Тверской Баскак (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus". Страница 47

Произношу эту фразу и замираю. Я вновь зашел с того же самого козыря, что и раньше, а вдруг в этот раз не получится.

«Азарт дело тонкое, — мысленно поддерживаю самого себя, — тут либо взлетишь, либо так рухнешь, что и костей не соберешь».

Покачав головой, Александр не сдерживает эмоций.

— Ну и наглец же ты, Фрязин! Ты никак поспорить со мною решил⁈

— Ежели тебе не в зазор, то почему и нет! — По-прежнему держу на губах извиняющую улыбку, мол, если что не так, то это просто шутка была.

Мой расчет прост. Когда я говорил про пятьдесят бойцов, я, мягко говоря, блефовал и сильно приукрашивал свои возможности. Новгородские ушкуйники ведь могут юного князя и не послушать, и даже если не дойдут до Твери, то мой медный рудник точно разорят. Отправлять в такое время все силы неведомо куда, это верх неблагоразумия.

Я рассчитываю, что Александр поведется на этот спор, и тогда все внимание сфокусируется на двадцати стрелках, о которых и идет речь. Они должны прийти первыми, а когда подойдут остальные разговора нет. Как заметил сам же Александр, пока соберутся, пока дойду и зима закончится. Тем более, что и ждать их никто не будет. Я ведь знаю — Ярослав выбьет литовцев из Смоленска еще до окончания зимнего тракта, и без всякой моей помощи. Значит, можно вообще никого больше не посылать, а только что набранный взвод пехоты вместе с десятком стрелков отправить для защиты медного рудника и Заволжского острога. Про дворянскую конницу так это совсем уж мой вымысел. При такой реальной угрозе городу, Лугота своих людей точно не даст, даже если я у него в ногах буду валяться.

Все это проносится в моей голове в один миг, пока я не спускаю глаз с князя. Вижу, как один из его ближников склоняется к нему и что-то шепчет на ухо. Тот слушает и иногда непроизвольно кивает, словно бы в знак согласия. Я очень надеюсь, что в этот момент опытный дружинник говорит своему князю.

«Дело выигрышное. От Ржевы до Вязьмы путь в два раза короче, чем от Твери, а этим еще вернуться надо. Спорь смело, пусть поставит на заклад сотню таких самострелов. Глядишь, тебе пригодятся».

Время тянется как смола, и я начинаю нервничать. Ветеран уже выпрямился, а Александр все не торопится с решением. Наконец, я ловлю в его взгляде задорную искру и понимаю, что моя взяла.

Князь бросил на меня прищуренный взгляд и едва заметно усмехнулся.

— Ну что ж! Коли ты решился вызвать князя на спор, то и ставки будут княжеские. Проиграешь, с тебя пятьдесят таких вот самострелов, а коли выиграешь, то…

Он поощрительно глянул на меня, мол проси что хочешь.

'Ну вот и дождались, — мысленно поздравляю самого себя, — и ставка даже меньше, чем я ожидал. Уже полностью успокоившись, произношу с наигранным простодушием:

— Дак, мне ничего и не надо. Ежели новгородцев угомонишь, так и достаточно будет.

Что-то молча прикинув, Александр, кивнул.

— Хорошо! Я завтра же отсюда пошлю людей в Торжок. Мимо него ушкуйникам все едино не пройти. Там им мою волю скажут и ежели не послушают, то я потом спрошу с них строго. Такой заклад тебя устроит?

— Более чем, княже, более чем! — Вновь кланяюсь в пояс, но в этот раз скорее, чтобы скрыть довольную мину на лице.

Нахлестывая коней, гоним по зимнему тракту практически в противоположную сторону от Вязьмы. Укатанный санный путь петляет по лесу, выгадывая пологие речные спуски и обходы крутых оврагов. Александр выйдет из Ржевы лишь завтра утром, но у него все равно будет чуть ли не сутки форы. Он думает, что больше, ведь мне надо добраться до Твери, а это как минимум три дня, и то если сильно торопиться.

Лицо закутано в платок по самые глаза, но колючий ветер все едино пробирает. Пригибаюсь к конской гриве, стараясь защититься от снежных зарядов.

Шмяк, шмяк, шмяк! Мягко шмякают копыта по снежному насту, успокаивая и настраивая на размышление.

«Это хорошо, что князь считает, что у него большой запас времени. — Замерзшие губы растягиваются в усмешке. — Не так сильно будет торопиться».

Впереди слева уже виден холм и высокая крыша Старицкой колокольни, и Калида, придержав коня, сворачивает с дороги. Весь наш маленький отряд вслед за ним сходит на узкую совсем недавно протоптанную тропу. Вдали, между деревьями, просматриваются шалаши и коновязи лесного лагеря. Остро пахнет дымом и готовящейся пищей.

Я вновь улыбаюсь и мое хорошее настроение обусловлено именно тем, что я вижу. Эти костры, шалаши и снующие люди говорят мне, что я молодец и все просчитал верно. Да, веря в удачу и правильный расчет, я подготовился. Два десятка стрелков выдвинулись из Твери сразу же вслед за мной, и вот сейчас они здесь. От Ржева до городища Старица около пятидесяти верст — это почти полтора дня пути, на которые дружина Александра пока нас обгоняет. Вроде бы много, но это только на первый взгляд. Ныне не двадцать первый век и прямой дороги на Вязьму попросту нет. Князю тоже придется сначала двигаться к Волоколамску и лишь затем сворачивать на юго-запад к Вязьме. Мы же двинем прямиком через леса и замерзшие болота. По крайней мере, такой план.

Подбежавший боец берет мою кобылу под уздцы, и я спрыгиваю на землю. Пока разминаю затекшие ноги, подскакивает командир взвода.

— Мой господин, как вы и приказывали, взвод прибыл сюда вчера вечером и…

Я машу рукой, мол достаточно, и поднимаю взгляд на совсем еще молодого парня. Это Ратиша Ёрш, старший сын вдовы Рядович из Коломны. Отца убили татары при взятии города, а его с матерью, младшими братом и сестренкой угнали в полон. Ему лишь шестнадцать лет, но в этом времени это уже полноценный мужик, хоть еще по-юношески угловатый и щуплый. Первоначально я его взял лишь потому, что вдове явно было не прокормить троих, но не прошло и двух месяцев, как Калида назначил его сначала командиром отделения, а потом и всего взвода. Невысокий, худущий, он, вопреки своему внешнему виду, обладал потрясающей физической силой и совершенно несгибаемым упорством в достижении цели. Его авторитет во взводе уступал разве что авторитету Куранбасы или самого Калиды.

— Ну что, Ерш, — не упускаю возможности показать, что я знаю каждого из них в лицо, — во взводе все в порядке? Добрались без потерь?

— Да, господин! — Вытягивается во фрунт парень, и я, подбодрив его улыбкой, произношу почти по-отцовски.

— Тогда командуй построение! Выступаем немедля!

Ерш метнулся к шалашам крича на ходу.

— Взвоодь стройся!

Невольно улыбнувшись тому, что новое слово все еще парню не дается, я подхожу к Калиде.

— Хороший малец!

Хваля воспитанника, пытаюсь задобрить своего главного советника, но тот неумолим и одаривает меня хмурым взглядом.

— Может все-таки передумаешь, и я с тобой пойду⁈

Отрицательно машу головой.

— Нет! Возвращайся в Тверь и делай все как решили. Организовывай оборону наших поселений. Если новгородцы не послушают своего князя, то они не должны взять ни рудника в Медном, ни тем более нашего острога в Заволжье.

Он все еще хмурится, и я успокаиваю его как могу.

— Да не волнуйся ты! Ничего со мной не случится! Поверь, литовцев в Смоленске мало и выбьют их оттуда легко, так что мне ничего не грозит.

В это я и сам хочу верить. Ведь не зря я когда-то читал биографии Ярослава и Александра в исторической монографии уж не помню кого. А как там будет в реальности — это одному богу известно.

Калида все и сам понимает, оставлять землю без присмотра в такое время нельзя, но все же недовольно ворчит.

— Так Куранбасу бы и отправил…

Не реагирую на его ворчание и делаю вид, что ничего крамольного не услышал. Где-то за спиной вдруг раздается возмущенный крик, и я с облегчением поворачиваюсь туда. Это как раз и бузит тот, кого только что поминал Калида.

Взвод строится в две шеренги. У каждого бойца за плечами вещмешок, арбалет в кожаном чехле. На поясе полуметровый тесак, а в руках лыжи и палки. Именно из-за них-то и орет половец.

— Ты зачем мне эти доски суешь⁈ — Ругается он на бойца, что пытается передать ему инвентарь. — Степной батыр на досках не ходит, он на коне скачет, как ветер!