Имя мое легион - Климов Григорий Петрович. Страница 14

– Борис Алексаныч, если это не секрет, что вы делали в Америке?

– Я был в составе советской делегации в Объединенных Нациях. Но работал я по линии пропаганды – разъединял эти самые нации.

– Бросьте вы эту политику, – перебила Милиция Ивановна. – Расскажите лучше какой-нибудь новый американский анекдот.

– Ну вот, заходит один еврей в публичный дом, – Борис оглянулся на закрытую за подругами дверь, – и говорит: «Я хочу любовь по-еврейски». Бандерша говорит: «Я знаю любовь по-французски и прочие фокусы… Но любовь по-еврейски? В первый раз слышу!» Потом одна из девочек говорит: «А я знаю». Пришли они в комнату, а девочка смущается: «Знаете, я вам соврала. Я не знаю любовь по-еврейски. Но дела у нас в бардачке сейчас плохи, и если хотите, то вы – можете иметь то же самое, но за полцены». Еврей обрадовался и говорит: «Так это же и есть любовь по-еврейски!»

– Бедные евреи, – улыбнулась Милиция Ивановна. – Значит, и в Америке про них тоже анекдоты рассказывают. Только, Борис Алексаныч, имейте в виду, что Лиза Чернова полуеврейка. Ее отец из Шварца стал Черновым. Так что не рассказывайте при ней еврейские анекдоты. Будьте с ней поделикатнее.

Покончив со своими женскими делами, Нина с подругой вышли в гостиную. Хотя Лиза Чернова была полуеврейкой, но по виду в ней не было абсолютно ничего еврейского. Это была довольно привлекательная соломенная блондинка с серыми глазами, прямым носиком и маленькими, как у мышки, зубками.

Когда Милиция Ивановна знакомила Лизу с Борисом, Лиза сделала недовольное лицо и сразу же повернулась к Борису спиной. Затем она принялась трещать так громко, что только ее и слышали. Разговаривала она со всеми, за исключением Бориса, которого она демонстративно игнорировала, словно это пустое место.

Видя столь явную антипатию, он сидел и думал, как же завязать с этой девицей дипломатические отношения. Больше всего женщины любят комплименты. Насчет платья или еще чего-нибудь. Но одета Лиза неряшливо и выглядит так, как будто она не умывалась. Единственное, что у Лизы приличное, – это сумочка, которую она швырнула на стол как раз перед носом Бориса.

Собираясь сделать сумочке комплимент, он машинально потрогал ее рукой. Но хотя Лиза сидела к нему спиной, в противоположность Нине, глаза у нее оказались на затылке. Она предупредила его комплимент так быстро, словно она только и ждала этого момента.

– Вы что это, всегда по дамским сумкам шарите? – спросила она голосом, сочащимся от яда. – И в трамваях тоже?

От такого неслыханного хамства у Бориса захватило дыхание. С трудом сдерживаясь, он перебирал в уме все возможности ответа на подобный вопрос. А Милиция Ивановна еще специально просила, чтобы он был с Лизой поделикатнее.

Папа хотел сказать что-то в защиту гостя, но сначала посмотрел на маму. Мама тоже хотела что-то сказать, но предварительно посмотрела на дочь. А монна Нина сидела и приятно улыбалась.

Видя такую реакцию хозяев дома, гость тоже смолчал и только бросил Нининой подруге многоговорящий взгляд. Та ответила ему взглядом, полным откровенной ненависти. Только он приоткрыл рот, чтобы отдышаться, как агрессивная Лиза уже заскочила вперед.

– Не разевайте рот – я с вами и разговаривать не хочу! – презрительно процедила она и опять повернулась к нему задом.

От такой оперативности растерялся даже такой специалист психологической войны, как инструктор агитпропа.

– Ну и язычок же у вас, – пробормотал он. – Знаете, в аду каждого наказывают тем, чем он грешит… Смотрите, придется вам лизать языком горячие сковородки…

Лиза подскочила, как на горячей сковородке:

– Это еще что за намеки? Вы лучше свой язык за зубами держите! А то еще и по физиономии получите!

Инструктор агитпрома из предосторожности отодвинулся на диване подальше и закинул ногу за ногу. В случае агрессии эта чертова девица наткнется на вытянутый ботинок и остынет. Застраховавшись таким образом, он сказал:

– Знаете, Лиза, в Талмуде говорится, что если змея повстречает менструальную женщину, то даже ядовитая змея поспешно уходит в сторону. Скажите, что у вас – менструация? Или вы всегда такая сумасшедшая?

Лиза сидела и скрежетала зубами. Опасаясь, что новое знакомство может перейти в рукопашную, Милиция Ивановна решила вмешаться:

– Борис Алексаныч, как вам не стыдно обижать слабых женщин? Ведь они созданы, чтобы украшать вашу жизнь. Но инструктор агитпропа не сдавался:

– Да-а-а, и потому в Талмуде есть специальная молитва, где евреи каждое утро благодарят Иегову, что он не создал их женщиной. – Он посмотрел на часы: – Лиза, давайте я лучше провожу вас домой.

– Упаси Бог! – фыркнула Лиза. – Лучше уж я останусь ночевать здесь. Милиция Ивановна, вы не возражаете?

– Конечно нет, – согласилась мама.

– Ну вот и прекрасно, – с открытым ехидством и скрытым торжеством пропела Лиза. – Тогда я остаюсь здесь!

Таким образом исход, сражения был решен. Лиза моментально зевнула и заявила, что она хочет спать. Нина тоже зевнула и, даже не попрощавшись с гостем, ушла с подругой в свою спальню. Гоняло Мученик проводил Бориса, потом уселся в свое продранное кресло и уныло сказал:

– Помнишь, недавно соседи подарили Нине белых мышей?

– Что, опять новых мышат наплодили?

– Не-ет, вчера она скормила всех этих мышей кошке, – Отец поморщился и кивнул на сиамскую кошку, которая дремала на коленях Милиции Ивановны.

– Ну, значит, эти мыши ей надоели. – Милиция Ивановна погладила кошку по животу. – Ну как, Мурка, вкусные были мышки?

– А Нина стояла рядом и смотрела, – пробормотал отец. – Мерзавка…

– Ты лучше не философствуй, сказала мать. – Ты лучше пойди на кухню и помой посуду.

Глава 4

«Профсоюз святых и грешников»

Чтобы иметь время для работы над своей новой книгой, Борис Руднев по соглашению с агитпропом для проформы числился членом редколлегии дома чудес. Но большую часть времени он сидел дома и с карандашом в руке охотился за советскими людьми нового типа – гомо совьетикус.

Однажды Борис переходил улицу Горького. Вдруг раздался резкий милицейский турчок. На посту стоял и улыбался старый знакомый – сержант милиции Ковальчук:

– Здравия желаю, товарищ Руднев! Как поживаете, что поделываете?

– Да вот, пишу потихонечку.

– Я тоже пишу – протоколы. Пишу-пишу, а толку мало. А вы что пишете?

– Книжку. Про советских людей нового типа.

– Э-э, раз типы; так уж это по моей профессии. Кого ни приведут – сразу по морде вижу, что за тип. Только послушайте старого милиционера, товарищ писатель. Все это старые типы на новый лад: пьяница есть пьяница, воришка есть воришка, а жулик, как был жуликом, так жуликом и остался. В общем, горбатого могила исправит:

Прощаясь, сержант лихо отдал под козырек:

– Если вам, товарищ Руднев, потребуются типы для книжечки, так заходите к нам в участок. У нас в подвале всегда полно всяких типов. Может быть, подберем что-нибудь и для вашей книжечки.

Тем временем в странах народной демократии Восточной Европы опять запахло беспорядками. Это были результаты тех либеральных послаблений, которые ввели после смерти Сталина: восстание в Восточном Берлине в 1953 году, потом восстание в Будапеште в 1956 году. В таких случаях по закону кнута и пряника в ход пускали танки и… пропаганду.

В ожидании новых беспорядков в хитром доме агитпропа стали готовить всякие успокоительные пилюли. И при этом вспомнили про книгу Бориса Руднева «Душа Востока».

В этой книге описывалась жизнь советских оккупационных офицеров в Восточной Германии. Написана она была довольно дружелюбно по отношению к побежденным, и тогда это вызвало недовольство агитпропа.

– Говорят, вы там с немками шуры-муры разводили, – сказали автору. – Вот они вас и распропагандировали.