Тверской Баскак (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus". Страница 19
Я молчу, а его рука едва ощутимо стискивает мою ладонь. Потрескавшиеся губы, еле шевелясь, выдавливают всего три слова.
— Бьярлалаа! Не забуду.
Пологий подъем тянется от левого берега Оки до самых стен Коломны. Отсюда, издали, крепость не смотрится грозной. Черные невысокие стены, островерхие башни, крыши придавленные шапками снега.
Я стою на высоком, противоположном берегу Оки и смотрю, как монгольская конница нескончаемым потоком выкатывается на лед реки. Колонны киевского и черниговского ополчения уже на другом берегу выстраиваются в четыре почти правильных прямоугольника.
«Пехота утоптала снег для конницы, — мысленно оцениваю тактику монголов, — по сугробам-то конница не поскачет. Низкорослые лошаденки вмиг завязнут по брюхо, какая уж тут атака. А так пешцы прошлись широким строем, утоптали все как следует, а потом уж и конница двинулась. Разумно!»
День стоит солнечный, морозный, и отсюда с яра вся картина как на ладони. Вдали, чуть ниже черных стен Коломны, строятся русские полки. Далековато для глаза, но различить все же можно. Центр заполняют плотные ряды пехоты, а по флангам традиционно строится конница.
Вспоминаю все, что я знаю о этой битве и пытаюсь определиться с расстановкой сил.
«В центре сто процентов владимирский городовой полк. — Напрягаю память, фокусируясь на деталях. — Сам Великий князь Юрий в битве не участвовал, а командовал ополчением городовой боярин Еремей Глебович. Слева у них должен стоять коломенский князь Роман Ингварович со своими и остатками рязанского воинства, а справа сын Великого князя Всеволод Юрьевич с отцовой дружиной».
Прищуриваюсь на солнце и обвожу взглядом выстроенную на поле линию. Вроде бы все так и есть, центр топорщится лесом копий и черными зипунами простого люда, а фланги больше блестят начищенными кольчугами и возвышающимися всадниками. Мне отсюда не видно, но там за косогором еще левее коломенской дружины должна протекать река Москва. Это я хорошо помню еще с собственных уроков, когда рисовал детям на доске план битвы. Вспомнив этот момент, я делаю соответствующий вывод.
«Стало быть, свой левый фланг владимирцы прикрыли руслом реки, а правый… — Поднимаю голову и мой взгляд, скользнув по шеренгам русских войск, упирается в мрачную громаду зимнего леса. — Справа их тоже не взять. Там лесной бурелом, и еще речонка мелкая должна быть. Коломенка, кажись, называется. Все это значит, что монголам вместе с мятежными князьями придется атаковать владимирцев в лоб на этом зажатом между двумя речками участке. Обойти эту оборону невозможно, тыл прикрыт крепостью, да и подъем, пусть и не слишком крутой, тоже им на руку. Что ни говори, а позиция у владимирцев отличная. Стоят себе на горушке, фланги прикрыты, что еще надо! Единственный минус, что-то их маловато».
Навскидку прикидываю глубину и длину строя напротив. Складываю, множу, и получаю не больше пяти тысяч.
Рука непроизвольно потянулась почесать затылок.
«Это что же получается. Войск Великого князя здесь втрое меньше, чем у его противников. Как ни крути, монгольский тумен плюс личные дружины Ярослава да Михаила — это уже тысяч двенадцать. Города Киев да Чернигов выставили охотников еще на пару тысяч. Итого получается около четырнадцати, а против всего пять, пусть и в отличной позиции».
Вопрос напрашивается сам собой. Почему владимирцев так мало? Тут не нужно быть гением, чтобы дать правильный ответ. Кроме стольного города Владимира, остальная Залеская русь не поддержала Юрия в борьбе с братом. Даже ближняя родня и племяннички предпочли отсидеться в стороне и к Коломне дружин не послали. Почему⁈ Ответа у меня нет, да это в общем-то и не важно. Понятно главное, этой зимой Русь не сражается с иноземным захватчиком, а по привычке пережидает, чем закончится очередная свара Всеволодова гнезда.
Прерывая мои размышления, надрывно завыли трубы, и над ставкой Кулькана подняли тройной бунчук — сигнал к атаке. Сам хан всего в нескольких шагах от меня. Откинувшись в седле, он хищно щерится вдаль и как обычно громко хохочет над своими же шутками. Рядом с ним, недовольно нахмурившись, замер как статуя Бурундай, а чуть позади в длинной овчинной шубе ссутулился Турслан Хаши. Этому бы по-хорошему еще лежать и лежать, но видать честь ему дороже здоровья. Если хан в седле, то и его нойонам отдыхать не положено!
Пару дней назад мы догнали союзное войско и передали раненого Турслана войсковым шаманам с рук на руки. Выглядел он тогда неважно, и сегодня, увидев его в седле, я даже слегка удивился. Странно даже не то, что он верхом на лошади всего через несколько дней после того, как его продырявили. Странно, что он вообще еще жив, учитывая, в каких условиях его оперировали. Я уже не спрашиваю себя, зачем я его спас? За то время, что прошло с момента бегства из Рязани, страх будущего немного притупился, отчаяние грядущего растворилось в постоянном напряжении текущего дня. Вопросов без ответа и так с избытком.
На всем пути до ставки Кулькана меня ни на минуту не покидал самый острый из них, зачем я вообще возвращаюсь к монголам⁈ Может, лучше было бы свернуть на запад, куда-нибудь подальше от войны. Три с половиной месяца уже здесь. Денег немного скопил, есть лошади, добро разное, кое-какие знания. Думаю, в Смоленске или во Пскове, например, я бы теперь не пропал. Мысли такие мучали меня всю дорогу, но я все-таки не свернул. В сущности, я ведь ради этого проклятущего нашествия и попал сюда. Так разве не обязан я досмотреть всю трагедию до конца, а только потом уж думать, как здесь обживаться. Раз уж я тут застрял навсегда, то обживаться рано или поздно придется.
Когда мы добрались до монгольского лагеря, о событиях в Рязани там уже знали. Нас даже не опрашивали, информации и без того хватало. Однако назад не повернули, разборки с рязанскими мятежниками монголы вместе с союзными князьями решили оставить на весну. Сейчас главное была Коломна и стоящие впереди войска князя Юрия.
Вчера прошел совет, где я как обычно выступал переводчиком. Там без особых споров было решено, что киево-черниговская пехота займет центр, левый фланг и резерв возьмут на себя монголы, а вот справа встанут конные дружины Ярослава и Михаила. Единственная заминка возникла, когда Бурундай потребовал от князей, чтобы ополчение строилось не сплошным фронтом, а отдельными полками по четыреста бойцов с промежутками между отрядами по фронту в двадцать шагов.
Ярослав было возразил, что на Руси так не воюют, и что враг в эти щели пролезет как тараканы и в спину ударит. Бурундай спорить не стал, а лишь выразительно посмотрел на Кулькана. Тот сначала поморщился, а потом, повысив голос, настоял на выполнении требований Бурундая.
После битвы на реке Воронеж тактика монгол для меня стала понятна, и чего хотел добиться Бурундай для меня тоже загадки не представляло. Главная сила монгольского войска — это конные стрелки, их маневренность во главе угла. Они должны раздергать боевые порядки противника и заставить его перейти от обороны к нападению. В неконтролируемой атаке порядок войск нарушится, и оно станет добычей фланговых ударов тяжелой конницы.
В мои размышления вдруг ворвался громкий голос Кулькана, заставив меня вновь вернуться в реальность. Поднимаю взгляд. Пока я пребывал в раздумьях, вокруг ничего особо не изменилось. Все так же сидят в седле Кулькан и Бурундай, рядом с ними князья Киевский и Черниговский. Чуть позади телохранители, Турслан Хаши и прочая свита.
Бросаю взгляд в сторону хана, а тот, тыкнув камчой в правый фланг владимирцев, надменно растягивая слова, приказывает Бурундаю.
— Скачи к своим батырам, темник, и принеси мне голову сына хакана уруссов.
Прежде чем двинуть коня, Бурундай почтительно склонил голову. Потупив взгляд, он попытался спрятать блеснувшую в глазах ярость, но от меня она не укрылась. Я даже внутренне хмыкнул. В этой затаенной злобе мне увиделся неминуемый крах империи Чингисхана. Из этого клубка противоречий произрастут будущие потрясатели основ чингизовых законов. Военачальники типа Ногая и Мамая, что противопоставят свой воинский авторитет праву чингизидов.