Солнце в Овне (СИ) - Франц Хельга. Страница 4
Почти сразу оттуда выходит, чуть прихрамывая, Илья с ноутбуком под мышкой. Даже не удостоив меня взглядом проходит мимо и скрывается в коридоре, откуда я только что пришла.
— И тебе хорошего вечера. — Шепчу себе под нос.
Большую часть времени тут такая тишина, как будто все вымерли. Я ещё ни разу не заметила, чтобы работающие здесь люди между собой разговаривали.
Это же ненормально. Как роботы. Каждый занят своим делом.
Может Яровой им запрещает. Например, лишает премии, если замечает, что кто-то чешет впустую языком. Я бы не удивилась, если бы так и было на самом деле.
Этот может. Думаю, даже увольнением бы не погнушался наказать.
Они все тут как будто выдрессированы.
Нездоровая для меня обстановка.
Я к другому привыкла.
Сразу к общению я не стремлюсь. Нет. Сначала присматриваюсь. Но совсем без него мне тяжко придется.
Я люблю разговаривать с людьми. Мне нравится за ними наблюдать. Изучать их поведение, делать выводы об их характере. Это для меня своего рода тренировка. Такие навыки помогают более точно понять то, что написано в натальной карте человека.
А эта замкнутость мне чужда.
Глава 6
Поднимаюсь в спальню, так никого больше на пути и не встретив.
Даже звонка телефона ни разу не слышала. Хотя знаю, что Артём никуда не уезжал.
Сразу после ужина он ушел в свой кабинет, предоставив меня самой себе.
Открываю дверь и осторожно заглядываю внутрь. Вдруг пока я гуляла, Яровой уже поднялся и завалился спать.
Никого.
Смело захожу в комнату. Закрываю за собой дверь, прислушиваюсь.
Из ванной и гардеробной тоже не доносится ни звука.
Прохожу сначала в одно помещение, выбрав вместо ночнушки пижаму, хотя обычно предпочитаю первое. Но тут уж действуем по обстоятельствам. Не хочу лишний раз провоцировать своего цербера.
Затем иду в ванную, чтобы приготовиться ко сну, не забыв запереть дверь на защелку.
Приняв душ, одеваю шелковую темно-зеленую пижаму. Да, себя я люблю. На пижамах, сорочках и белье не экономлю.
А что ещё остаётся, когда любить больше некому? Только заменить эту нехватку близких людей на приятные маленькие подарки самой себе.
У меня это выливается в покупки всяких мелочей для себя любимой. Балую свою маленькую девочку в душе и получаю удовольствие.
Просто уже почти десять лет я сирота. Родители ещё в детстве погибли. Летали в отпуск. Авиакатастрофа.
Я их плохо помню. Воспитывала меня бабушка.
Она была замечательная. Добрая. Всегда меня во всём поддерживала. Называла меня солнышком из-за цвета моих волос и веснушек. Всегда повторяла, что даже имя у меня «солнечное» — Алёна.
Но едва мне исполнилось шестнадцать, бабушки не стало. И почти на два года меня забрали в детский дом.
Это было тяжелое для меня время. Оно меня закалило. Научило ценить жизнь. Рассчитывать только на себя.
Там я столкнулась с людской злобой, неконтролируемой агрессией и буллингом. Там научилась от всего этого защищаться.
Не впускать в душу. Не давать себя разрушить.
Именно с тех пор в случае опасности в моём мозгу начинает долбить мысль: «Выжить любой ценой. Продержаться ещё день. Завтра может всё измениться.»
Она уже стала девизом по жизни в трудные моменты. Сама автоматически всплывает.
Смотрю на себя в зеркало в ванной.
Мне идёт зелёный цвет к моим рыжим волосам.
Они у меня очень длинные. Ниже крестца.
Начинаю заплетать их в косу перед сном. Мне так удобнее. Бабушка с детства приучила. Утром легче расчесать потом.
Выбираю половину кровати подальше от двери. Ложусь, зарываясь в покрывало до самого подбородка.
Жду.
Мне тревожно. Я не знаю, чего ждать от Артёма. Как он себя поведёт в следующий момент.
По его лицу ничего не прочитать. Вроде с виду серьёзный. Никаких знаков внимания в мою сторону не наблюдается.
Может пронесёт, и он не придёт сюда ночевать.
Из-за переживаний и нервозности я всё время ворочаюсь и не могу уснуть. Прислушиваюсь к каждому шороху в доме.
Мне некомфортно тут. Чужой дом. Мрачно. Я всё время в состоянии боевой готовности. Это напрягает.
Как в детском доме.
Уже в который раз я вспоминаю те годы, которые когда-то поклялась себе забыть и выбросить из памяти.
Но та ситуация, в которую я попала, всё время возвращает меня подсознательно к неприятному периоду моей жизни.
Возможно, потому что ощущаю я себя здесь также, как там. Я всё время настороже. Жду от окружающих меня людей подвоха. Подозрительно за всеми наблюдаю.
В какой-то момент дверь в комнату открывается, прерывая мои неспокойные мысли. Я даже не слышала его шагов на лестнице. Так задумалась.
Резко зажмуриваюсь и замираю в позе опоссума: «Я умерла. Меня не трогать.»
Но ничего страшного не происходит. В комнате свет так и не включается. Артём заходит в ванную, свет из которой, попадая в спальню, слегка освещает кровать. Слышится шум воды.
Через некоторое время щелкает выключатель в ванной. Всё опять погружается в темноту.
Я лежу на боку, спиной к двери. Поэтому только по прогнувшемуся матрасу понимаю, что Яровой наконец лёг спать.
Никаких попыток ко мне прикоснуться.
Никаких пожеланий «Спокойной ночи».
Замерев, я ещё некоторое время настороженно прислушиваюсь, готовая в любой момент выскочить из кровати и броситься наутёк.
Но нет. Всё спокойно. И судя по равномерному дыханию, Артём уже спит.
Завидую. Мне бы так быстро вырубаться.
Я успокаиваюсь. Кажется, пронесло. На горизонте всё спокойно.
Незаметно для себя проваливаюсь в сон.
Глава 7
На протяжении нескольких последующих дней я пытаюсь найти подходящую для работы комнату. Каждый день перехожу в новую, пытаясь отстраниться от обстановки и сосредоточиться на работе.
Не получается. Не выходит расслабиться.
Раньше моя работа доставляла мне удовольствие. А сейчас я постоянно напряжена.
Это раздражает и выбивает из колеи.
К тому же работать приходится в спальне, потому что все комнаты на втором этаже — это гостевые.
И когда мой взгляд в очередной раз падает на кровать, я вспоминаю свои ощущения и мысли в то самое первое утро в этом доме.
Проснувшись, с удивлением замечаю, что моя коса расплетена, а волосы во сне растрепались.
Поворачиваюсь к другой половине кровати, но там уже никого нет. И только вмятина на подушке и его мужской аромат говорят о том, что Артём провёл рядом со мной всю ночь.
Смутно, словно сквозь вату, припоминаю сон про бабушку и ощущения поглаживания по моим волосам. Она любила так делать — гладить рукой мои волосы.
Но в свете сегодняшнего утра и расплетённой косы, я уже не уверена, что это был просто сон. Ну не могла такая длинная коса сама распутаться.
За все мои двадцать пять лет ни разу такого не было.
Неужели Артём? Зачем?
Странно всё это.
Чёрт! Теперь попробуй их расчеши.
Тряхнув головой и отбросив тревожные мысли, встаю и иду умываться и собираться, чтобы встречать новый день.
Больше такого не повторялось. Каждое последующее утро коса была неизменно заплетена.
Артём ночевал в одной со мной комнате, но никогда не прикасался и не заговаривал. Чаще всего он ложился очень поздно. А вставал и уходил, когда я ещё спала.
И я про это благополучно забыла. А сегодня что-то снова навеяло.
Осматриваюсь вокруг. Днём солнца в окна попадает мало. Я так не люблю.
И это касается всех комнат на втором этаже. Моя творческая личность бунтует. Ей не нравится.
Недовольная результатами своей работы за день спускаюсь на ужин. В столовой, как всегда, мы с Артёмом одни.
Молча сажусь и, тихо пожелав приятного аппетита, приступаю к еде.
— Из-за чего такой хмурый вид? — Неожиданно спрашивает Артём.
Я удивлена. И, наверное, со своими распахнутыми глазами снова похожа на этого долгопята, с которым меня уже сравнивал Яровой.