Принцип Парето - Аркади Алина. Страница 32

Проснувшись, первым делом интересуюсь у охраны, вернулись ли мужчины, получая отрицательный ответ. Долго не решаюсь набрать номер Островского, но съедаемая переживаниями, нажимаю на вызов, чтобы послушать протяжные гудки.

– Гриш, спроси у парней, что случилось, – вечером умоляю парня, потому что не знаю, к кому ещё можно обратиться. – А то от меня шарахаются, будто от чумной. Я задаю вопрос, а они глаза в пол и несколько шагов в сторону.

– Они с тобой разговаривать не будут.

– Почему?.. – ни с кем в этом доме я не конфликтовала, стараясь придерживаться правил.

– Потому что ты женщина Парето.

Становится неловко, отчего теряюсь и прячу взгляд, а щёки пылают от смущения. Не хотелось бы афишировать отношения, которые связывают меня с Константином Сергеевичем.

– Лен, тут везде расположены камеры, – уточняет Гриша. – Над коттеджами тоже, а мониторы под контролем охраны. Все в курсе, что ты приходишь к нему вечером, а уходишь ночью. Помнишь Кира?

– Кира? – перебираю образы мужчин, работающих на Аронова, но их так много, что все лица сливаются воедино. – С татуировкой на шее?

– Он самый. Больше не работает, потому что пару недель назад позволил себе отпускать в твой адрес сальные шуточки. Парето услышал, и Кир в ту же секунду отправился за ворота без платы за последний месяц. Наученные примером, парни сторонятся тебя, чтобы не потерять работу. Даже простая беседа может быть расценена Островским, как подкат к тебе.

– Ты серьёзно? – оторопело смотрю на парня, переваривая сказанное, и не верю, что Островский способен на ревность. Только не по отношению ко мне, скорее, к такой женщине как Гронская.

– Даже удивился, когда он одобрил моё предложение присмотреть за мелкой. Видимо, меня, как соперника не рассматривает. – Разводит руками, довольно ухмыляясь. – Но лучше я, чем незнакомая тётка. Парето не любит новых людей, а эта Ираида доверия не внушала даже Тасе, о чём она ему сразу же рассказала.

– Тася? Когда? – не могу вспомнить, когда дочка оставалась один на один с Константином Сергеевичем.

– Так они почти каждый вечер беседуют.

– Гриш, ты что-то путаешь, наверное…

– Лен, сам видел. Ты пока на кухне крутишься, они на качелях устраиваются за домом и болтают.

– Стоп-стоп, – останавливаю парня, – ты сейчас точно про Островского и Тасю говоришь?

– Тоже удивлена? – громко смеётся, запрокинув голову. – Я, кстати, видел, – понижает голос, – как Парето улыбался, а два раза даже смеялся, как мне показалось, искренне.

Гришины слова кажутся вымыслом, потому что дочка обязательно поделилась бы общением с Костей и поведала детали. Дети неспособны сдерживаться, тем более, когда человек им приятен, а каждая встреча приносит радость. Но сейчас рассказанное волнует меня не так, как тревога, бушующая внутри.

– Гриш, расспроси ребят, что случилось. Я чувствую, что-то не так.

Исполняя мою просьбу, парень идёт с вопросами к охране, но не возвращается. Ночью почти не сплю, лишь проваливаюсь в дрёму, но просыпаюсь от каждого шороха и подскакиваю, чтобы посмотреть, не появился ли свет в окне соседнего коттеджа. Тревога разрастается, а мысли бросаются вскачь, предполагая самое ужасное. Но я тут же убеждаю себя в обратном, то и дело повторяя, что Островский, скорее, причинит вред кому-нибудь другому, чем пострадает сам.

Утром Гриша забирает Тасю, бросив сухое: «Без происшествий». Обед проходит в молчании, лишь дочка весело щебечет и строит планы, предвкушая катание на санках. Нервы сдают, когда к вечеру никто не появляется, а телефон Островского молчит. Даже связываюсь с Петровной и прошу позвонить Аронову, за что получаю нагоняй и жёсткое: «Не твоё дело». Укладывая Тасю, слоняюсь из угла в угол, ожидая приезда Аронова или Парето.

В полночь на территории появляются несколько автомобилей, один из которых подъезжает к соседнему коттеджу, останавливаясь напротив входа и закрывая обзор. Ни разу не видела, чтобы машины сюда заезжали, разрешая Тасе бегать без ограничений. Сразу замечаю Аронова, передвигающегося с трудом, и пожилого мужчину с сундучком в руке, которые исчезают за дверью. Около получаса ничего не происходит, а затем Альберт Витальевич выходит и направляется к моей двери. От тихого стука подпрыгиваю на месте и через несколько секунд внимательно изучаю взволнованное лицо Аронова, застывшего на пороге.

– Прошу прощения, что разбудил…

– Я не спала. Что с Константином Сергеевичем?

Аронов тяжело вздыхает и показывает, чтобы я шла за ним. Привычно вхожу в соседний коттедж, застыв у входа, а когда охрана расступается, вижу на постели Островского, правое плечо и часть груди которого перетянуты бинтом. Грудная клетка едва заметно поднимается и опускается, лоб покрыт испариной, а сам он без сознания.

– Что случилось? – с трудом справившись с нахлынувшими эмоциями, спрашиваю севшим голосом.

– Две пули случились, – прыскает хозяин, недовольно цокая и кивает охране в сторону выхода. А когда парни покидают помещение, продолжает: – Ларису Петровну я вызвал, завтра она возвращается. Днём девочка будет с Гришей, ночью с ней. А твоя работа теперь – он, – указывает на Парето.

– Ему нужно в больницу.

– Он там был. Целых два дня. Но как только пришёл в сознание, потребовал, чтобы его доставили сюда. Он у нас из той категории людей, которые предпочитают болеть на своей кровати со всеми удобствами. Страдающий от боли Костя, то ещё неприятное зрелище: вида не подаст, но душу вытрясет. Так что приготовьтесь, Лена.

– Я готова, – отвечаю уверенно, не отводя взгляда с Островского.

– Аркадий Владимирович сейчас закончит с рекомендациями, – указывает на пожилого мужчину, который что-то пишет, не поднимая головы, – и всё объяснит. Ваша задача: следить за его состоянием, и в случае ухудшения сразу дать знать. Насколько я понял, вы некоторое время ухаживали за лежачим человеком? – Киваю, подтверждая каждое слово. – Опыт у вас имеется, всё необходимое сразу будет доставлено, только скажи́те.

– Ещё бы она капельнице ставить умела, – бурчит себе под нос старик. – Придётся приезжать каждый день.

– Я умею, – мужчины переглянувшись, сосредотачиваются на мне. – Бабуле назначали курс лечения. В стационар отвезти возможности не было, вызов платного врача каждый день был непозволительной роскошью, поэтому закончила двухнедельные курсы и научилась сама.

– Отлично-отлично, – приговаривает мужчина, добавляя несколько строк к уже написанному тексту. – Всё подробно расписал: названия препаратов, дозы, количество, периодичность. Будут вопросы – звоните. – Вручает визитку, которую заботливо кладу поверх листа с назначением. – Примерно через сутки, он должен прийти в себя. Возможны галлюцинации, бред, двигательное возбуждение или, наоборот, заторможенность, поэтому после установки капельницы внимательно наблюдайте, чтобы не было резких движений. Звоните в любое время дня и ночи. Я всегда на связи.

– Всё поняла.

Мужчины выходят, оставляя меня наедине с Островским. Подвигаю кресло ближе к кровати, удобно устроившись напротив пациента, просматриваю назначения врача, отмечая для себя время приёма лекарств, и осматриваю большой контейнер с необходимым. Мне не нравится, что Аронов не убедил Парето остаться в больнице до полного выздоровления, но одновременно счастлива, что могу находиться рядом и быть в курсе его состояния.

Тревога отступает, когда слышу размеренное дыхание Кости, и прикасаюсь к его ладони, чтобы почувствовать, какая она горячая. Предостережения Островского об опасности уничтожить моё доверчивое сердце отброшены в сторону, потому что сейчас единственное, чего я желаю, чтобы он поправился.

Глава 18

Скрутившись в кресле, провожу так всю ночь, лишь иногда прикрывая глаза и проваливаясь в дрёму. Островский спокоен и, если не знать про травму, кажется, что просто спит. Первым пунктом в списке Аркадия Владимировича значится перевязка, что я и делаю, как только в окно пробивается тонкий луч света. Аккуратно снимаю больничную повязку и вижу две раны – слепые, почти рядом, нет выходных отверстий. Мне не страшно и не противно, поэтому принимаюсь за дело. Пока сосредоточенно выполняю работу, не замечаю, что Парето открыл глаза и молча смотрит на меня. Но взгляд мутный, неосознанный, потерянный, словно не понимает, где он находится.