1924 год. Старовер - Тюрин Виктор Иванович. Страница 45
Утром встал, как обычно, с рассветом. Сделал зарядку, после чего привел себя в порядок и торопливо зашагал в трактир завтракать. Несмотря на высокие цены, когда я оказывался поблизости, то ходил есть сюда. Меня здесь уже считали постоянным клиентом, а обслуживал меня каждый раз Василий. По утрам, когда было совсем мало клиентов, хозяин смотрел сквозь пальцы, если Вася задерживался у моего стола, чтобы поболтать.
– Доброго здоровьичка, Егор.
– И тебе доброго, Вася.
– Горяченького? – я кивнул головой, усаживаясь за стол. – Уха нынче отменная, суп по-крестьянски…
– Суп давай.
Половой уже знал, что второго я на завтрак не беру, поэтому сразу начал с перечисления закусок:
– Пирожки, ветчинка свежайшая со слезой, осетрина с хреном, буженина с зеленью…
– Порцию буженины и чаю горячего.
– Хрен, горчица к мясу?
– Горчицу и черного хлеба, а к чаю дай сладкую булку.
Съев буженину, я приступил к супу, при этом отметил краем глаза, что Василий принялся протирать стоящий рядом со мной чистый стол. Судя по взгляду, брошенному на меня, половому явно хотелось со мной поговорить, но подойти к клиенту без вызова он не смел. Мигом штраф получит.
Время до начала работы оставалось прилично, поэтому я поманил его пальцем, а затем негромко спросил:
– Какие новости? Снова кого-то зарезали?
– Ты как в воду глядишь, Егор! Утром вышел из дому, глядь, Колька, сосед мой, только домой заехал. Ну, я с ним словом перебросился, так он мне все и рассказал про ночной разбой.
– Колька – он кто? – спросил я и продолжил есть.
– Так он извозчик! Раньше в «голубчиках» ходил, а вот теперь себе патент выправил.
– В «голубчиках»? Это как?
– Так ранее как было? Подзывали-то их: эй, голубчик! А он не просто так, а постоянным извозчиком работал, зимой и летом, а также место свое имел на извозчичьей бирже. Все чин по чину. Вот «лихачи», скажем…
– Дальше, – прервал я словоохотливого полового. – Что он рассказал?
– В Николаевской слободе, в самом разбойничьем вертепе, бойню устроили. Сказывал, что грохотало там страшно и трупов навалили немерено. Никого там не щадили. Ни мужиков, ни баб. Только непонятно: между собой стрельба шла или кто со стороны напал?
Я сделал большие глаза, прибавил в голосе удивления и отреагировал как нормальный обыватель:
– Да что же такое на белом свете делается?! Вот времена наступили! Люди совсем забыли о страхе божьем и о любви к ближнему!
– Правильно, Егор, говоришь! О вере народ забывать стал, о том, что господь нам завещал. Отвернулся народ от церкви, а Антихрист тут как тут! Ловит души человеков…
Слушая полового, я допил чай, отсчитал деньги, дал ему десять копеек сверху и искренне поблагодарил. Хоть и дороговато, но уж очень вкусно было.
– Егор, ты заходи! Мы тебя всегда ждем!
Идя по улице, я думал о наглой до предела банде, появившейся в городе. Расстрелять воров на их малине. Зачем? Какой им толк от этого расстрела?
С уголовниками в прежней жизни мне приходилось сталкиваться, но историей уголовного мира никогда не интересовался, поэтому понятия не имел о различиях между уркаганами и жиганами.
Жиганы, более позднее поколение «новых» уголовников, являлись в своем большинстве бывшими дворянами и офицерами, лишившимися всего после революции, и имели совершенно другой менталитет. Они были образованны, имели боевой опыт, знали языки и этикет, и именно поэтому, понимая, что терять им больше нечего, не останавливались ни перед чем, проявляя крайнюю жестокость. Вскоре урки почувствовали, что имеют дело с опасным, серьезным, отчаянным противником, который просто так отступать не привык и способен на яростное сопротивление. Налеты бандитов друг на друга, устраиваемые западни, вооруженные столкновения – все это были реалии войны между урками и жиганами.
Всего этого я не знал, поэтому мои вопросы остались без ответа. Вернувшись, подпер стену в ожидании Коромыслова и от нечего делать стал рассматривать проходящий мимо народ. В основном это были мелкие нэпманы, хозяйки, подмастерья, посланные хозяевами по делам. Издалека слышался сильный и тягучий молодой женский голос:
– Молоко! Молоко! Кому молоко?
Через два дома, наискосок от нашей лавки, открылась дверь, из которой вышел крепкий мужчина в брезентовой куртке с двумя рядами надраенных пуговиц и широким поясом с множеством крючков. На голове у него был картуз, а в левой руке он нес за ремешок ярко блестевшую на солнце каску. Будучи незнакомы, но встречаясь каждое утро взглядами, мы стали кивать друг другу головами, после чего бравый пожарный важно шагал на работу.
Прогрохотала колесами по булыжной мостовой телега, за ней прошуршала на резиновом ходу пролетка с хорошо одетым нэпманом. Я уже неплохо разбирался в местной моде, поэтому смог по достоинству оценить пошитый у хорошего мастера костюм. Прошли мимо две женщины, ругая спекулянтов и красную власть, которая посадила им на шею новых буржуев. Не успел проследить за ними взглядом, как появился Коромыслов. Увидев меня, он чуть нахмурился. После того, как я стал общаться с урками напрямую, Прохор, а особенно Ленька, стали сторониться меня, и разговоры на посторонние темы почти прекратились. Впрочем, мне было все равно.
Поздоровались, открыли лавку и склад, стали ожидать Леньку. Не успел тот появиться, как у лавки остановилась телега, и сразу послышался крик: – Эй, лавочники! Выходь на улицу!
«Семен? Какого черта его принесло в такую рань?»
Мы с Ленькой выскочили на улицу и стали разгружать продукты, а Прохор – вешать и делить. После того как аккуратно погрузили заказы обратно в телегу, Семен пропустил Коромыслова вперед, а сам неожиданно повернулся ко мне и тихо сказал:
– На всякий случай присматривай тут, – после чего быстро вышел из лавки. Связать слова полового и Битка было несложно: воры выходили на тропу войны. Сразу поднялся к себе, достал кольт и сунул его в бумажный пакет, который положил у себя на столе, рядом с чернильницей и накладными. Для маскировки рядом положил половинку пряника, чтобы обозначить для постороннего взгляда содержимое пакета. Воевать за бандитские интересы я не собирался, но и умирать просто так не хотел. Судя по двум подобным налетам, эти жиганы представлялись мне полными отморозками, убивающими всех без разбора.
А тут, как назло, один за другим повалили покупатели. Пришлось достать кольт из пакета, встать сбоку от входа на склад, заложить руку с пистолетом за спину и вести визуальный контроль. Со стороны ничего особенного, стоит крепкий парень, которому явно нечего делать, и от скуки с этакой ленцой разглядывает покупателей.
Спустя пару часов приехал Прохор Петрович и с растерянным лицом объявил нам, что мы должны к часу дня закрыть лавку.
«Как в воду глядел. Военное положение ввели», – подумал я, а внешне пожал плечами, дескать, мне все равно. Ленька, как ребенок, открыто радовался неожиданному отдыху. Коромыслов догадывался, что я в курсе происходящего, иначе как понять бросаемые на меня взгляды, в которых стоял вопрос: что случилось? Бывший приказчик явно боялся, что с лавкой может что-то произойти, а ему очень не хотелось лишиться своей работы.
Подошло время, мы закрылись, затем попрощались и разошлись. Обойдя дом, я только открыл дверь заднего хода, как уловил боковым зрением мужскую фигуру. Рука автоматически дернулась к бумажному пакету, и только тогда я понял, что это подходит Семен. Бандит заметил мое движение и одобрительно ухмыльнулся.
– Знаешь? – коротко спросил он.
– Слышал, – так же лаконично ответил я.
– Тогда так. Собирай манатки и съезжай куда-нибудь. В гостиницу или к бабе, если завел. В городе большой шухер будет.
– Не понял. Кто меня здесь искать будет?
– Да кому ты нужен? – криво усмехнулся Биток. – Тут пока другие поживут.
– Ясно. Что с работой?
– Придешь в понедельник, как обычно.
Быстро собравшись, спустился вниз. Биток снова усмехнулся, глядя на мой полупустой заплечный мешок, но ничего не сказал. Отдал ему ключ от входной двери и ушел. Выселили меня неожиданно, поэтому искать квартиру прямо сейчас не было смысла, женщины не было, так что вариант оставался только один – гостиница.