Дом горячих сердец (ЛП) - Вильденштейн Оливия. Страница 26

Я поднимаю веки и зло смотрю на него.

— Нет, — отвечаю я.

Он улыбается мне такой удовлетворенной и коварной улыбкой, что мне хочется ударить его по шее и призвать Минимуса.

Вместо этого я прищуриваюсь и смотрю в его глаза янтарного цвета в надежде, что солдат, который выдувает сейчас воздух из своих ладоней, чтобы не дать рыжему генералу замёрзнуть, исчерпает всю свою магию.

— Куда теперь, синьорина?

— Планируешь ходить за мной по пятам, Таво?

Его улыбка застывает на лице, но не исчезает.

— Моя работа — защищать королевство от тех, кто желает ему зла.

— Я не желаю зла ни Данте, ни Люсу! — восклицаю я, стараясь перекричать гром.

Фибус обхватывает меня рукой за локоть и уводит меня прочь.

— Идём.

Таво не следует за нами, в отличие от его голоса:

— Ты быстрее доедешь до дома на лодке.

Несмотря на то, что галька скользкая, а мои глаза застилают слёзы из-за разочарования, я предпочитаю пойти длинным путем. Мне надо выпустить пар и дать своему расстройству поутихнуть.

— Ты знал? — срываюсь я на Фибуса.

— Знал что?

Его походка кажется такой же напряжённой, как и плечи.

Я останавливаюсь посреди деревянного моста, увитого густыми ветками жимолости.

— Что мы стали изгоями?

— Я предполагал, что нас не станут встречать как героев. Мы ведь разделили королевство надвое, Фэл.

— Это сделала я. Не вы. Не Сиб. Не Джиа.

Дождь хлещет по моим щекам, приклеивая ко лбу выбившиеся пряди, обрамляющие моё лицо.

— Ни одного из вас не должны выгонять из заведений Люса из-за меня.

— Мы могли сразу же вернуться в Люс, но мы выбрали остаться.

— Тебя бросили в Марелюс и унесли в Небесное королевство. Какой у вас был выбор? — мой голос срывается.

— Мы могли уехать домой с Данте, но мы этого не сделали, так что хватит себя винить!

Моя нижняя губа так сильно дрожит, что мне приходится зажать её между зубами, чтобы не дать рыданиям вырваться наружу.

— Дефне и Марчелло выгнали их на улицу, Фибс! — хрипло говорю я. — Они обожали своих девочек, но они… они отвернулись от них. Моей мамы и бабушки здесь больше нет.

Мои слёзы прорываются наружу и размывают очертания Фибуса, превратив его в пятно зеленого, золотого и персикового цветов.

— Насколько нам известно, наши друзья уплыли на Шаббе.

— Они у Антони, — он опускает подбородок к шее. — Куда стоит отправиться и нам.

Моё сердце замирает.

— У Антони?

— В его новом доме.

— Я хочу домой, — шепчу я.

— Капелька, там никого нет…

— Мне нужна одежда и…

Он сжимает губы.

— Если честно, мне страшно.

Я напускаю на себя бравады ради своего друга.

— Ты же слышал эльфов. Данте сказал, чтобы нам не причиняли вреда.

— Да, и чтобы за нами следили.

Я слегка пожимаю плечами.

— За мной следили всю мою жизнь

— Это нисколько меня не успокаивает. Ни на грамм.

Он глядит в конец улицы и замечает парящего эльфа в полной военной экипировке.

— Даю тебе неделю на то, чтобы прийти в чувство, и ни минуты больше. Если кто-то что-нибудь предпримет, я зову Лоркана.

— Сомневаюсь, что он ответит на твой призыв.

Я пытаюсь улыбнуться, но улыбка тухнет на моих губах.

Утерев глаза промокшими рукавами, я поворачиваюсь и обнаруживаю ещё одного крылатого легионера, висящего среди капель позади нас, а также судно Таво, качающееся на пересечении канала, окружающего Тарелексо, и более узкого канала, над которым мы стоим.

Фибус обхватывает меня рукой за плечи.

— Пошли, пока мы не умерли от пневмонии на радость Диотто.

— Ты чистокровный фейри, Фибс. Человеческие болезни не могут причинить тебе вреда.

Он уводит меня прочь по дороге, как вдруг я замечаю едва заметную чёрную полосу на карнизе ближайшего к нам дома цвета подсолнуха.

Я быстро отвожу взгляд, чтобы не привлекать внимание к этой черноте.

«Неужели кто-то следит за нами, Лор?»

«За вами много кто следит. Вы собрали настоящую толпу».

«Я не имею в виду фейри; я имею в виду воронов. Ты послал кого-то проследить за нами?»

«А ты как думаешь?»

Думаю, Лоркан Рибав не слушал меня, когда я попросила его оставить меня в покое. И, наверное, я благодарна ему за защиту. Но я нуждаюсь в ней только до тех пор, пока Мириам не предстанет перед судом.

«Я всё ещё зла на тебя за то, что ты держал меня в неведении, Лор».

«Можно подумать, тебе бы понравилось то, что я мог тебе рассказать».

«Ты прав. Мне бы не понравилось. Но я предпочитаю видеть всю правду, чем быть слепой. Я предпочитаю знать, а не быть одураченной».

«Когда это я тебя дурачил?»

«Ты серьёзно, Лор? Серьёзно?»

Я вспоминаю о том, как ходила голышом прямо у него перед глазами.

Вспоминаю о реликвиях, которые я оживила, поверив в то, что это были всего лишь… реликвии.

Я вспоминаю о том, как звала его Ваше Величество, потому что решила, что это было его имя, и он ни разу меня не поправил. Да, он сделал это, чтобы сохранить свою личность в секрете, но я отдала ему всё, а он не дал мне ничего, кроме отговорок и лжи.

«Я вернул тебе твою свободу, Фэллон».

Это так, но теперь я уже думаю, что он вернул её мне только потому, что знал, что моё возвращение домой будет печальным.

«Нет, Behach Éan. Я освободил тебя, потому что понял, что хотя ты и не была превращена в камень, ты чувствовала себя запертой в клетке, а в мире нет более ужасного чувства».

Возвращение моего прозвища, приподнимает завесу из облаков, нависшую над моим настроением. По-видимому, то же происходит и с Лорканом, потому что у нас над головами появляются проблески голубого неба.

ГЛАВА 18

Входная дверь в мой дом раскрыта, но не это заставляет мои подошвы прирасти к гальке, а сердце припечататься к ребрам. Что заставляет меня застыть на месте, так это высохшие потёки красной краски.

Которой написано: Убийца короля.

Меня охватывает гнев.

Этот гнев направлен на фейри, которые осквернили мой дом.

На Данте, который так и не объяснил всё своему народу. Да, его брат пал благодаря мне, но его смерть была делом его рук.

Я бросаюсь вперёд на одеревеневших ногах и ещё шире распахиваю дверь.

Фибус зовёт меня по имени и кричит:

— Стой! Не надо!

Но я не останавливаюсь.

Моя кровь нагревается, как вода в чайнике бабушки, который криво стоит рядом с нашим выпотрошенным диваном.

Наша кухня исписана ещё более нецензурными выражениями, окна разбиты, а фрески на стенах разрисованы ещё более жестокими словами, написанными чем-то похожим на кровь.

«Алая шлюха».

«Шлюха ворона».

«Ведьма из Шаббе».

«Убийца».

«Предательница».

На плитке медового цвета я замечаю зловонные лужи, окруженные мухами, и запах мочи ударяет в мои раздувающиеся ноздри.

— Добро пожаловать домой, Фэллон Росси, — голос Таво перекрывает мерный плеск воды и проникает сквозь разбитое стекло прямо в мои пульсирующие уши.

Мой взгляд проникает в огненные глубины его радужек, которые самодовольно сияют.

— Кто это сделал, Диотто? — на челюсти Фибуса дёргается мускул.

— Чистокровки. Полукровки. Бедные. Богатые. Я даже слышал, что некоторые люди пришли отдать дань девушке, которая воскресила Алого ворона и его армию обсидиановых палачей.

Жилы на длинной изящной шее Фибуса натягиваются, точно канаты.

— Их наказали? Скажи мне, что их наказали.

— Мы теперь выступаем за свободу выражения в Люсе.

Серьёзно, мать твою? Слова застревают у меня в горле, которое свело судорогой.

— Ты называешь ненависть свободой выражения!?

Фибус описывает руками большой круг, в то время как я разворачиваюсь на месте и смотрю на самого ужасного из всех фейри.