Божественная комедия - Алигьери Данте. Страница 25

Три духа 333 собрались внизу; едва ли

Заметил бы их кто-нибудь из нас,

37 Вождь или я, но снизу закричали:

«Вы кто?» Тогда наш разговор затих,

И мы пришедших молча озирали.

40 Я их не знал; но тут один из них

Спросил, и я по этому вопросу

Догадываться мог об остальных:

43 «А что же Чанфа не пришел к утесу?»

И я, чтоб вождь прислушался к нему,

От подбородка палец поднял к носу.

46 Не диво, если слову моему,

Читатель, ты поверишь неохотно:

Мне, видевшему, чудно самому.

49 Едва я оглянул их мимолетно,

Взметнулся шестиногий змей, 334 внаскок

Облапил одного и стиснул плотно.

52 Зажав ему бока меж средних ног,

Передними он в плечи уцепился

И вгрызся духу в каждую из щек;

55 А задними за ляжки ухватился

И между них ему просунул хвост,

Который кверху вдоль спины извился.

58 Плющ, дереву опутав мощный рост,

Не так его глушит, как зверь висячий

Чужое тело обмотал взахлест.

61 И оба слиплись, точно воск горячий,

И смешиваться начал цвет их тел,

Окрашенных теперь уже иначе,

64 Как если бы бумажный лист горел

И бурый цвет распространялся в зное,

Еще не черен и уже не бел.

67 "Увы, Аньель, да что с тобой такое? —

Кричали, глядя, остальные два. —

Смотри, уже ты ни один, ни двое".

70 Меж тем единой стала голова,

И смесь двух лиц явилась перед нами,

Где прежние мерещились едва.

73 Четыре отрасли 335 — двумя руками,

А бедра, ноги, и живот, и грудь

Невиданными сделались частями.

76 Все бывшее в одну смесилось муть;

И жуткий образ медленной походкой,

Ничто и двое, продолжал свой путь.

79 Как ящерица под широкой плеткой

Палящих дней, меняя тын, мелькнет

Через дорогу молнией короткой,

82 Так, двум другим кидаясь на живот,

Мелькнул змееныш лютый, 336 желто-черный,

Как шарик перца; и туда, где плод

85 Еще в утробе влагой жизнетворной

Питается, ужалил одного; 337

Потом скользнул к его ногам, проворный.

88 Пронзенный не промолвил ничего

И лишь зевнул, как бы от сна совея

Иль словно лихорадило его.

91 Змей смотрит на него, а он — на змея;

Тот — язвой, этот — ртом пускают дым,

И дым смыкает гада и злодея.

94 Лукан да смолкнет там, где назван им

Злосчастливый Сабелл или Насидий,

И да внимает замыслам моим. 338

97 Пусть Кадма с Аретузой пел Овидий

И этого — змеей, а ту — ручьем

Измыслил обратить, — я не в обиде: 339

100 Два естества, вот так, к лицу лицом,

Друг в друга он не претворял телесно,

Заставив их меняться веществом.

103 У этих превращенье шло совместно:

Змееныш хвост, как вилку, расколол,

А раненый стопы содвинул тесно.

106 Он голени и бедра плотно свел,

И, самый след сращенья уничтожа,

Они сомкнулись в нераздельный ствол.

109 У змея вилка делалась похожа

На гибнущее там, и здесь мягка,

А там корява становилась кожа.

112 Суставы рук вошли до кулака

Под мышки, между тем как удлинялись

Коротенькие лапки у зверька.

115 Две задние конечности смотались

В тот член, который человек таит,

А у бедняги два образовались.

118 Покамест дымом каждый был повит

И новым цветом начал облекаться,

Тут — облысев, там — волосом покрыт, —

121 Один успел упасть, другой — подняться,

Но луч бесчестных глаз был так же прям,

И в нем их морды начали меняться.

124 Стоявший растянул лицо к вискам,

И то, что лишнего туда наплыло,

Пошло от щек на вещество ушам.

127 А то, что не сползло назад, застыло

Комком, откуда ноздри отросли

И вздулись губы, сколько надо было.

130 Лежавший рыло вытянул в пыли,

А уши, убывая еле зримо,

Как рожки у улитки, внутрь ушли.

133 Язык, когда-то росший неделимо

И бойкий, треснул надвое, а тот,

Двойной, стянулся, — и не стало дыма.

136 Душа в обличье гадины ползет

И с шипом удаляется в лощину,

А тот вдогонку, говоря, плюет.

139 Он, повернув к ней новенькую спину,

Сказал другому 340: "Пусть теперь ничком,

Как я, Буозо оползет долину".

142 Так, видел я, менялась естеством

Седьмая свалка; 341 и притом так странно,

Что я, быть может, прегрешил пером.

145 Хотя уж видеть начали туманно

Мои глаза и самый дух блуждал,

Те не могли укрыться столь нежданно,

148 Чтоб я хромого Пуччо не узнал;

Из всех троих он был один нетронут

С тех пор, как подошел к подножью скал;

151 Другой был тот, по ком в Гавилле стонут. 342

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

1 Гордись, Фьоренца, долей величавой!

Ты над землей и морем бьешь крылом,

И самый Ад твоей наполнен славой!

4 Я пять таких в собранье воровском

Нашел сограждан, что могу стыдиться,

Да и тебе немного чести в том.

7 Но если нам под утро правда снится,

Ты ощутишь в один из близких дней,

К чему и Прато 343, как и все, стремится;

10 Поэтому — тем лучше, чем скорей;

Раз быть должно, так пусть бы миновало!

С теченьем лет мне будет тяжелей.

13 По выступам, которые сначала

Вели нас вниз, поднялся спутник мой,

И я, влекомый им, взошел устало;

16 И дальше, одинокою тропой

Меж трещин и камней хребта крутого,

Нога не шла, не подсобясь рукой.

19 Тогда страдал я и страдаю снова,

Когда припомню то, что я видал; 344

И взнуздываю ум сильней былого,

22 Чтоб он без добрых правил не блуждал,

И то, что мне дала звезда благая

Иль кто-то лучший, сам я не попрал.

25 Как селянин, на холме отдыхая, —

Когда сокроет ненадолго взгляд

Тот, кем страна озарена земная,

28 И комары, сменяя мух, кружат, 345 —

Долину видит полной светляками

Там, где он жнет, где режет виноград,

31 Так, видел я, вся искрилась огнями

Восьмая глубь, как только с двух сторон

Расщелина открылась перед нами.

34 И как, конями поднят в небосклон,

На колеснице Илия вздымался,

А тот, кто был медведями отмщен,

37 Ему вослед глазами устремлялся

И только пламень различал едва,

Который вверх, как облачко, взвивался, 346 —

40 Так движутся огни в гортани рва,

И в каждом замкнут грешник утаенный,

Хоть взор не замечает воровства.