Бабочка на ветру - Кимура Рей. Страница 14

Вот как наградил ее человек, чья судьба переплелась с ее на несколько лет. В конце концов Окити найдет свое место в красочной истории Симоды; но прежде ей придется долго страдать и в короткой, но бурной своей жизни никогда нс обретет столь желанного покоя и подлинного счастья.

Глава V

Окити назвала свою новую парикмахерскую «Йуме» — «Мечта»; салон располагался в ряду маленьких опрятных домиков, типичных для Симоды, и выходил фасадом на центральную площадь селения. Поначалу Окити испугала даже мысль, что сразу придется с головой окунуться в деловую жизнь Симоды — само положение парикмахерской ко многому обязывало. Не лучше ли устроиться где-нибудь на окраине поселка, в скромном, тихом районе — пусть жители постепенно привыкнут к самому присутствию рядом такой именитой горожанки; потом свыкнутся с тем, что она живет и трудится рядом с ними и, по сути, ничем особенно не отличается от других добропорядочных японок.

— Люди должны привыкнуть к моему появлению! Мне бы примелькаться, стать частью их повседневной жизни… тогда они, возможно, снова будут воспринимать меня как равную, — пыталась Окити доказать свою точку зрения верному другу Сёдзи. — Ненависть целого поселка не исчезнет за один день. Слишком долго не была я в родных краях, мне потребуется немало времени, чтобы погасить людскую злобу и вернуть дружелюбие.

Но Сёдзи стоял на своем: нужно устраивать парикмахерскую именно здесь, где прежде; принимать у кого-то бизнес, так целиком и полностью, ни о каком перемещении салона и речи быть не может! В конце концов Окити уступила, и не потому, что согласилась с логикой Седзи, — не хотела обижать доброго приятеля, ранить его чувства.

Итак, в переменчивой жизни Окити начинался новый, очень серьезный этап; теперь она молилась только о том, чтобы ее не постиг крах. Не знала, как отнесутся к ее появлению в поселке бывшие друзья и соседи, и страшилась полного провала.

Однако первые дни в новом бизнесе стали для нее самыми счастливыми за долгие годы. Салон еще не работал, шла усиленная подготовка к его открытию, и Окити, занятая интересным делом, снова почувствовала себя нужной, хозяйкой. Дни и ночи проводила в салоне, стоя на четвереньках и отмывая пол: оттирала и отскребала грязь, пока и пол, и вся мебель не засияли. Словно, наводя чистоту в своей будущей парикмахерской, она пыталась смыть грязь с собственного прошлого, сделать его светлым и начать новую жизнь, с чистого листа. Судьба предоставляла ей такой шанс, и она не могла им не воспользоваться.

Гордилась новеньким, сверкающим чистотой салоном и все еще оставалась идеалисткой — надеялась, что, раз уж пережила презрение и ненависть земляков, теперь, вновь оказавшись в родном поселке, имеет полное право ждать от них уважения. Теперь-то поймут, что не правы по отношению к ней, и обязательно примут ее в свое общество.

Годы, проведенные в американском консульстве, несомненно, оставили множество шрамов в душе Окити, и теперь ей, как никогда раньше, хотелось стать обыкновенной, но уважаемой горожанкой — такой же, как тысячи простых японок, с некрасивыми лицами и целыми выводками ребятишек.

Иногда Окити задавала себе вопрос, а стала бы она похожа на всех других женщин, не вмешайся судьба в ее жизнь с такой жестокостью и не разлучи ее с Цурумацу. Потом начинала вспоминать самого Цурумацу: интересно, женился ли он, счастлив ли сейчас со своей семьей и, главное, думает ли о ней хотя бы изредка.

Тем временем события в Симоде развивались таким образом, что дела у Окити пошли из рук вон плохо. Получилось так, что ее салон «Йуме» превратился в мечту, которой, как и многим другим, воплотиться в жизнь было не суждено. В тот же день, когда салон приветливо распахнул свои двери для первых клиентов, его прекрасная, но такая несчастливая хозяйка поняла: никогда «Йуме» не станет уважаемым заведением для желанных посетителей, все ее надежды тщетны.

Дни шли за днями, складывались в недели, а парикмахерскую к Окити упрямо посещали только три категории посетителей. Первую составляли женщины легкого поведения и сомнительной репутации — тянулись сюда лишь потому, что в других местах их, как и саму Окити, никто попросту не стал бы принимать. Вторую — мужчины, рассчитывающие на легкую наживу в салоне: им почему-то казалось, что здесь можно разок-другой ущипнуть за мягкое место кого-нибудь из девушек или даже потискать приглянувшуюся красотку где-нибудь в дальнем, уютном уголке парикмахерской. Во всяком случае, судя по их ухоженным головам, в новых прическах и стрижках они вовсе не нуждались. И, наконец, находились такие, которые являлись лишь поглазеть на знаменитую Тодзин Окити. Эти беззастенчивые посетители даже не скрывали своего любопытства — открыто таращились на Окити и при этом так же бессовестно шарахались от нее, словно боялись, что она коснется их своими «грязными», «зараженными» руками. Окити прекрасно понимала, что никто из этой третьей группы, разок побывав у нее и удовлетворив праздное любопытство, больше никогда не переступит порога «Йуме».

Мне бы сразу догадаться, что никто из уважающих себя людей и близко не подойдет к моему салону, — с горьким вздохом вынуждена была признать Окити. — И чем бы я ни решила заняться, какое бы ремесло ни выбрала для себя, и навсегда останусь наложницей чужеземца для всех жителей Симоды, и они будут по-прежнему насмехаться надо мной и презирать меня вечно. Видимо, здесь уже никто ничего изменить не сможет.

Весть о том, что Тодзин Окити купила себе салон-парикмахерскую в самом центре поселка, на главной площади, быстро облетела всю округу. Особенно эта новость перепугала местных женщин: они почему-то решили, что волшебная красота искусительницы коснется и их семей. Ведь Окити сумела околдовать даже иностранного дипломата и чуть ли не свести его с ума своими чарами. Значит, бессердечная грешница наверняка начнет соблазнять их мужей и уводить из дома.

Зачастую сварливые болтушки собирались перед входом в «Йуме», но не ступали внутрь, а только громко переговаривались между собой, сплетничая и распространяя злые слухи о хозяйке салона. Окити с тяжелым сердцем все это наблюдала, молчала и терпела.

— Не нужно ей было соваться в Симоду! — заявила Митико, самая бойкая из местных женщин, самая скандальная сплетница во всей округе. — Прекрасно ведь понимает — теперь она чужая для нас всех и никогда мы ее не примем.

У Митико, отвратительной толстухи, некрасивее ног в поселке не сыскать, лодыжки чудовищно распухли из-за того, что она почти весь день напролет сидела на татами, скрестив ноги, и больше, похоже, ничем не занималась. Представляла она собой тот тип женщин, который для Окити был неприемлем: Митико считала, что, раз вышла замуж и нарожала детишек, теперь ей можно ничего в жизни не делать — пусть теперь другие заботятся о ней. Вот почему она стала такой неуклюжей и самодовольной.

— Совершенно согласна с тобой, дорогая моя! — мрачно кивала Йуки, еще одна представительница яростных местных сплетниц. — Мы вовсе не желаем, чтобы наши мужья рвались в этот салон якобы с целью привести в порядок голову. Ведь для нее вывеска «Парикмахерская» только прикрытие! Представляю себе, что за салон она организовала там, внутри!.. — И, презрительно фыркнув, отвернулась от дверей «Йуме».

Наоко, успевшая за это время выйти замуж за торговца рыбой и родить ему двоих ребятишек, поначалу решила защищать старую подругу от незаслуженных нападок селянок.

— Послушайте, нельзя же быть такими жестокими! — сразу заявила она. — Мы должны дать Окити-сан шанс проявить себя! Парикмахерская станет такой, какой ее сделают посетители. Будем дружно посещать Окити целыми семействами и рассказывать о ее салоне как о семейном заведении — оно именно таким и сделается и очень скоро начнет процветать, поверьте мне! Не сомневаюсь — таким и хочет видеть свой салон Окити-сан. Сюда станут приходить мужья вместе с женами и приводить своих ребятишек и родителей, рекомендовать салон родственникам. Окити-сан мечтает об этом! У нее и в мыслях нет отбивать ваших мужей и превращать парикмахерскую в увеселительное заведение!