No Logo. Люди против брэндов - Кляйн Наоми. Страница 65
Этого невысокого человека с глубоким и сильным голосом избиратели любят за ту непримиримую позицию, которую он занимал в вопросах прав человека и демократии во времена жестокого правления Фердинанда Mapкоса. Но в день нашего знакомства мэр выглядел усталым от бессилия хоть что-нибудь изменить к лучшему.
— Мы не можем предоставить людям даже самых элементарных услуг, каких они вправе от нас ожидать, — сказал он с явно ставшей уже привычной яростью. — Нам нужна вода, нужны дороги, медицинское обслуживание, образование. Люди ожидают, что мы дадим им это все сразу: они думают, что мы получим налоговые деньги из зоны.
Мэр убежден, что всегда найдется страна — будь то Вьетнам, Китай, Шри-Ланка или Мексика, — готовая предложить еще более низкую цену. И в процессе этих торгов городки типа Розарио будут продавать свой народ, жертвовать своей системой образования и уничтожать свою природу.
— Эти отношения должны быть взаимовыгодными, симбиотическими, — говорит Рикафренте об иностранных инвестициях. — Они зарабатывают на нас деньги, значит, и правительство должно получать деньги от них. Это должен быть совсем другой Розарио.
Итак, раз уже стало ясно, что эти заводы не приносят налоговых денег и не создают никакой местной инфраструктуры, что все произведенное на них добро экспортируется — почему же тогда страны вроде Филиппин по-прежнему лезут вон из кожи, чтобы заманить их в свои границы? Официальная причина — теория «просачивания благ сверху вниз»: свободные экономические зоны создают рабочие места, и доходы, которые получают рабочие в конце концов приведут к повышению внутреннего спроса и к существенному росту местной экономики.
«Нестыковка» в этой теории очевидна: оплата труда в зонах настолько низкая, что рабочие тратят большую часть денег на общежитие и транспорт; остаток же уходит на макароны и рис с лотков, выстроившихся за воротами. Они и помыслить не могут о том, чтобы позволить себе те самые потребительские товары, которые они производят. Эта низкая оплата — отчасти результат жесткой конкуренции за размещение фабрик со стороны других развивающихся стран. Но самое главное здесь то, что правительство следит за исполнением собственного трудового законодательства без малейшего рвения, боясь спугнуть «ласточек». Поэтому права трудящихся нарушаются до такой степени, что у них почти не остается шансов просто прокормить себя, а где уж говорить о стимулировании местной экономики!
Филиппинское правительство все это, конечно, отрицает. Зоны, утверждает оно, подчиняются тем же трудовым законам, что и остальная территория страны: существует минимальная заработная плата, рабочим должны обеспечивать социальное страхование и в известной степени гарантии занятости, платить сверхурочные, увольнять только по закону; они имеют право создавать независимые профсоюзы. На деле же правительство считает условия труда на предприятиях, ориентированных на экспорт, проблемой внешнеторговой политики, а не трудового права. И поскольку правительство привлекло иностранных инвесторов обещаниями дешевой и безропотной рабочей силы, оно намерено свое слово держать. Поэтому чиновники департамента труда и закрывают глаза на нарушения в свободных экономических зонах, а то и поощряют их.
Многие из предприятий зоны управляются «железным кулаком», никак не соотносящимся с трудовым законодательством Филиппин. Некоторые работодатели, например, держат туалеты на замке в течение всего дня, кроме двух пятнадцатиминутных перерывов, причем рабочие должны отмечаться при уходе на перерыв и по возвращении, чтобы начальство могло учитывать непродуктивное время. Швеи с фабрики, производящей одежду для Gap, Guess и Old Navy, рассказали мне, что порой им приходится мочиться в пластиковые пакеты, прячась под швейными машинами. Есть правила, запрещающие разговаривать во время работы, а на заводе электроники Ju Young — даже и улыбаться. На одной фабрике нарушителей пытаются устыдить, вывешивая список «самых болтливых рабочих».
Предприятия систематически жульничают с выплатами на социальное страхование рабочих и собирают с них незаконные «пожертвования» на все, что только можно вообразить — от чистящих средств до рождественских вечеринок. На одном заводе, производящем мониторы для компьютеров IBM, «премия» за сверхурочную работу — не повышенная почасовая ставка, а пирожки и шариковая ручка. Некоторые владельцы фабрик требуют от рабочих, чтобы они по пути на работу выпалывали траву, другие — чтобы по окончании смены они мыли за собой полы и туалетные комнаты. Вентиляция в цехах плохая, техника безопасности скудная.
Ну и, конечно, заработная плата. В зоне Кавите минимальную заработную плату считают, скорее, ненавязчивой рекомендацией, чем жестким законом. Если 6 долларов в день — слишком обременительно, инвесторы могут обратиться к правительству с просьбой сделать исключение и из этого правила. И тогда как часть рабочих зоны получает минимум, большинство — благодаря подобным исключениям — имеет еще меньше.
Угроза ухода предприятий из страны воспринимается в Кавите так болезненно еще и потому, что оплата труда на Филиппинах очень высока по сравнению с Китаем. Собственно говоря, по сравнению с Китаем она высока везде. И самое замечательное в этом то, что наиболее вопиющее жульничество с оплатой труда имеет место именно в Китае.
Общественные организации, занимающиеся трудовыми отношениями, сходятся на том, что для обеспечения прожиточного минимума в Китае рабочий на конвейере должен получать приблизительно 87 центов США в час. В США и Германии, где транснациональные корпорации закрыли сотни отечественных текстильных фабрик, чтобы перейти на производство в свободных экономических зонах, рабочим швейной промышленности платят в среднем 10 и 18,5 доллара в час соответственно. Даже при такой огромной экономии на оплате труда те, кто производит самые дорогие и знаменитые брэнды в мире, отказываются платить рабочим в Китае эти 87 центов, которые покрыли бы стоимость их жизни, предотвратили болезни и даже позволили бы посылать немного денег домой семьям. Проведенное в 1998 году исследование производства товаров под всемирно известными марками в особых экономических зонах Китая показало, что Wal-Mart, Ralph Lauren, Ann Taylor, Esprit, Liz Claiborne, Kmart, Nike, Adidas и J.C. Penney платят только малую часть этих несчастных 87 центов — некоторые даже и по 13 центов в час.
Как понять, что богатые и по идее законопослушные транснациональные корпорации опускаются до свойственного прошлому веку уровня эксплуатации (и регулярно на этом попадаются)? Только благодаря механизмам субподряда: на каждом уровне подряда, субподряда и надомной работы производители торгуются, сбивая друг другу цены, и на каждом уровне подрядчик и субподрядчик выуживают свою небольшую прибыль. В конце этой цепочки передачи подрядов и сбивания цен стоит рабочий, часто удаленный от компании, разместившей исходный заказ, на три или четыре ступени, — и на каждой его заработок урезается. «Когда транснациональные корпорации прижимают субподрядчиков, субподрядчики прижимают рабочих», — говорится в отчете 1997 года о китайских обувных фабриках компаний Nike и Reebok.
На главном перекрестке зоны экспортного производства в Кавите висит большой плакат: «НЕ СЛУШАЙТЕ АГИТАТОРОВ И СМУТЬЯНОВ». Написано по-английски, большими красными буквами. Все знают, что значат эти слова. Хотя профсоюзы на Филиппинах официально узаконены, общепринятый — неписаный — закон зоны гласит: «Никаких профсоюзов, никаких забастовок». Как намекает плакат, рабочие, пытающиеся организовать профсоюзы на своих предприятиях, рассматриваются как смутьяны и часто подвергаются угрозам и запугиванию.