Ловушка горше смерти - Климова Светлана. Страница 34

Минутой позже они .уже стояли в коридоре спального вагона, и Марк нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Поезд тронулся, и едва неуклюжее, ящиком, здание вокзала уползло направо, а колеса загремели на выходных стрелках, он, словно и не было паузы, вдруг проговорил:

— Я вижу, ты не понимаешь, о чем я. Не ломай голову. Все это ерунда. Я и сам до конца не разобрался, есть ли тут какой-то смысл. Может быть, мне следовало бы усыновить какого-нибудь парнишку. Вот так — взять и усыновить. Чем не выход?

Адвокат слабо махнул рукой и отвернулся.

— Ну хорошо, хорошо! — воскликнул Марк. — Забудем. — Обеими руками он рванул раму окна вниз — ударило ветром, взлетели желтые занавески. — Все это тебе не по душе, я знаю. Только не надо дуться на меня, Митя.

— Ты, Марк, просто не представляешь себе, о чем речь. Я не говорю уже, что сама по себе процедура довольно сложна…

— Ну, если я не могу украсть или сотворить из воздуха Марка-второго, придется преодолеть и это.

— Для одинокого мужчины это практически недоступно. Этим занимается специальная комиссия, которая никогда не допустит…

Марк прищурился, подставляя разгоряченное лицо ветру.

— Положим, видывали мы комиссии и покруче.

— Да не в этом дело в конце концов.

— А в чем же?

— В том, готов ли ты взять на себя… ну, ответственность, что ли. Но и это еще не все… Вот что, мы когда будем в Москве?

— Около четырех.

— Ну и отлично. У меня есть еще одно дело сегодня, я надеюсь успеть.

Если у тебя ничего срочного, я просил бы тебя поехать со мной. Времени это займет немного.

— Я готов, ты же знаешь. Что-нибудь серьезное?

— Нет. Обычная служебная рутина, но мне кажется, тебе будет любопытно.

— Вот как. Что бы это могло быть?

— Все увидишь на месте, — пообещал адвокат, усаживаясь на откидное сиденье и выворачивая шею, чтобы, не меняя позы, взглянуть на расписание. — Терпение — добродетель мудрых, как любил говорить один хорошо мне знакомый профессор общего права, пересидевший на кафедре трех вождей и завершивший свою карьеру в кресле замначальника управления в доме на Лубянке. Неожиданный, мягко говоря, финал. Тем не менее у нас сохранились вполне теплые отношения. Теперь он на пенсии, разводит лилии под Звенигородом.

Марк не слушал его, рассеянно глядя в окно, за которым перебрасывали эхо пролеты моста через Оку…

На площади у Курского к стоянке такси вилась нескончаемая очередь, но они довольно быстро нашли частника, согласившегося подкинуть их в Сокольники.

Марк сидел молча и, только когда машина, не доезжая Преображенской площади, свернула налево, а затем еще раз и еще, спросил:

— Так куда все-таки мы направляемся? Что за таинственность, Митя?

— Погоди, — отвечал адвокат, кладя руку на плечо водителю. — Все, приехали. Здесь, пожалуйста…

Водитель «Москвича» развернулся и ускакал по щербатому, годами не знавшему ремонта асфальту, и они остались на улице, где по одну сторону тянулся ряд кособоких мещанских построек, а по другую — зеленела чугунная ограда. За ней в глубине виднелся краснокирпичный трехэтажный особняк, совсем почерневший от времени, а далее — серые складские корпуса. Неведомая сила вырвала и опрокинула решетку в двух или трех пролетах, и там, на обгрызенной кирпичной тумбе, расслабленно восседал рослый детина в надвинутой на уши синей фуражке.

Адвокат, однако, проигнорировал пролом с детиной и направился к будке проходной, где вахтер в такой же фуражке приветствовал его кивком.

— Это со мной, — бросил Дмитрий Константинович, проходя без задержки, и Марк последовал за ним по бетонированной дорожке, бордюры которой были свежо выбелены известкой. — Заведение основано известным тебе Алексеем Федоровичем Кони в тысяча восемьсот восемьдесят первом году, то есть ровно сто лет назад, в память убиенного императора Александра. Тогда оно называлось исправительным приютом для малолетних преступников, ныне же это спецшкола Мосгороно, хотя суть осталась той же. Место в известном смысле привилегированное — чтобы сюда угодить, нужно долго ждать очереди.

— Не пойму, я-то тебе зачем понадобился?

— Ты? А так, для общего развития. Разве ты не хотел мальчика? Ты, наверное, и понятия не имеешь, что здесь за контингент. Лингвисты, поэты, актеры, сверходаренные механики и математики… А какие психологи! Это те, что приспособились и выжили. В то же время процентов тридцать из них — потенциальные клиенты психиатра, в частности, «бегуны» — эти регулярно удирают и пропадают на два-три месяца. Бегут без всякой цели, добираясь до Кавказа и Зауралья.

— А охрана?

— Что охрана? Вольнонаемные. Периметр ты сам видел. Тут есть парнишка, который по совершенно отвесной бетонной стене поднимается до уровня четвертого этажа…

— Значит, это не по линии МВД?

— Разумеется, нет. Эти дети неподсудны по возрасту, хотя среди них есть часть совершенно профессиональных правонарушителей. Остальные — из обычных школ, балласт, от которого очень хотели избавиться, или сироты, которым не нашлось места в интернате. Например, потому, что парень не понял, что фломастеры на соседней парте принадлежат не ему… Сюда. — Адвокат поднялся на крыльцо особняка и распахнул дверь, пропуская Марка вперед. — Нас должны встретить. Года три назад я проработал здесь лето воспитателем. У меня было достаточно иллюзий, но со многими пришлось расстаться, когда парнишка, которого я сделал в группе своим помощником, накатал на меня жалобу в прокуратуру, приписав мне все, что с ним проделывали в разных местах за его короткую жизнь.

Там ее и рассматривать не стали — хотя бы потому, что за три месяца я бы не успел сотворить и половину всего этого свинства. Я не был ему понятен, а потому представлял угрозу. Здешним персоналом этот маленький Макиавелли вертел как хотел. О, вот и Татьяна Наумовна…

Навстречу им по коридору шла гвардейского роста блондинка в узкой юбке с разрезами по бокам и пестрой шелковой блузе с бантом у горла. Свою небольшую голову она несла твердо, пышные волосы развевались на ходу, каблуки отщелкивали расстояние с неумолимой точностью. При виде чужих ее замороженное лицо распустилось в приветливую улыбку:

— Дмитрий Константинович!.. А мы вас ждали еще днем. Проходите ко мне, я сейчас пошлю за Пановым. Ребята в мастерской.

Они вошли в кабинет, где, кроме голого стола, телевизора и шеренги жестких стульев из гнутой фанеры у стены, ничего не было. Когда дверь за блондинкой закрылась, адвокат, со вздохом опускаясь на сиденье, проговорил:

— Татьяна Наумовна — обыкновенная садистка, рекомендую. Почему ее и привлекает эта работа. Где бы еще она смогла так развернуться…

— Их что — бьют?

— Персонал — практически нет. Все делается руками самих детей. В их среде выращивают мелких паханов, которые и осуществляют карательные функции.

Кайф Татьяны Наумовны — в сладострастном уничтожении личности маленьких мужчин.

Ей много не везло в интимной жизни. Принцип прост: попадая сюда, ребенок лишается всяких прав, в том числе и прав человека. Считается, что от этого он испытывает благотворный шок, возвращающий его в лоно общества.

— А что они делают в мастерской?

— Как — что? Работают. Бьют жидов. Это местный термин. Сколачивают ящики для овощей. Спецшкола — рентабельное предприятие, на деньги, заработанные ею, ГОРНО содержит три других интерната. Обычный принудительный детский труд.

Здесь сто шестьдесят человек. От восьми до пятнадцати лет. А чего еще ожидать?

Труд у нас, как известно, — от всех болезней.

— Слушай, Дима, но за что все-таки они здесь?

— Драки, кражи. Соучастие в грабежах. Наводки. Бродяжничество. Как правило, их используют взрослые, а потом подставляют. Эти идут через милицию.

Много таких, которых невзлюбила, скажем, учительница в начальных классах. Я сам видел, как ради того, чтобы избавиться от такой паршивой овцы, три десятка детей превращают в сексотов, чтобы накопить факты для комиссии по делам несовершеннолетних… Да мало ли… Опять же распавшиеся полуинтеллигентные семьи. Отец ушел, мать в отчаянии, ребенок отбился от рук. Тут срабатывает комплекс Медеи — мать начинает делать все, чтобы ухудшить положение. В конце концов сама же и сдает сына сюда, порой почти сразу отказываясь от родительских прав. Своего рода месть отцу. Но ему-то, как правило, уже на все наплевать…