Подражание королю - Климова Светлана. Страница 3

Отсиживавшегося в салоне подполковника словно пружиной выбросило.

Вцепившись в ворот куртки охранника, он сипло проорал:

— Я тебя, поганец, с дерьмом сожру! Ты у меня ответишь!

Юрчик залопотал невнятное. Лицо у него сделалось багровое и беспомощное, а пухлые губы шлепали, словно не находя одна другую.

При виде этой сцены Александр, сделавший стойку, еще когда джип так неожиданно вернулся, оторвался от коллег, обогнул длинный багажник «бентли» и оказался вплотную к подполковнику, который как раз в эту секунду длинно выматерился и хрястнул кулаком по капоту «хонды», принадлежавшей мэрии.

— Что-то случилось? — спросил Александр, сунув в рот незажженную сигарету.

— Это еще кто? — взревел подполковник. — Убрать! И по-быстрому! Все отменяется! Никаноров, связь мне с управлением!

— Как это — отменяется? — вроде бы удивился Александр. — В чем, собственно, дело?

— Вали отсюда, — буркнул подполковник, принимая трубку рации, и сразу же закричал в нее, будто под огнем противника:

— Липкин? Липкин, Проценко говорит. Давай мне сюда группу… Что? Группу, говорю, давай, и живо. У нас? Не для эфира. Эксперт еще не ушел? Нет? Разыскать. Собаку пусть берут. Через сорок минут чтоб были на месте. Все. Нет, пока никому не докладывать…

Он швырнул трубку водителю и свирепо вытаращился на охранника:

— Чего стал? Давай закрывай посиделки и поехали. Покажешь дорогу.

Секьюрити, твою мать… Ты там хоть не наследил по дурости?

— Н-нет… Там и без меня… натоптано, — проговорил охранник с такой интонацией, будто его слегка придушили.

Александр молча отрулил за борт лимузина и, не возвращаясь к коллегам, двинулся прямо к ограде. Перемахнув штакетник, он пересек проселок и уже во второй раз за сегодня ступил на свекольное поле. Несмотря на сумерки, он почти сразу отыскал глубокие следы собственных сапог, а рядом — цепочку отпечатков легкой женской обуви. На секунду пожалев о том, что они с Даниленко так и не успели прикончить «Абсолют», он зашагал широко и размашисто и успел одолеть метров триста, когда с проселка, огибавшего поле, донесся натужный вой мотора.

Автомобиль полз на второй скорости, и у журналиста окрепла уверенность, что у цели он окажется раньше подполковника.

Поле лежало горбом, и только поднявшись на вал, Александр увидел, как темнеет сквозь мглу лесополоса, у дальнего края которой должна была располагаться часовня. Он принял правее и, прыгая по гребням борозд, продвинулся еще на сотню метров. Теперь он довольно отчетливо мог различить, как желтеют на фоне черных стволов бревна нового сруба и как кружат, переговариваясь, галки над вершинами. Туман здесь был заметно реже, начало задувать.

Под своим красно-синим балахоном с веревочными завязками Александр взмок как мышь, но скорости не снижал, думая только, чтобы успеть до того, как подъедет начальство. У него не было ни минуты, чтобы строить версии — да и какие, к черту, версии? Еще сотня шагов — и все прояснится. Это потом уже разные холуи начнут пудрить мозги, изворачиваться и по капле цедить информацию…

Пахота внезапно кончилась, и он зашагал ровнее, чувствуя под ногами неглубокий снежный покров и стебли прошлогодней полыни. Мышцы ног от непривычного напряжения противно дрожали, и потребовалось время, чтобы восстановить сбитое дыхание.

Еще через полсотни метров он ступил на вытоптанный участок грунта, усыпанный мелкой щепкой и строительным мусором. Отсюда он хорошо видел часовню, смахивающую на поставленный стоймя печатный пряник, увенчанный ребристой оцинкованной луковицей, ступени, ведущие ко входу в нее, и массивный замок на двери. Над дверью болталась гирлянда искусственной зелени с крупными, неизвестного вида пластиковыми цветами, а вокруг не было ни души.

Александр остановился, и, едва смолк звук его шагов, ему почудилось, что он оглох. Тишина была бы совершенной, если бы не умиротворенные голоса птиц, устраивавшихся на ночлег, да шорох ветра в кустах. Все, что произошло во дворе приюта, — эта коротенькая. паника, отчаянный страх в глазах охранника, ошалелая ругань подполковника — на миг показалось нереальным.

Ошибка?

Репортер закурил, прикрывая зажигалку ладонью, и двинулся влево, огибая часовню. Здесь мусора оказалось еще больше, под ним не видно было снега. Жадно затягиваясь, Александр окинул постройку взглядом с тылу и неторопливо спустился по заснеженному скату к развалинам хозяйственных построек.

Внизу ему пришлось перепрыгнуть небольшой ров, с двух сторон углом охватывающий площадку с часовней. На противоположной стороне он на секунду остановился, балансируя, — подтаявший за день снег уже начал схватываться ледяной коркой, — ступил шаг, другой, треща сухим буреломом, и вдруг почувствовал, как его левая нога увязла в чем-то мягком.

Александр машинально попытался освободиться, а когда это удалось, пнул носком сапога груду ветоши, попавшуюся под ноги, — и сейчас же понял, что это никакая не ветошь, а дымчато-серое долгополое норковое манто, сбившееся в неопрятный ком.

На секунду он оцепенел, разглядывая благородно отсвечивающий в сумерках мех, местами испачканный чем-то вроде графитной смазки, а когда поднял глаза — прямо на него, слегка щурясь в сумерках, пристально смотрела Капитолина Васильевна Шебуева.

Следует признать, что в это мгновение самообладание действительно покинуло ведущего журналиста радио «Апогей-М». Он уронил сигарету и постыдно засуетился, шаря по карманам, словно там и в самом деле могло оказаться нечто совершенно необходимое при таких обстоятельствах, а затем опустился на колени и осторожно, будто опасаясь спугнуть добычу, начал продвигаться вперед.

За пять лет своей репортерской службы он навидался всякого, крови не боялся ни чужой, ни своей и был достаточно циничен, чтобы понимать, что жизнь человека сегодня — да и всегда — не стоит ни гроша; но то, что сейчас находилось перед ним, пронзило его каким-то тупым потусторонним ужасом.

В трех метрах от Александра возвышался массивный обрубок старой липы высотой около полуметра. Строители смахнули дерево за ненадобностью — половина ствола сгнила и при падении могла зацепить кровлю часовни. Пень покрывала подушка грязноватого, подтаявшего с краев снега, в центре которой стояла — именно стояла! — голова Капитолины Васильевны, остро и вопросительно глядя из-под пухлых розовых век на журналиста. Полную голубоватую шею женщины окаймлял валик напитанного темной влагой снега, похожий на ворот толстого свитера, а бриллиантовые слезки в мочках ушей слегка подрагивали, роняя блики.

Всякие следы спиртного испарились из организма журналиста. В висках застучало, как после бессонной ночи, челюсти свело от подступившей едкой кислоты, но он все же ухитрился настолько продвинуться вперед, чтобы разглядеть, что кожа этого мертвого женского лица покрыта мелкими каплями влаги, словно оно недавно умыто снегом, а на щеке аккуратно выведена загустевшей кровью цифра "3", от которой к скуле сползал лаково блестящий потек. Но больше всего его поразило, что соломенно-золотистые фальшивые локоны Капитолины оставались в полном порядке, словно ничья рука. к ним не прикасалась, а черно-фиолетовые вспухшие губы слабо улыбались.

Александр стремительно обернулся, ища глазами остальное, но с ветром накатил приближающийся гул машины, запрыгали на бревенчатых стенах часовни отблески противотуманных фар, и он тут же вскочил на ноги, лихорадочно соображая, как действовать дальше.

Находиться здесь ему не следовало ни при каких обстоятельствах. Он уже и без того натоптал вокруг сапожищами, но это, пожалуй, было не так важно. Мало ли кто здесь шлялся в последние дни. А вот если его накроют с глазу на глаз с останками вице-президента Евроазиатской ассоциации, последствия могут оказаться тяжелыми. Ведь тот ловкач, который подстерег здесь Капитолину, наверняка уже далеко, а следствию нужна пожива хотя бы на первое время.

Дальнейшее он мог представить, и поэтому, ни секунды не колеблясь, обогнул чернеющий обрубок, перескочил через остатки изъеденного водой фундамента из бутового камня, продрался сквозь кусты и оказался в гуще лесополосы. Здесь было темнее, но под ногами чувствовалась тропа, и Александр, пригибая голову и прикрывая лицо локтем от невидимых в сумраке ветвей, побежал, прыгая, как заяц, и петляя, в сторону, противоположную той, откуда слышался звук мотора.