Вовлеченные в грех - Пейдж Шерон. Страница 4

Герцог нежно гладил ее ягодицы и кончиком языка ласкал сосок. Внизу живота Энн почувствовала необычное... жаркое, болезненное ощущение. С внезапным приступом грусти она заметила, как герцог закрыл глаза. Неужели это потому, что ему не хочется помнить о своей слепоте, когда он прикасается к ней?

С ее губ сорвался тихий стон. Тот, который она не планировала. Настоящий. Он был слишком писклявым, и в нем совершенно отсутствовала страсть.

— Если я займусь любовью с тобой, — герцог оторвался от груди Энн, чтобы сделать вдох, — мне бы хотелось знать твое имя, ангел мой.

Энн. Звучит так скучно. В любом случае ее имя сообщили сыщикам с Боу-стрит, которых вызвали после смерти Мадам. Она должна назвать герцогу фальшивое имя. Новое имя для новой жизни.

— Сэриз[1], — пробормотала Энн. Это был цвет, который выбрала для нее Мадам. Скандальный ярко-красный. Теперь она должна вести себя подобно бесстыдной шлюхе, которая охотно носит красное шелковое платье и грудью упирается в мужчину, чтобы привлечь его внимание.

— Восхитительно, — шепнул в ответ герцог и обхватил губами сосок ее левой груди. Энн так и не поняла, к чему это относится: к ее имени или к соску.

Он с невероятной настойчивостью посасывал ее грудь, закрыв глаза с длинными черными ресницами, и это вызвало в ней невероятно сильные ощущения. Энн хотела быть бесстыдной, но вместо этого оцепенела и напряглась. Это уже не доставляло удовольствия, но она прикрыла глаза и терпела. Останавливать его нельзя, нельзя разрушать очарование. Ей нельзя сердить и раздражать его.

Он отпустил ее грудь, и Энн облегченно покачнулась, пока он не переместился к правой груди. Большая рука герцога обхватила ее снизу и стала нежно ласкать. Энн знала, что он хочет услышать доказательство того, что делает ей приятное. Она издала еще один запланированный стон, отлично подходивший к данной ситуации. Хриплый, с нотками удивления, как будто благодаря ему она испытала восторг, которого не знала прежде. И, по правде говоря, эта ласка была... приятной.

— Нравится? — Его светлость наградил Энн хриплым смешком.

— О да. — Ей хотелось, чтобы он думал, будто все, что он делает, превосходно. На розовых ореолах ее сосков блестела влага. Отделанный кружевом лиф платья был зажат между их телами, в тело Энн впивался корсет. — Вы хотите раздеть меня?

— В этом нет необходимости. — Герцог вздернул подбородок. — Шторы опущены? В комнате темно?

— Да. — Впервые за все это время Энн по-настоящему осмотрела его кабинет. Когда она приехала сюда, наняв экипаж на постоялом дворе в деревне, дом герцога удивил ее. Огромный особняк, симметричный и прочный, окруженный лужайками и лесами. Он очень напоминал дом, в котором она жила в детстве, дом, о котором она старалась теперь не думать.

Этот дом казался слишком скромным и простым для герцога, тем не менее в кабинете было полно симпатичных вещиц. У зашторенных окон на подставке, декорированной золотом, стоял глобус. Стены украшали огромные картины с изображенными на них лошадьми, здесь же стояли мягкие кожаные кресла с низкими спинками, уютные и располагающие к отдыху. Книги были повсюду: на полках, лежали стопками на столах, даже в креслах.

Это была любимая комната джентльмена. И было ужасно печально, что ее заполняли вещи, которые герцог больше не мог видеть.

— Я хочу овладеть тобой сзади, — резко произнес герцог. — На своем столе.

Что бы он ни пожелал, она должна соглашаться. Энн совсем не так представляла себе их первый раз, но противоречить не осмелилась.

— Хорошо. — Энн взяла его за руки, поднесла одну руку ко рту и, обхватив губами и призывно посасывая указательный палец герцога, стала отступать назад к большому блестящему столу у стены. Таким способом можно было вести его, пощадив его гордость. Когда ее ягодицы уперлись в гладкое полированное дерево, Энн остановилась. Герцог, обхватив ее руками, дотронулся до края стола.

— Повернись, — сказал он с той грубостью, которую придает голосу мужчины страсть. Многие девушки в борделе считали грубость возбуждающей. Им нравились мужчины, которые руководствовались чувствами. У Энн прежде таких не было, но сейчас она почувствовала облегчение. Его хриплый голос подтверждал, что она достигла поставленной цели. Герцог Марч сейчас должен овладеть ею.

— Конечно, ваша светлость, — промурлыкала она и оперлась руками о край стола. Герцог поднял юбки, и шелк заскользил по ногам Энн. Она собрала юбки перед собой и почувствовала, как рука герцога прошлась по ее обнаженным бедрам. Энн закрыла глаза и застонала, поскольку знала, что в тот момент, когда его пальцы коснулись ее плоти, она должна была застонать.

— О Боже, какая ты горячая, — пробормотал герцог. — И мягкая, как шелк.

Энн ждала, что он поспешит овладеть ею и напряглась, ожидая стремительного вторжения. Но он ласкал ее рукой и тыкался носом в шею, целуя ее. По позвоночнику Энн пробежал легкий трепет удовольствия. Это не совсем правильно. Почему он не хочет овладеть ею? Неужели он еще недостаточно готов? У Мадам Син мужчины редко прикасались к ней; в конце концов, они щедро платили, чтобы она хотела и была готова принять их без всякой прелюдии с их стороны.

Энн выгнула спину и потерлась о выступавшую напряженную плоть герцога. Это движение вызвало у него хриплый стон. Энн оглянулась и заметила, что дыхание у него участилось, вокруг рта залегли глубокие морщины. Он был явно возбужден, но ему требовалось больше.

Энн качнула бедрами, прижимаясь к нему ягодицами, но он обхватил ее бедра и остановил Энн.

— Нет, любовь моя. Пока нет. — Он снова сунул руку между бедер Энн и стал нежно ласкать ее плоть. Ни один мужчина не ласкал ее так медленно, не обращался с ней так бережно.

Энн тихо вздохнула. Ей действительно нравились эти прикосновения...

Но потом его палец нашел чувствительный бугорок и стал его ласкать...

Все тело Энн напряглось. Он ласкал ее все настойчивее, предполагая, что ей понравится. Ощущения, которые она сейчас испытывала, были гораздо сильнее тех, что она переживала, когда он ласкал ее соски. Надо было терпеть. Хорошо хоть герцог не видел, как Энн сморщилась и закрыла глаза, как она держалась, чтобы не запротестовать. Она играла свою роль, изображая грудные стоны, с каждым разом издавая их все громче.

Потом он проник внутрь. Глубоко-глубоко внутрь.

Энн на короткое мгновение посетила мысль, которая всегда мелькала у нее в такой момент, мысль о том, как это странно, что такое интимное мгновение можно воспринимать так... отстраненно. Потом она вспомнила, что она должна быть куртизанкой, а не просто сосудом для его разрядки. Она должна дарить ему наслаждение. Соблазнять его.

Герцог, находясь сзади, прижимался к ее ягодицам.

— О да. Да... — тихо шептала Энн, хотя ощущала себя не очень комфортно.

Герцог стал совершать медленные и глубокие проникающие движения. Энн выгнулась назад, наполняя комнату стонами.

Он ласкал ее плоть и поглаживал грудь. Это удивило Энн, сбив ее с собственного ритма. Потом герцог сделал то, чего она ждала: он обхватил ее бедра и, крепко удерживая Энн, погрузил свою плоть в ее тело. Хорошо. Теперь Энн точно знала, что делать.

Ее стоны переросли в крики.

— О Боже! — кричала она. — О Боже мой! — Она с силой двигалась ему навстречу, вскрикивая так, как будто испытывала невероятный экстаз. — Все, больше не могу! — взвыла она, услышав, как участилось дыхание герцога, который явно был близок к кульминации. Энн знала, как изобразить экстаз, но может ли ее извивающееся от страсти тело произвести впечатление на герцога, который ничего не видит? Он лишь чувствовал, как двигаются ее ягодицы, ударяясь о его тело.

Он стал двигаться жестче. Быстрее.

Потом послышался его хриплый низкий стон. Его бедра двигались вперед, сталкиваясь с ее обнаженным задом.

— О Боже, — выдохнула Энн.

— Это было превосходно. — Герцог в изнеможении обмяк рядом с Энн, удерживаясь на руках.

Хвала Господу, ему понравилось.