудня, поэтому именно тогда дисбаланс его не должен был особенно беспокоить.

Но было в контракте то, что заставило мой рот открыться в изумлении. Сумма, о которой я до сих пор не имела понятия, — двадцать гольденов в месяц — вдруг оказалась изменена. Почерком господина Уриэна и с подписью сира Бриса было добавлено, что теперь мне причитается сто гольденов в месяц, а так же помощь семьи Эдрихамов в организации собственного дела, если я пожелаю вложить эту сумму во что-либо стоящее.

Моё питание, покупка необходимых вещей, включая одежду, обувь и траты на услуги лекаря в сумму не входили. Чтобы была понятна щедрость господ, поясню: ежемесячный доход моей семьи в лучшее время составлял около двенадцати гольденов, но все они уходили на бытовые нужды и только скопленные — на инструменты отца.

В конце контрактного года я должна буду получить тысячу сто гольденов! От этой суммы у меня забилось в страхе сердце. Мечтать о том, как бы я их потратила, я не торопилась. Семья, возможно, и ждала моего успешного возвращения с толстым кошельком, но… Стоило подумать об этом — испортилось настроение. Я глубоко подышала, прогоняя неприятные мысли и сосредотачиваясь на воспоминаниях о госпоже. Улыбка в ту же секунду непроизвольно растянула мне губы, и стало легче.