1924 год. Старовер - Тюрин Виктор Иванович. Страница 25

– Не, я не против, – пошел в отказ Мишка. – Просто посмотреть страсть как охота на это безобразие.

– Брось! Ежели желаешь, так сведу в одно заведение. Девки там знатные, все при них, не какие-нибудь там курвы. А главное, дуралей, дешевле это дело станет раза в три!

Разговор сразу оживился. Один с увлечением рассказывал, а другой не менее увлеченно его слушал. Я молчал, глядя по сторонам. Мимо нас иной раз проезжали телеги с крестьянами, выехавшие чуть позже нас, так как основная масса подалась в город на рассвете, когда мы еще пили чай.

Сначала показались золотые купола церквей, потом стали видны городские здания. Окраина представляла собой ветхие, покосившиеся домишки с деревянными тротуарами. Дальше все пошло вперемешку: где брусчатка, где деревянный тротуар, где каменные дома в несколько этажей, а где самая настоящая деревянная изба. Народу на улицах, несмотря на утро, было довольно много. Часто встречались женщины-домохозяйки с корзинами, но немало было мужчин совсем не пролетарского вида. Светлые полотняные костюмы, летние шляпы, кто ехал на извозчике, кто шел пешком, помахивая портфелем.

«Нэпманы или совслужащие?»

Ответить на этот вопрос я пока не мог, так как слабо представлял и тех и других. Отметил, что народ в городе одет более разнообразно, чем в селе, что не удивляло: кто в косоворотке и сапогах, кто в пиджаке и белой рубашке с галстуком. Женщины были одеты более ярко и разнообразно, но при этом очень многие из них были коротко пострижены и щеголяли в разноцветных шляпках модели «колокольчик», как мне потом сказали. Женские платья светлых оттенков, чуть ниже колена, резко контрастировали с длинными, почти до земли, широкими, темных оттенков юбками.

По глазам резанула стоящая на перекрестке группка мальчишек, одетых в немыслимое рванье. Трое из них стрижены почти наголо. Уже потом я узнал, что это беглецы из приемника. Во время облав их отлавливали и сдавали в приемники, где мыли, стригли, а одежду пропаривали, после чего отправляли в детские дома, но подростки по дороге или прямо из приемника довольно часто бежали. Прохожие, как было видно, старались их обходить как можно дальше.

Из транспорта на улицах были пролетки и ломовые телеги. Встречались и грузовые автомобили, а из легковых видел всего пару штук, или мне так повезло. Мели мостовую дворники азиатской внешности. Прошел мимо нас с тележкой тряпичник:

– Беру старье! Тряпки! Кости!

В толпе прохожих бегали мальчишки-газетчики, выкрикивая заголовки новостей. На стенах домов и афишных тумбах висели объявления, реклама и плакаты политического содержания. Проехали под транспарантом, натянутом на фонарях, с неопределенной надписью: «Выполним план великих работ». На следующем перекрестке стоял подросток с лотком, на котором лежали пачки папирос и сигарет.

– Зефир! Зефир! Лучшие папиросы – почти даром! – крикнул он, когда мы проезжали мимо. – Наш выбор – папиросы «Ява»! Других курить не надо!

Семен слегка повернул голову в мою сторону, и через плечо бросил:

– Ты как, старовер? Кокаинчику не желаешь?

После этого непонятного мне вопроса, оба весело рассмеялись, словно Семен удачно пошутил. Позже я узнал, что у продавцов папирос без особых проблем можно было купить порцию кокаина.

Глава 6

Телега остановилась около двухэтажного деревянного дома, расположенного на широкой улице. Спрыгнув с телеги, быстро огляделся: все дома на этой улице были крепкие, солидные, словно срубленные на века. Очевидно было даже мне, что здесь когда-то жила зажиточная публика.

Мы спрыгнули с телеги. Лавка не работала, несмотря на то, что ставни были широко распахнуты. Семен подошел к двери, попробовал открыть, а когда не получилось, по-хозяйски, громко, стал стучать кулаком. Редкие прохожие, проходя мимо, с любопытством наблюдали за Семеном. Спустя пару минут дверь открылась, и на пороге появилась фигура человека. Молодой парень, моих лет, с заспанным, мятым лицом. Еще не разглядев, кто перед ним, он хрипло крикнул:

– Я тебе сейчас постучу по голове, мать…

Быстрым и неожиданным движением Семен сильно ударил стоявшего перед ним парня в солнечное сплетение, от удара того сразу согнуло пополам. Он скорчился, выпучив глаза и судорожно хватая ртом воздух. Семен небрежно оттолкнул его и зашел внутрь. Мы с Мишкой подошли ближе. Через проем двери было видно как парнишка с трудом разогнулся, с шумом вздохнул воздух и только тогда заговорил:

– Семен Григорьевич, простите, бога ради! Не рассмотрел с ходу…

– Где Прохор, ракло?! – перебил его Семен.

– Так он… ушел, с бумагами, – растеряно пробормотал парень, скривившись и держась за живот. – Сказал, позже будет.

– Фуфло гонишь, глупарь?!

– Нет. Нет! Как есть правду говорю!

– Гляди у меня! Склад привели в порядок?

– Все в порядке! – боязливо отрапортовал парнишка, стараясь при этом держаться как можно дальше от Семена. – И бумагу Прохор Петрович составил.

– Старовер, ходь сюда! – Когда я перешагнул порог и встал рядом с ним, тот своеобразно представил меня парню. – Смотри на него, фуцан позорный! Он будет тут кладовщиком. Бумагу, что составили, ему отдайте. А теперь давайте живо разгружайте телегу, только то, что под рогожкой лежит, не трогайте.

Таская мешки в лавку, я накоротке познакомился с парнем, который назвался Ленькой. Когда мы все выгрузили, Семен ткнул в корзины и мешки пальцем и сказал:

– Эй, старовер, ходь сюда, – когда я подошел, он продолжил. – Все это запишешь в бумажку. И еще. Прохору передайте: завтра пусть открывает лавку.

– Эй! Чего топчетесь! – крикнул он уже нам с Мишкой, выходя на улицу. – Поехали!

Мы снова сели в телегу. Семен тронул вожжи, и мы неторопливо поехали по улице. Я оглянулся, парень стоял у двери с растерянным лицом и чесал в затылке. Какое-то время ехали, потом наш возница остановился. Бросил взгляд по сторонам: вывески «Аптека» нигде не было.

– Я дальше еду, – объяснил Семен и указал нам направление. – Канайте по той улице. Тут минут десять ходу до той аптеки. Сделаешь дело, старовер, и назад в лавку. Понял?

– Понял, Семен Григорьевич.

– Вот и ладно, а ты, Мишка, как закончишь свои дела, подходи в шалман на Горелой. Как найти его, я тебе объяснил.

На поиски аптеки, закупку и упаковку лекарств у нас ушло около часа. Вышли, а затем попрощались.

– Ну, бывай, Егор.

– Привет бате и Кацу передавай. Ежели кто из них приедет в город, буду рад видеть.

Дорогу с первого раза не запомнил, пришлось спрашивать у дворника-татарина.

– Вот туда ходи! На Гостиную ходи, а там ходи до дома Зельмановича…

– Кто такой Зельманович?

– Большой человека! У него магазины и кондитерская был. Он еще почетный гражданина был. Медал имел.

– Бог с ним. Дальше как идти?

– Там ходи в Покровский мал-мал улица. Дальше…

– Переулок, что ли?

– Ага!

Названия запоминать не стал, главное, уловил направление и, поблагодарив дворника, пошел дальше.

Дверь лавки была закрыта, но не заперта. Зашел. Ленька протирал полки, стоящие за прилавком, какой-то цветастой тряпкой. Увидев меня, насторожился. Он еще не понял, что за тип пришел.

– Ну что, давай по-настоящему знакомиться, – первым протянул я руку. – Егор Аграфов.

– Леонид Шустров. Можно Леней. Раньше о тебе не слышал. Ты откуда?

– Недавно в ваших краях. Мишку видел, что был со мной? Он сын хошего приятеля Терентия Степановича, вот его и отец и замолвил за меня словечко.

– Так-то оно так, а все одно непонятно. Ты, Егор, из каких будешь?

– Хм. Даже не скажу. Наверно, из городских жителей.

– Городской? Ну-ну. А у нас впервой?

– Впервые. Слушай, мне сказали, что у нас тут главный – Прохор Коромыслов. Он где?

– Пришел, а стоило ему услыхать слова Семена Григорьевича, так схватил свой портфель с бумагами и вновь убежал.

– Что, Семен Григорьевич сильно строг? – поинтересовался я.