Сценарии судьбы Тонечки Морозовой - Устинова Татьяна. Страница 16
…Или нет?..
– Как войдешь, с правой стороны столы такие сдвинутые, – объясняла девица, нагружая подносы. – Вот это все нужно поставить на второй, понял? На второй! На первом распечатки, а на второй поставишь!
– Понял.
– Ты бери тот, с кофе, а подружке полегче, где печенье и бутеры. И не расплескайте ничего, они все там злые, как собаки!.. И на второй стол!
Они шли с подносами, толпа расступалась и перед ними – подносы делали свое дело! У Насти внутри тряслось и дрожало – она идет в съемочный павильон! Она сейчас все увидит своими глазами! И артистов, и режиссеров, и даже знаменитого Германа, если удастся.
– Как это ты придумал? – в спину Дане сказала она.
– Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть, – ответил он, не оборачиваясь. – Откройте нам дверь, пожалуйста!..
Кто-то уважительно придержал перед ними дверь, они вошли и оказались в полной темноте.
– Даня, стой, я ничего не вижу!
– Я стою. Я тоже не вижу.
Некоторое время глаза привыкали к темноте, потом впереди забрезжил свет.
– Иди аккуратно, – предупредил Даня. – Здесь на полу могут быть провода.
– Я за тобой.
Медленно и осторожно они пошли на свет и вскоре оказались в огромном помещении. Здесь было жарко, стояли столы, не один и не два, а, должно быть, десяток, разномастные стулья и кресла, горел яркий свет. Впрочем, свет разгонял темноту только в середине помещения, по углам было темно. На стульях в ряд сидели люди с бумагами в руках и напряженно читали. По рельсам ездила диковинная квадратная камера. Самое интересное, что вместе с камерой ездил человек в какой-то металлической корзине!.. В центре светового пятна сидели двое, он и она, и молчали. В руках у них тоже были бумаги. Вокруг стояли люди с белыми щитами из пенопласта, человек из железной корзины командовал ими:
– Валера, подними свой край выше!.. Еще. Еще. Стоп, хорош, опусти немного! Стоп, стоп! Стас, возьми левее, видишь, у нее какой блик на лице! Не, много взял, свет совсем ушел! Стас, я кому говорю!..
– Какой стол… второй, как ты думаешь? – шепотом спросил у нее Даня. – Откуда считать?..
Настя ничего не ответила. Она была словно в коме.
Эти двое – артисты. Человек за камерой – оператор. Те, что со щитами, подсвечивают им лица. Она же видела в интернете, как это все делается!
Она видела и даже немного читала… Про Калатозова читала и про Татьяну Самойлову в роли Белки…
А сейчас, сию секунду она все видит своими глазами!
– Должно быть, вон тот. На нем объедки какие-то.
И Даня из поля ее зрения испарился. Впрочем, он очень быстро вернулся обратно в поле и принял из ее ослабевших рук поднос.
…«Принял из ослабевших рук» – фраза словно из сценария.
…Татьяна Самойлова в роли Белки…
…Каннский кинофестиваль, Лоуренс Оливье, а начинается все отсюда, вот с этого самого места.
…Я больше не могу, я сейчас упаду в обморок.
Даня Липницкий легко толкнул Настю в бок.
– Насть, ты чего?
Как сомнамбула, она сделала два шага вперед.
…Наверняка эта «сомнамбула» тоже бывает в каждом приличном сценарии.
Сделав два шага – как сомнамбула, – она оказалась почти на свету, Даня схватил ее сзади за футболку и утянул обратно в темноту.
– Нас сейчас отсюда погонят! – зашептал он сердито. – Куда ты поперлась?!
– Тишина в павильоне! – громко крикнул какой-то злобный карлик в кепочке. – Все закрыли рты! Где «хлопушка»?!
Из темноты выскочила… Мила, да, да, та самая Мила, которая была в театральном институте и собиралась покурить с несчастной Дольчиковой!
Она выскочила, крикнула нечто невразумительное вроде:
– «ПТУ», пробы, первая пара, Олег Брызгин, Марианна Веселкина, сцена сто тринадцать, эпизод первый, дубль один!..
Камера поехала, злобный карлик завопил:
– Начали!..
Двое на стульях помедлили немного, словно досчитали до трех, и принялись говорить друг с другом.
Вокруг молчали. Камера медленно ехала. Человек в железной корзине, припав, смотрел в объектив.
– Сто-оп! У меня было! Кира, у тебя было?
Оператор кивнул, вытер пот с верхней губы и распрямился.
Тотчас же все зашумели, задвигались, словно ожил замок Спящей красавицы после нескольких столетий заклятья.
– Все? – спросила девушка, которую снимали. – Совсем все? Можно уходить?
На нее никто не обращал внимания, все говорили друг с другом – громко – кажется, и ответов никто не слушал:
– Нужно выставиться со светом как следует, если Герман приехал. Когда выставляться-то, мы и так на два часа опаздываем!.. И звук! Мужики, звук почти не идет! А левый монитор глючит или наводки такие?
– Уходить? – повторяла девушка, обращаясь непонятно к кому. – Мне совсем уходить?
– Да уходить! – рявкнул на нее карлик. – Выйдете и ждите в коридоре, продюсер приехал, пробы будет смотреть! Мила, проводи ее! Или кто там? Катя?..
– Парень, дай воды! Слышь? Бутылку с водой дай!
Даня встрепенулся, догадавшись, что оператор обращается к нему, перелез через кабели, рельсы и стулья и сунул тому в руки бутылку.
Оператор стал жадно глотать, заходила туда-сюда щетинистая шея.
– А газированной нету, что ли? – спросил он, тяжело дыша. В бутылке ничего не осталось. – На, забери.
И кинул Дане бутылку. Даня поймал.
– В середине скачок! – прокричал оператор неизвестно кому, сильно наклонившись в сторону и кепкой вытирая лицо. – Рельсы посмотрите кто-нибудь! Прям прыгает камера! Следующий дубль в браке будет!
– Я те дам в браке!
– Не пейте кофе, это для продюсера!..
– Да я один глоток…
– Сказано, не пить!..
– Тихо все! Давайте следующих! Кто следующий?!
– Вот это да, – сказал Даня, пожалуй, с уважением. – Вот это работа так работа. Я бы не смог.
– Тише ты! Нас сейчас выгонят!
Он огляделся по сторонам. Он вообще как-то легко ориентировался и приспосабливался к обстоятельствам, Настя уже заметила.
– Давай за мной! Пошли во-он в тот угол. Мы все увидим, а нас никто не заметит.
– Почему?..
– Потому что оттуда свет. Мы зайдем за фонари, против света никогда ничего нельзя разглядеть. Между прочим, актриса должна быть наблюдательной. А ты как-то… не сечешь!
Настя даже не обиделась. Она практически идет по красной дорожке, – слева Софи Тернер, справа Мэйсон Уильямс, – когда тут обижаться! Некогда…
Даня тянул ее за руку, она шла за ним, спотыкалась и хваталась за него.
Они зашли за хлипкие треноги, горевшие адским пламенем.
– Это осветительные приборы, – с восторгом прошептала Настя.
Он хмыкнул.
– Я вижу.
Злобный карлик, забравшийся к оператору, посмотрел в объектив одним и другим глазом, спрыгнул с подножки и закричал:
– Следующие в кадр, быстро!.. Катя, сажай следующих! Где рация? Я рацию где-то проспал!
– Она у меня, Эдуард Вадимович!
Тут в световой круг ворвалась толстая администраторша с папкой, которая руководила массовкой, и выпалила, округлив глаза:
– Эдик, они пришли! Ведут! Идут!
И вновь пропала, видимо, помчалась встречать и «вести».
Карлик Эдик тихонько выматерился себе под нос, приосанился, снял кепку, пригладил волосы на лысине, напялил кепку и ни с того ни с сего скроил любезное лицо, сделавшись совершенным уродом.
– Это он, – пробормотала Настя и на секунду припала лбом к Даниному плечу от экстаза. Так делала Эльгиза Тухерова, когда играла романтические сцены! – Герман. Приехал.
Актеры на стульях перестали обмахиваться бумажками и замерли. Люди со щитами из пенопласта все куда-то подевались. Пятясь, вновь появилась администраторша. Она улыбалась и делала взмахи рукой – мол, сюда, сюда!..
– Я знаю только тех Германов, – сказал Даня задумчиво. – Которые великие. Юрий Герман, между прочим, превосходный писатель! Алексей, который «Проверку на дорогах» снял, и Алексей-младший…
– Заткнись, – сквозь зубы перебила Настя. – При чем тут «Проверка на дорогах»?!
– Это какой-то другой Герман?..