Любовь неукротимая - Сноу Хизер. Страница 6

– Почему ты улыбаешься? – спросила она с любопытством.

Но Габриэль улыбнулся еще шире. Он ничего не мог с собой поделать.

– Просто я только что понял: на самом деле тебя здесь нет.

Габриэль испугался, осознав, что после того как он рассказал о своем открытии, видение может исчезнуть. Конечно, он не хотел бы, чтобы подлинная Пенелопа видела его позор, но присутствие ее призрака доставляло ему радость. И он надеялся, что пробудет в этом приятном обществе подольше.

– Ага, – задумчиво сказала она, вскинув брови. Однако ни в чем переубеждать его не стала. – И ты этому рад?

– Очень. – Почему бы не сказать правду? Вряд ли это ее обидит – ведь она всего лишь плод его воображения. – Я не хотел бы, чтобы живая Пенелопа видела меня таким. Я не смог бы жить с этим. Однако раз уж мы выяснили, что все это не по-настоящему, давай поговорим о чем-нибудь другом.

– О чем, например? – не спеша кивнула она.

– Например… – Габриэль почувствовал гнетущую грусть. Он понятия не имел, о чем можно разговаривать с призраком.

Все же он знал, что в первую очередь сказал бы настоящей Пенелопе, если бы, разумеется, вновь стал полноценным человеком. Те сокровенные слова, которые он держал в себе месяцы и даже годы. Габриэль благодарил судьбу за то, что так и не осмелился признаться ей. Ведь это – ужасная, страшная ошибка, нечестное для них обоих стечение обстоятельств – особенно после всего, что произошло после смерти Майкла.

Однако этой, ненастоящей, Пенелопе Габриэль мог рассказать все. Вероятно, эти слова прогонят и видение, и надежду, которую оно вселило в сердце бывшего солдата. Да, не просто так его воображение выбрало Пенелопу: виной тому неотступная надежда. Ведь его жизнь сломана, и не остается ничего, кроме горьких несбыточных мечтаний.

Габриэль глубоко вздохнул, поражаясь, как бешено колотится его сердце, несмотря на то что всего этого в действительности не происходит.

– Например, о моих чувствах к тебе. Не покидавших меня ни на миг.

– Габриэль…

– Я всегда хотел быть только с тобой.

Видение застыло неподвижно, приоткрыв рот от удивления. Именно такой Габриэль представлял себе настоящую Пенелопу в момент признания.

Однако самому Габриэлю от этих слов стало поразительно легко и радостно, словно некие лучи света впервые озарили его жизнь.

– В тебе есть что-то необыкновенное, Пенелопа, – продолжил он. – И это что-то как будто разбудило меня. В тот миг, когда я впервые увидел тебя, в моем сердце проснулись чувства, о которых я перестал и думать уже давным-давно. Конечно, я никогда не сказал бы тебе этих слов. Ты была замужем за моим кузеном. Но после смерти Майкла так мучительно…

– Пожалуйста! – Пенелопа прикрыла ладонью рот Габриэля.

«Как забавно», – подумал он. Габриэль, особенно за последние месяцы, постиг, казалось, всю мощь своего больного воображения, но прикосновение призрака было сверх любых его ожиданий. Тепло этих рук, сладкий цитрусовый аромат кожи – все слишком реально.

– Пожалуйста, – более мягко повторила она. – Не говори больше того, о чем потом пожалеешь.

Из-за спины Пенелопы донесся глухой мужской голос:

– Мистер Картер сообщил, что наш пациент пришел в сознание и заговорил.

«Аллен?»

Пенелопа едва успела убрать руку с губ Габриэля, прежде чем полог широко распахнулся. Габриэль зажмурился от яркого света. Когда глаза привыкли, он увидел управляющего и санитара, стоящих над ним.

Но Пенелопа не исчезла. Она выглядела именно так, какой он ожидал увидеть ее через два года после их последней встречи. Она изменилась и стала старше. Ее глаза окутывала грусть, а тело – черные одежды. Однако она оставалась по-прежнему завораживающе красивой.

– Да, – ответила Пенелопа Аллену, смотря прямо на него. И, что хуже, управляющий тоже ее видел.

Габриэль перестал дышать, начиная осознавать ужасную реальность, которую его разум принимать решительно отказывался. Если Аллен разговаривает с Пенелопой, значит…

– А также он спокоен и вменяем, – продолжила она. – Уверена, теперь его можно развязать.

Боже. Она настоящая! Что она здесь делает?

– Поразительно, леди Мантон, – ответил Аллен. – Особенно если учесть, что его светлость вас чуть не погубил еще вчера.

Габриэль в ошеломлении уставился на Пенелопу.

– Что? – Он постарался вырваться из смирительной рубашки.

– Успокойтесь, лорд Бромвич. – Габриэль никогда не предполагал, что Пенелопа может говорить столь властно. – Этот незначительный инцидент не стоит такого внимания.

– Какого черта я натворил? – настаивал Габриэль. Будь проклята эта память! И эти чертовы ремни!

Чтобы успокоить больного, Пенелопа положила ладонь на его плечо.

– Волноваться не о чем, Габриэль.

Но он знал, что причин для волнения предостаточно. Габриэль уже не сомневался: она видела приступ его безумия – и это худшее, что могло случиться. В ее светло-зеленых глазах он прочитал жалость. В тех самых глазах, где когда-то плескалась радость. Да, он не помнил, что вчера натворил, но был уверен: его давешний приступ ничем не отличался от остальных. Габриэль крепко зажмурился, словно это помогло бы спастись от правды.

Происходящее казалось ему кошмаром наяву.

Несчастный открыл глаза и тяжело вздохнул. Сейчас он мечтал исчезнуть. Навсегда.

– Лорду Бромвичу значительно лучше. Я настаиваю, чтобы его развязали, – велела Пенелопа. – Ему также необходимо принять ванну и переодеться.

«Нет, – думал Габриэль. – Все, что мне необходимо, так эта бездна, которая поглотила бы меня навсегда».

Пенелопа и Аллен сверлили друг друга взглядами, словно генералы враждующих армий на переговорах. Управляющий стоял неподвижно.

– Вы же не думаете, что будете присутствовать при…

– Разумеется, нет, – ответила Пенелопа. – Однако я останусь в палате лорда Бромвича. И это не обсуждается.

Аллен недовольно сжал губы, но Пенелопа всем своим видом показывала, что не намерена отступать. Габриэль заметил тени у нее под глазами. Как сказал Аллен, она здесь со вчерашнего дня и, должно быть, всю ночь провела не смыкая глаз с пациентом. Но зачем?

Что ж, Габриэль не знал, почему она здесь, но уж точно не собирался терпеть пренебрежительное к ней обращение со стороны Аллена.

– Немедленно велите принести леди Мантон поднос с ужином, – распорядился он.

И Аллен, и Пенелопа удивленно посмотрели на него. Молодая особа одарила Габриэля легкой улыбкой, управляющий же поджал губы в еще большем неудовольствии.

– Спасибо, Габриэль, но я подожду тебя. Дай знать, когда будешь готов, – любезно добавила она и удалилась.

Габриэль проследил каждый ее шаг. Стыд, злость, смущение и отчаяние переполняли его. И когда же он будет готов? Очевидно, никогда. Как же ему смотреть в глаза Пенелопе после всего, свидетельницей чему она стала?

Пенелопа прошлась по палате вдоль окна, наблюдая, как медленно заходит за горизонт зимнее солнце. Одни слуги поддерживали огонь в камине и следили за освещением. Остальные заботились о приготовлении трапезы и сервировали стол, согласно принятому этикету в богатом доме: белоснежная скатерть, тонкий фарфор, хрусталь и серебро. Все это, однако, придавало обстановке некую ирреальность.

Леди Мантон снова взглянула на дверь ванной комнаты. Прошло уже больше часа с тех пор, как она отдала Габриэля на попечение персонала Викеринг-плейс. Из ванной не доносилось ни звука. Ни голосов, ни плеска воды. А время шло, и терпение посетительницы подходило к концу.

Пенелопа подозревала, что ее присутствие чувствительно задело гордость Габриэля. Она ведь увидела его плачевное состояние, наблюдала чудовищный приступ, и он знал об этом. Трудно забыть, как он побледнел, осознав, что молодая родственница действительно приехала к нему.

«Я всегда хотел быть только с тобой».

Она приложила ладонь к груди, словно стараясь успокоить нарастающее волнение. Пенелопа не могла думать ни о чем, кроме признания Габриэля. Однако она не сомневалась: его слова не значат ровным счетом ничего. Это всего лишь бред больного человека, нашептанный во тьме кому-то, кого, казалось, и вовсе нет в комнате.