Последний вальс - Бэлоу Мэри. Страница 13

Но Кристина не в силах была сосредоточиться на словах тетушки. Во что она позволила себя втянуть? Она вынуждена была бы согласиться на это безумие, если бы граф приказал ей. Но ему это было не нужно. Он всего лишь обозвал ее трусихой, и она ответила на брошенный ей вызов как вспыльчивая девчонка. Теперь отступать поздно.

Она будет танцевать вальс. Во всяком случае, попытается это сделать. С ним. Кристине непереносима была мысль о том, чтобы просто дотронуться до него, не говоря уже о том, чтобы смотреть ему в глаза и стоять всего лишь на расстоянии вытянутой руки от него.

И все же на протяжении последнего часа Кристина танцевала, хотя и стояла без движения у дверей. Она танцевала с ним, как не раз делала это на балах в Лондоне. Ей доводилось танцевать с разными партнерами, но с ним все всегда было иначе. С ним она парила в облаках. Она даже совершила глупость, сказав ему как-то об этом. И в ответ он взял ее руки и поднес их к губам, глядя ей в глаза так, как мог смотреть только он один…

Кристина стояла у дверей танцевального зала, отчаянно желая танцевать — танцевать вальс. С ним. И вновь и вновь спрашивая себя, есть ли в танцах что-то действительно греховное. Гилберт всегда говорил, будто танцы придуманы для того, чтобы пробуждать в людях непристойную страсть. О да, в его словах действительно была доля правды.

Когда граф вывел ее на середину зала, Кристина с тревогой поняла, что он не собирается начинать все сначала. Он подошел ближе, положил ладонь на ее талию, и Кристина с ужасом ощутила исходящий от нее жар, просачивающийся сквозь ткань платья и сорочки. И его беспокоящую близость. Внезапно ей показалось, что он стал выше и шире в плечах и… еще мужественнее, чем прежде. Она подняла левую руку и положила ее графу на плечо, ощутив под пальцами тугие мускулы. Обнаженная кожа его шеи и подбородка оказалась так близко. Впрочем, как и его лицо. Граф взял ее правую руку в свою.

Кристину охватило невыносимое волнение, и ей потребовалось собрать волю в кулак, чтобы сохранить видимость ледяного спокойствия. Теперь, когда она заняла место Мэг, все выглядело еще более чувственным, еще более непристойным. Неудивительно, что золовка никак не могла сосредоточиться на шагах.

— Вспомните три основных шага, — произнес граф, словно прочитал ее мысли. — Вы начинаете с левой ноги, а потом просто следуете за мной.

Просто!

— Это невозможно, — произнесла Кристина и тут же пожалела об этом. Ее голос звучал хрипло и прерывисто, как если бы она пробежала несколько миль. Она чувствовала себя так, словно из танцевального зала вдруг откачали весь воздух. Исходящий от графа еле заметный мускусный аромат кружил Кристине голову. Внезапно она поняла, что никогда не была так близка с Гилбертом, если не считать их коротких встреч в постели.

— Тетя Ханна? — произнес граф, а потом опять обратился к Кристине: — Расслабьтесь, миледи.

С таким же успехом он мог бы попросить ее превратиться в крылатого носорога. Ее ноги и руки внезапно одеревенели, а мысли пустились в дикий пляс.

После нескольких бесплодных попыток начать танец Кристина начала уже жалеть бедную тетю Ханну, которой вновь и вновь приходилось играть вступление. Ничего у них не получится.

Но прежде чем предпринять очередную попытку, граф вдруг заговорил.

— Кристина, — тихо произнес он, — посмотрите на меня. Почувствуйте ритм. Почувствуйте меня.

Кристина не была уверена, намеренно ли он сделал так, чтобы его слова прозвучали непристойно. Но она подчинилась. Кристина отчасти чувствовала себя униженной из-за того, что не могла повторить простейшие танцевальные па. Но ее также раздражал тот факт, что свидетелем ее унижения будет он.

Сначала Кристина смотрела на стену поверх плеча графа. Теперь же сосредоточила взгляд на его лице, находящемся так близко от ее лица. Ей не нужно было смотреть графу в глаза, а сосредоточиться, например, на его подбородке или губах. Но она смотрела ему именно в глаза, потому что, заглянув в них, уже не могла отвести взгляда. На этот раз, когда раздались первые аккорды, Кристина сделала шаг левой ногой и последовала велению музыки, вместо того чтобы сосредоточенно считать. Она забыла обо всем, кроме звучащей в зале мелодии и движений своего партнера.

Она вдруг поняла, что следует за ним, ведомая интуицией, чувствуя его и понимая, куда он поставит ногу в следующий момент. Она ощутила ритм и, расслабившись, полностью растворилась в нем. Ей не нужно было больше считать, концентрировать внимание на шагах и думать, не наступит ли она в следующий момент на ногу своего партнера. От нее требовалось лишь позволить ему вести.

Иногда глаза графа подергивались поволокой. Так было и сейчас, когда он слегка опустил веки, — такой знакомый взгляд. Его рост, его близость, исходящий от его тела жар и аромат одеколона больше не казались пугающими. Они сомкнулись вокруг Кристины подобно раковине, окутали ее чувственным удовольствием, защитили от всего, что угрожало извне.

Спустя несколько мгновений Кристина смутно осознала, что характер движений графа немного изменился. Теперь они не топтались на небольшом пятачке, а кружили по всему залу, привставая на мыски и поворачиваясь в такт музыке. И Кристина вдруг почувствовала то, чего не чувствовала на протяжении многих лет и считала, что уже никогда не почувствует. Она почувствовала рвущуюся из груди радость:

Джерард. Ах, Джерард.

Она не знала, сколько секунд или минут прошло, прежде чем он заговорил.

— Вот видите? Это не так уж невозможно.

Его голос разорвал чары, и Кристина вдруг осознала, что происходит. Она танцует. И танцует вальс. Она кружит по залу, поддерживаемая сильными руками мужчины, улыбается ему, наслаждается каждым мгновением танца и мечтает, как когда-то, о нем и о себе. Она позволила себя соблазнить, позволила этому произойти, как если бы совсем не имела воли и собственных принципов.

Кристина словно бы вновь превратилась в наивную неосмотрительную девочку, а он — в испорченного, пользующегося успехом юношу.

Кристина сбилась с ритма, и они остановились.

Маргарет тут же зааплодировала, и тетя Ханна с готовностью присоединилась к ней.

— О, как красиво вы танцевали, Кристина! — с тоской в голосе воскликнула Маргарет. — Но скажи, ради Бога, откуда ты знала, когда нужно развернуться и куда поставить ноги?

— Теперь вы должны признать, что я была права, — произнесла тетя Ханна. — Ну разве этот танец нельзя назвать самым романтичным из всех существовавших доселе, Кристина?

— Ни в коем случае, — ответила графиня, высвобождая руку и делая шаг назад. — Уверена, наши соседи будут возмущены, если мы включим его в программу рождественского бала. Его нельзя танцевать. Мы же не хотим, чтобы наши гости почувствовали себя неуютно. — Кристина определенно почувствовала себя крайне неуютно, вспомнив, что еще несколько мгновений назад забыла обо всем на свете, кроме танца и… своего партнера.

— Я научусь этому танцу, даже если мне придется умереть, — заявила Маргарет.

— Не думаю, что до этого дойдет, дорогая, — заверила ее тетя Ханна. — Завтра у тебя получится намного лучше, помяни мое слово.

— Те из соседей, кто умеет танцевать вальс, непременно захотят блеснуть своим мастерством, — произнес граф. — А те, кто не умеет, с удовольствием посмотрят на танцующих. Мы покажем им класс, миледи. Вы и я.

— Но я вообще не собираюсь танцевать, — холодно напомнила графу Кристина. Она уже заметила, что мечтательное выражение покинуло его глаза. Теперь они смеялись над ней. — Я буду хозяйкой бала, милорд, буду встречать гостей и прослежу за тем, чтобы ни одна юная леди не осталась без партнера. Но танцы для молодежи.

— Совершенно верно, — согласился граф. — Вот мы с вами и станцуем вальс.

— О да, Кристина, — подхватила леди Ханна. — Вы в самом деле должны танцевать. У вас получается чудесно, а ведь это ваша первая попытка. Кроме того, вам всего лишь двадцать восемь лет. Вы еще очень молоды.