Бабочка на ветру - Кимура Рей. Страница 30

Но Цурумацу уже принял решение, переубедить его было невозможно. Вот почему он даже не слушал советов друга, хотя отлично понимал, что в них гораздо больше смысла, чем в его безумном желании во что бы то ни стало вернуть Окити. Постепенно он стал отдаляться от Сайдзё — друг всякий раз говорил ему такие веши, которые он попросту не желал слушать.

Наоко, близкая подруга Окити, оказалась в этой борьбе как раз на другой чаше весов. Как только молодая женщина узнала, что плотник вернулся в Симоду, она тут же пришла к нему. Узнав о планах Цурумацу вновь соединить свою жизнь с Окити, Наоко обрадовалась и стала всячески поощрять его и подбадривать — обоим это казалось естественным и правильным. А так как Цурумацу слышал от Наоко только то, что ему приятно и во что верил сам, молодой плотник принял ее предложение немедленно отправиться к Окити и помириться с ней. Но случилось то, чего он втайне так опасался: Окити не ответила ему взаимностью, отказалась даже разговаривать.

Вот когда восторжествовал Сайдзё; он ликовал: «Вот видишь, даже Окити поняла, что нужно поступить мудро и отпустить прошлое! Она сама дает тебе шанс избавиться от этой одержимости. Прими жизнь такой, какая она есть, — не стой на месте, двигайся вместе с ней в будущее!»

Цурумацу бушевал, он разозлился на приятеля, но ответить ему нечем… и он снова отправился к Наоко. «А чего ты ожидал? Рассчитывал, что она бросится в твои объятия при первой же встрече, делая вид, что между вами вообще ничего не изменилось?! — как могла, утешала Наоко молодого человка. — Она стыдится своего прошлого и даже настоящего. Конечно, держать парикмахерскую, куда почти никто не заходит, не слишком почетно. Ну и с каким лицом ей тебя принять? Она же гордая женщина, с чувством собственного достоинства, а его давным-давно растоптали злобные жители нашего поселка! Теперь Окити собралась убежать куда-нибудь подальше, спрятаться от тебя. Ведь она взамен ничего не может тебе предложить, кроме жизни, полной презрительных взглядов и постоянных унижений. Сердце ее плачет — сама так хочет быть с тобой, но разум нс позволяет: она считает, что уже недостойна такого человека, как ты. Дай ей немного времени, пусть сначала привыкнет к новой жизни!»

Шли дни, складывались в недели, а те — в месяцы, но Окити и не думала менять решения. Не могла она позволить себе затянуть Цурумацу в трясину, где оказалась сама, тем более во второй раз. А Окити хорошо помнила старую истину: если уж очутился в грязи в Симоде, выбраться оттуда и не мечтай, это не под силу никому. «Он может думать, что я ему очень нужна, но это только в настоящий момент, — вздохнув, делилась Окити своими мыслями с Наоко. — Но пройдет время, и очень скоро от него тоже станут отрекаться друзья и соседи. Тогда он начнет сердиться на меня, потом затоскует, а кончится все тем, что между нами не останется никаких чувств, кроме ненависти и отвращения. Куда лучше жить старыми воспоминаниями о счастливых встречах, когда мы купались в любви и радости. Конечно, сердце молит меня вернуться к Цурумацу, а разум подсказывает, что слишком поздно нам двоим воскрешать отношения».

Но случилось так, что смерть Наоко воссоединила Цурумацу и Окити. Тогда она и решила прогнать прочь все дурные предчувствия; не хотела и думать о том, что союз, рожденный в трагедии, так же и закончится.

Когда молодой плотник защитил Окити от унижений и физической расправы со стороны разозлившихся родственников Наоко у ее могилы, она перестала сопротивляться. Судьбы их переплетаются вне зависимости от ее воли, а это означает, что они двое действительно созданы друг для друга.

Тогда еще не понимала, хорошо это или плохо, но бороться дальше у нее просто не оставалось сил.

И теперь тот самый дом, который Цурумацу выстроил для себя, обрел новое предназначение: сюда наконец-то войдет Окити, чтобы уже не уходить никогда. «Мы совершили слишком долгое путешествие, чтобы отыскать друг друга», — подумал тогда Цурумацу, а сердце у него в тот момент разрывалось от гордости, переполнявших его чувств и предвкушения семейного счастья.

Глава XI

Окити перевезла почти все свои вещи в дом к Цурумацу, и следующие месяцы стали самыми радостными в жизни влюбленных. Молодые люди и представить себе не могли, что такое счастье возможно. Все так же отправлялась она ежедневно в «Йуме», всегда красиво одетая и причесанная. Но хорошо выглядеть стало далеко не единственным смыслом ее жизни; только теперь по-настоящему поняла, как это важно — быть прекрасной рядом с любимым человеком, а ведь она всегда гордилась собой и своей внешностью.

Хотя они никогда не поднимали эту тему и предпочитали отмалчиваться, Окити инстинктивно сознавала, что их союз не обрадует жителей поселка. Волновалась она, как сложится дальнейшая жизнь Цурумацу, — ведь заработок плотника напрямую зависит от заказов, и если соседи перестанут ходить к нему за мебелью, его достаток серьезно пострадает.

Заставила любимого пообещать ей, что тот не станет выставлять напоказ их отношения, а стало быть, они не должны появляться вместе в Симоде. Годы одиночества научили Окити осторожности и предусмотрительности; не позволяла Цурумацу даже провожать себя до парикмахерской, не говоря уже о других общественных местах. Все его уговоры оказывались напрасны — Окити не поддавалась ему и оставалась непреклонной.

Цурумацу, всегда пренебрегавший опасностью, очень гордился своей возлюбленной. Конечно, ему хотелось похвастаться такой красавицей и показать ее всему поселку, вот он и посмеивался над ее излишней осторожностью. Но Окити не собиралась уступать.

— Я больше никому и ничему не позволю встать между нами! — со всей серьезностью заявила она. — Лучше не показываться на глаза людям — они никогда не вспомнят о том, чего не увидят.

Однако трудно спрятать блеск глаз, легкость пружинистой походки, звонкий, искренний смех, идущий от самого сердца и льющийся из глаз. Она вся светилась изнутри, куда девались ее угрюмость, безучастность и вечно плохое настроение — Окити ожила; никогда еще она не была такой красивой. Сейчас, как никогда, ей хотелось жить и заниматься своим делом. Счастье ее омрачалось лишь в те мгновения, когда Цурумацу предлагал ей освятить их отношения законным браком.

— Это ведь не только условность, — пробовал убедить возлюбленную Цурумацу, — это же наши традиции!

Но Окити и слышать ничего не хотела и лишь упрямо мотала головой.

— Нет, у нас и так все отлично! — упорствовала она. — Зачем портить все церемонией, которая обязательно привлечет к нам всеобщее внимание? — Тут она смягчилась и даже весело рассмеялась, чтобы разрядить и без того напряженную обстановку, и, как бы оправдываясь перед любимым, добавила: — Кроме того, сам подумай: кто для нас станет проводить этот обряд и кого мы потом пригласим на нашу свадьбу?

На мгновение ей вспомнились старые обиды, и сердце больно защемило. Она прекрасно понимала — свадьба для нее и Цурумацу невозможна. Стань она его законной женой, жителям Симоды пришлось бы делать выбор: либо принять их, либо отвергнуть, но обоих. Супружеские пары оцениваются как нечто единое; нельзя составить мнение только о муже или о жене — они одно целое.

Окити знала, какое мнение сложилось о ней в округе; злопамятные обитатели Симоды скорее отвергнут их, чем примут в свое общество. Ну а если Цурумацу лишится их поддержки, это означает конец его ремеслу. Вот этого Окити не перенесла бы и никогда бы себе не простила!

С другой стороны, пока они оставались людьми свободными, Симода смотрела на их отношения сквозь пальцы. Считалось, что он в любом случае держит Окити на приличном расстоянии, не связывается с ней, а что касается их встреч, так это можно отнести на счет некоторой его распущенности в отношении женского пола, не более того, что мужчине вполне простительно.

Как-то раз Окити отправилась на могилу Наоко с традиционным букетиком алых цветов, чтобы рассказать подруге о своих размышлениях. Приходила сюда, на кладбище, время от времени и разговаривала с Наоко так, словно та жива и они просто встретились на травянистом морском берегу для беседы при шелесте волн.