Вовлеченные в грех - Пейдж Шерон. Страница 26

— У вас такой... несчастный вид. Хотя последние несколько дней, когда мы все время занимались любовью, вы выглядели довольным. Мне хочется, чтобы вы улыбались.

— Возможно добиться этого будет трудно, любовь моя.

— Правда?! — воскликнула Энн, изображая испуг, но внутри ее терзал настоящий страх. — Тогда я очень-очень постараюсь, ваша светлость, — фальшиво зазвенел в комнате ее дерзкий голос.

— Нет, — отрезал герцог.

Что же делать? Энн уставилась на стены комнаты, где было много картин с изображением лошадей. Около дюжины великолепных работ висели одна над другой, начиная от деревянной панели, которой были облицованы стены, до самого потолка. Впервые за все это время Энн заметила, что среди картин с лошадьми в самом центре висел небольшой групповой портрет. Одна молодая женщина грациозно сидела на стуле в стиле королевы Анны. У нее были такие же, как у герцога, черные волосы и такого же интригующего цвета лаванды большие глаза, а на лице играла озорная улыбка. На ней было платье из струящегося атласа цвета слоновой кости, украшенное белым кружевом. Женщину окружали три молодые девушки, каждая из троих — красавица. У одной были темные волосы, две другие являлись обладательницами золотистых локонов и больших зеленых глаз.

— Это все ваши лошади? — Вопрос звучал глупо, но молчание давило на Энн, как свинцовая глыба.

— В тот или иной момент. Отец выражал недовольство, как много денег я трачу на лошадей.

— А эти леди? Одна из них, должно быть, ваша сестра.

— Они все — мои сестры. Когда я проводил здесь сумасшедшие вечеринки, то закрывал их портреты.

— Это очень благородно с вашей стороны.

— Ты смеешься надо мной, Сэриз? — Брови герцога высокомерно поползли вверх.

— Конечно, нет. — С колотившимся сердцем Энн подошла к нему. Она храбро прижалась к его груди, взяла его за руку и положила ее себе на грудь.

Рука герцога обхватила грудь Энн, а сам он наклонился и прижался губами к ее шее. Его поцелуи пробудили в ней бурю эмоций: надежду, неуверенность и страх, что могла наболтать лишнего. Энн молчала, позволяя ему целовать себя и ласкать.

В какой-то степени она сломила его сопротивление, но только не совсем поняла, как ей это удалось.

Марч покрывал поцелуями шею Энн, потом его губы коснулись ямочки у основания шеи. Он лизнул ее языком, и Энн почувствовала тяжесть внизу живота и пульсирующую боль между ног.

— Тебе нравится это? У тебя колотится сердце, Сэриз.

— Так происходит всегда, — поспешила с ответом Энн, — когда я с вами. Мне нравится это. Очень.

— Мне необходимо избавиться от небольшого разочарования, любовь моя. Только я не могу решить как: заняться любовью или отправиться на прогулку верхом.

— На прогулку верхом? — эхом повторила Энн. — Вы хотите сказать, на лошади?

— Полагаешь, я не в состоянии сделать это? — Герцог оторвался от нее и убрал руку с ее груди.

Нет, все-таки ей следовало бы прикусить язык. Ее цель — помогать ему, а не напоминать о том, что он не в состоянии делать. Он уже находится в воинственном настроении.

— Да нет же. Просто мне говорили, что вы давно не выходили на улицу, если не считать нашу совместную прогулку.

— Я с самого Ватерлоо не садился на лошадь. А ты ездишь верхом?

— Да, — выпалила Энн, удивившись его вопросу; и тут же засомневалась, стоило ли говорить правду. Понятно, что такое признание вряд ли разоблачит ее тайны, но она заметила, как удивленно поползли вверх брови герцога.

— Правда? Тогда покатайся со мной.

Поскольку у Энн не было костюма для верховой езды, рубашку, камзол и штаны она позаимствовала у герцога. Они отправились в конюшню. Энн не пришлось направлять его, он шел по запаху лошадей и свежего сена, по запаху навоза.

Энн не ездила верхом с тех пор, как покинула Лонгсуорд. Казалось, будто каждое мгновение с герцогом все глубже окунает ее в воспоминания о доме, который она потеряла. Когда-то у нее был арабский скакун. Свою кобылу Энн назвала Полночь, потому что шерсть белой лошади блестела так же, как мириады звезд, сверкавших над крышей ее дома в полночь.

Энн посмотрела на герцога. Его лицо словно было вырезано из камня, челюсти крепко сжаты. Наверняка вспоминал сейчас, как ездил верхом, когда еще не страдал отсутствием зрения.

Грум подвел герцогу жеребца.

— Какой у тебя опыт езды в седле? — поинтересовался повернувшись к Энн, герцог.

Энн вспыхнула, осознав двойной смысл вопроса. Но герцог оставался серьезным, и она знала, что он имел в виду, задавая этот вопрос.

— Много-много лет назад я ездила верхом каждый день.

— Это, кажется, Авденаго, — шагнул к заржавшей лошади, которую держал грум, герцог. — Дай мне поводья, Бенсон, и выведи для мисс Сэриз Анжелику.

Потекли минуты, грум, должно быть, седлал Анжелику. Цокот копыт по каменному полу конюшни заставил Энн затаить дыхание в ожидании. Мысль о том, что она снова сядет в седло, доставляла ей необыкновенное удовольствие. Вскоре появилось прекрасное животное, изящно шагавшее следом за молодым Бенсоном. Чистокровный, тщательно ухоженный, арабский скакун вороной масти.

Бенсон придержал лошадь за уздечку. Энн села в седло, перекинув ногу через спину лошади. Наверное, для леди возмутительно ездить таким способом, но она больше не была леди, и потом, сидя верхом, можно ехать гораздо быстрее. Энн захотелось предоставить Анжелике полную свободу действий и стрелой полететь через поля и сельскую местность. Но это невозможно, поскольку герцог не мог последовать за ней, и ей пришлось усмирить свое возбуждение. Анжелика капризно пританцовывала под ней. Похоже, они оказались родственными душами, обе страстно хотели делать то, что им нравится.

Энн затаила дыхание, наблюдая, как Бенсон помогает герцогу сесть верхом. Она увидела, как затянутой в перчатку рукой герцог нежно потрепал холку животного. Он пробормотал что-то, и, словно послушав старого приятеля, жеребец успокоился. Несмотря на слепоту, герцог плавно сел в седло.

Энн слегка пришпорила Анжелику, чтобы ехать рядом с герцогом. Ей не хотелось в присутствии слуги просить поводья. Она приблизилась к нему настолько, что их бедра касались друг друга. Герцог повернулся к ней, и улыбка на его губах была шире и ослепительней, чем Энн видела за все время своего присутствия здесь.

Герцог указал на лужайки, простиравшиеся перед ними до самого дома с левой стороны, и на край леса — справа.

— Объясняй, куда мы едем, предупреждай о препятствиях на пути, а я буду следовать твоим рекомендациям. Мне бы хотелось отправиться на южные поля. Туда ведет хорошая дорожка.

Он хочет, чтобы она проговаривала с ним дорогу, а не вела его как проводник? Сможет ли она хорошо сделать это, чтобы не обидеть его и не задеть? Придется попробовать.

— Значит, туда и поедем, ваша светлость.

Прошло очень много времени с тех пор, как Энн ездила верхом, и поначалу седло беспощадно хлопало по ее заду. Анжелика недовольно фыркала. Энн понимала, что должна все описывать герцогу, но никак не могла перестать внимательно наблюдать за ним. Потом и вовсе уставилась на него во все глаза. Она рассматривала морщинки, окружавшие его чувственный рот, длинные загнутые ресницы, любовалась его скулами и ямочкой на подбородке.

— Ты помнишь, я попросил тебя давать мне указания, чтобы я мог слышать твой очаровательный голосок? — напомнил герцог.

Сердце Энн глупо подпрыгнуло в груди. Герцог был настолько красив, что в его лицо было очень легко влюбиться. Умная любовница не ведет себя так, поэтому Энн направила все свои мысли на то, чтобы описывать герцогу дорогу.

— Стоп, любовь моя! — воскликнул вдруг герцог. Энн натянула поводья, и он слегка наклонил к ней голову. — Господи, как это здорово. Палящее солнце, ты рядом со мной, я слушаю твой разговор.

Его слова — «ты рядом со мной» — согрели Энн лучше солнечных лучей. Она никогда не каталась верхом в компании с джентльменом. Она даже никогда не выгуливала лошадь бок о бок с мужчиной, болтая с ним под лучами летнего солнышка. Это удовольствие, которое она впитает и сохранит в самом глубоком тайнике своей души.