Тверской Баскак (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus". Страница 51
— Княже, глянь какая рыба нам попалась! — Богатырским тычком он роняет пленника на колени, а на вопросительный взгляд Александра расплывается еще шире. — Это же Викинт, князек ихний!
«Вот это удача, — мысленно поздравляю самого себя, — теперь точно можно считать осаду законченной».
В княжеском тереме Смоленска полно народу: дружинники, слуги, дворовые. Все суетятся, еще бы, князь Всеволод Мстиславич вновь въезжает в свое родовое гнездо. В самой большой горнице, можно сказать тронном зале, собрались князья-победители, их ближние бояре и лучшие люди города.
Именитые гости степенным потоком втекают в открытые двери, и я прохожу следом за всеми в числе последних. В натопленной комнате жарко, но присутствующие все равно парятся в верхней одежде. Максимум что позволяют себе гости, так это развязать кушаки так, чтобы распахнутые дорогие шубы демонстрировали железные кольца не менее дорогих кольчуг. Торжественность обстановки обязывает.
Гости выстраиваются рядами вдоль стен по степени важности. В первом ряду и ближе к князьям самые родовитые. Я, человек скромный, и не на что не претендую. Не толкаясь, встаю спокойненько у самого входа и осматриваюсь. Все вокруг, и гости и местные, сейчас верноподданнически обращены лицами в глубину залы, где видны четверо главных виновников сегодняшнего торжества.
В центре Великий князь Владимирский Ярослав, рядом с ним его сын Александр, а по бокам новообрядший князь Смоленский Всеволод и князь Полоцкий Брячислав.
Последний привел свою дружину буквально вчера, когда город уже открыл ворота и по сути дело было сделано. Вроде бы опоздал с подмогой, но тем не менее, Ярослав обрадовался ему как родному и прием оказал по высшему разряду. Многие в этом зале догадываются почему, ну а я-то уж знаю точно. Не раз читал об этом сухие строки летописи:
«После изгнания литовцев из Смоленска Ярослав женил своего старшего сына на Полоцкой княжне и свадьбу сыграли в Торопце».
Почему такое знаменательное событие проходило в малоизвестном городке, а не во Владимире, например, или в том же Новгороде, мне всегда было непонятно. Сейчас-то все встало на свои места. Отец с сыном там не чувствуют себя уверенно и спокойно. В столичных городах они не просто чужие, а все еще ассоциируются с недавним разорением, там даже близкая родня смотрит косо. Им еще предстоит завоевать доверие, а пока Ярослав делает ставку на поддержку западнорусских земель. Я знаю, что ничего у него не выйдет, но сегодня это и не важно. Все смотрят в будущее с надеждой, и потому с минуту на минуту Великий князь Владимирский объявит о свадьбе сына с дочерью Брячислава.
Сразу бросается в глаза, что несмотря на то что номинально хозяин и князь в Смоленске теперь Мстиславич, на главенство сегодня он не замахивается. Ему, да и всем здесь, ясно, кто вернул его на княжество, и без кого он до сих пор мыкался бы на чужбине. Надолго ли⁈ Это другой вопрос, над которым сейчас никто задумываться не собирается.
Местных бояр больше заботит другое. Перешептываясь, они настороженно поглядывают на князей. Повод беспокоиться у них есть, ведь горожане взялись за оружие только, когда стало известно, что Викинт пленен, а такое поведение можно расценить двояко. Они об этом не забывают, как и о мстительном нраве Всеволода, и лица у них не выглядят счастливыми.
Меня, если честно, все это мало волнует. Приближается момент реализации второй части моего плана, и я немного нервничаю. Пока все идет слишком гладко, а удача, как известно, дама не постоянная. Вчера прибыл гонец и принес хорошие новости от Калиды. Тот написал, что новгородская опасность миновала. И хотя все ушкуйники княжьего слова не послушались, но раскол в их ряды оно внесло. Из трех сотен из Торжка продолжила набег только одна, а остальные решили вернуться. Калида их ждал в Медном. Рудник еще осенью обнесли деревянной стеной, а с приходом зимы еще и нарастили на ней ледяную корку. Первую же попытку штурма отразили несколько удачных выстрелов двух баллист, и боевой задор новгородцев окончательно угас. Двинуться дальше на Тверь они не решились и через неделю повернули восвояси.
Весть превосходная и открывает передо мной новые горизонты, если только удастся сегодня реализовать одну очень важную задумку. Я уже давно понял, как в этом времени важен статус человека: древность рода, величие предков, и все такое. А я кто, безвестный фрязин — иностранец, то ли священник, то ли чиновник. Для тверичей я вообще наместник, то есть чужой временщик, желающий содрать с них побольше, чтобы не только князь был доволен, но и самому на хлеб с маслом хватило. При таком отношении мне будет практически невозможно завоевать их доверие, а без него все мои замыслы ничего не стоят. Мне нужны люди, верящие в меня, как в гаранта своего светлого и сытого будущего, и для этого надо стать для них своим. Иначе говоря, нужно пустить корни на Тверской земле.
Мои размышления внезапно прерывает всеобщее бурное ликование, и я понимаю, что пропустил объявление о свадьбе.
— Любо! — Рявкнул стоящий рядом со мной купчина так, что я чуть не оглох.
Даже здесь, у самого выхода, настоящий дурдом, а уж там, ближе к князьям, так и вовсе бурлит человеческий вулкан. Дабы не выделяться, имитирую искреннюю радость, рассуждая, что восторг этой разгоряченной и потной толпы можно понять — с развлечениями в эти века туговато. Да и у местных богатеев двойной повод. Ясно же, по случаю такого события копаться в мелочах не будут и всем светит великокняжеское прощение.
Такая открытая искренняя радость подкупает, и видно, что юный Александр расчувствовался. Легкий румянец заливает его лицо, а в глазах плещется переполняющее его торжество. Глядя на это, решаю пора!
Я недаром встал рядом со входом и сейчас, пользуясь царящим вокруг восторженным гвалтом, протискиваюсь к дверям. Прямо за ними стоит Куранбаса с кожаным мешком в руках.
Машу ему рукой, мол, давай сюда! Гридни у входа пытаются его задержать, но я обескураживаю их двумя волшебными словами — подарки для князя. Пароль действует, и сомнение на миг застывает на лицах охранников, еще раз убеждая меня в неискушенности и излишней доверчивости нынешних людей. Пользуюсь полученным мгновением и втаскиваю слегка оторопевшего половца в залу.
Радостные вопли и здравицы все еще звучат со всех сторон, толпа в неуемном восторге перемешалась и нам приходится протискиваться. Никто не обращает на нас внимания, и мы добираемся незамеченными почти до самого помоста, на котором стоят князья.
В двух шагах охрана все-таки доказывает мне, что она существует, и жесткая рука дружинника упирается мне в грудь.
— Кто таков⁈ Куда прешь⁈
Отвечать мне не приходится, поскольку Великий князь, среагировав на этот возглас, замечает меня.
— А, это ты, фрязин! — Его снисходительный взгляд проходится по моей фигуре. — Боишься, что забудут про твои заслуги⁈ Не бойся, я ничего не забываю: ни хорошего, ни плохого!
Мягко сняв с себя держащую руку, я кланяюсь князю в пояс.
— О чем ты, князь, какие там заслуги! Наоборот, хочу преподнести подарки молодым в честь свадьбы и тебе, Великий князь Владимирский, за заботу о земле Русской. — Чтобы у него не возникло мысли о сарказме, обвожу рукой терем, давая понять, что говорю я о Смоленске и его жителях.
В глазах Ярослава вспыхивает интерес, и, не дожидаясь вопросов, я вытаскиваю из мешка спиртовую лампу. Эта вещь сделана в единичном экземпляре специально для такого случая. Ее медные бока отделаны чеканкой, ручка специально красиво изогнута, а стекло вытянуто спиралью.
— Что это такое? — В голосе князя слышится легкое разочарование, и я, не затягивая, чиркаю зажигалкой.
Чирк! Прочертило зубчатое колесико по кремнию, и, вытянув руку, я демонстрирую всем крохотный язычок пламени. Всплеск настоящего восторга прокатывается по рядам гостей, и, вытянув шеи, все норовят рассмотреть зажатое в моей руке чудо. Несколько мгновений специально держу ее на всеобщем обозрении, а затем приподнимаю стеклянный колпак и поджигаю фитиль.