1924 год. Старовер - Тюрин Виктор Иванович. Страница 49

– Успокойся, я тут не по делам. Туфли и брюки решил себе присмотреть.

– А, это… – расслабившись, протянул он. – Бывай.

– Погоди. Еще золотую цепочку надо скинуть. Нужного человечка на рынке нет?

– Как нет, есть. Глянь туда, – указал он направление кивком головы. – Видишь? Будка сапожника, а рядом будка часовщика.

– Вижу.

– К нему подойдешь. Скажешь: дядя Сима, привет тебе от Ржавого.

– Ты, что ли, Ржавый? Может, ты рыжий, но крашеный?

– Завянь, шутник. Бывай.

Идя через рынок, настороженно посматривал по сторонам. Обратил внимание, что помимо обычных продавцов сегодня крутилось много разносчиков с самым разнообразным товаром. Кто берестяными кузовами торговал, кто дверными замками, а один таскал на себе мебельную продукцию. За спиной у него была закреплена этажерка, а в двух руках – по легкому столику, но больше всего позабавил меня продавец счетов. Это был парень где-то моего возраста, у него на боку висел короб, в котором болталось два десятка деревянных счетов. Время от времени он вскидывал руку, в которой были зажаты счеты, тряс ей, привлекая к себе внимание треском костяшек, и кричал:

– Счеты! Кому счеты! Самая нужная вещь в коммерции! Счеты!

Пройдя до конца рынка, подошел к деревянно-фанерной будке с окошечком. Дождался, пока часовщик разобрался с клиенткой, пожилой дамой, которая довольно настойчиво уговаривала его купить у нее будильник, а тот категорически отказывался.

– Он мне не нужен. Мадам, уходите! Следующий!

Женщина почему-то кинула на меня злой взгляд, словно именно я сорвал ей выгодную сделку, затем торопливо зашагала в сторону торговых рядов.

Из окошка на меня смотрела чисто выбритая физиономия мужчины средних лет. На носу очки, а за ними глаза, живые и хитрые. Я произнес пароль.

– Что у вас? – сейчас в его взгляде сквозило любопытство и желание понять, что за новый человек появился.

Подал ему цепочку. Часовщик оценил быстро и дал нормальную цену. Ни слова не говоря, кивнул головой, забрал деньги и ушел. Не забывая оглядываться по сторонам, снова пошел по рынку, рассматривая товар.

Люди толкались, ругались или спорили по поводу цен. Крестьяне, как я заметил, были спокойнее суетливых базарных торговцев, которые чуть ли не за рукав хватали каждого проходящего мимо них человека. Они сидели на своих телегах, молчали или негромко говорили о чем-то с соседом и хвалили свой товар только тогда, когда потенциальный покупатель показывал свой интерес. Только возле одной из телег, где торговала пара, муж и жена, заметил нездоровое оживление. Клиенты к ним шли, чуть ли не косяком, причем только одни мужчины.

«Да они тут самогоном торгуют», – сообразил я и зашагал дальше, выискивая глазами нужные мне вещи. Пройдя на стихийную часть рынка, стал разглядывать разложенный на земле товар. Остановился перед разложенными на куске белой материи фарфоровыми фигурками-статуэтками, которыми торговала пожилая женщина. Пастушка с цветами. Пастушка с ягненком. Пастух и пастушка. Изящные и красочные фигурки.

Посмотрел на торговку. Простое лицо, рабочие натруженные руки, скромная одежда.

– Не мое это, – видно, поняла она мой вопросительный взгляд. – Квартировала у нас барыня, вот только намедни померла. От нее осталось. Может, купите?

– Извини, мать. Нет у меня своего угла.

Она ничего мне не ответила, только грустно покачала головой. Пошел дальше, бросая взгляды по сторонам. Народ вокруг меня двигался, шумел, торговался, ругался. Слышались крики зазывал и разносчиков с лотками, вдруг базарный гам прорезал пронзительный голос какой-то торговки:

– А ну кыш отсюда, гаденыши! Всю торговлю рушите! Пошли вон, говорю!

Повернул голову на крик и увидел двух маленьких ребят, лет пяти-шести, стоящих в нескольких шагах от торговки домашней выпечкой. Их пол разобрать было невозможно из-за чумазых мордашек и бесформенных лохмотьев. Люди, проходя мимо, старались держаться от них подальше, хотя и бросали на них жалостливые взгляды. Только малыши не обращали ни на кого внимания, их взгляды, словно магнитом, притягивали сложенные в горки пирожки и сладкие булочки.

Никогда не замечал в себе жалости, так же как не считал нужным помогать бедным и несчастным. У каждого своя жизнь и свой выбор, но это касалось только взрослых людей, а тут налицо явная несправедливость.

В той жизни одна красивая и набожная женщина по имени Мариана, с которой мы были очень близки, в одном из разговоров как-то мне сказала: «Исправь хоть крошечную несправедливость этого мира, но сделай это сознательно, от всей души, тогда бог обязательно оставит частичку себя в твоем сердце». Тогда я еще пошутил, что в моем сердце есть место только для нее, а на следующий день ее убили два молодчика из экстремистской организации. Почти месяц я их искал, а когда нашел, убил. Хотя она давно умерла, ее слова до сих пор живут в моей памяти.

В этот момент к малышам подошла девочка лет двенадцати, с грязными разводами на лице и в бесформенном платье.

– Я что вам сказала! Ждите меня на месте! А если бы вы потерялись?!

В ее голосе не было злости, а только беспокойство и радость, что ей удалось найти своих маленьких подопечных.

«В своей жизни надо исправить хоть одну частичку несправедливости этого мира? Так, Мари?»

– Эй, девочка, погоди.

Она обернулась, а за ней повернулись и малыши. Я подошел к ним, стараясь не морщиться. Скучавшие торговцы и покупатели с удовольствием наблюдали за бесплатным спектаклем.

– Держи, – я достал из кармана деньги и отсчитал им пять червонцев.

Вместо того чтобы быстро их схватить, она настороженно спросила:

– Чего надо?

– Держи, – повторил я. – В баню сходите да горячего похлебайте.

Девочка осторожно протянула руку и, все еще не веря, взяла деньги, прижала их к груди и замерла, глядя на меня и все еще не веря, что это произошло.

Я усмехнулся:

– Чего стоишь? Иди.

Только после моих слов она, выйдя из ступора, неуверенно кивнула мне головой и, схватив малышей за ручки, быстро повела их за собой. Какое-то время шел за ними, не выпуская их из поля зрения. Время жестокое, люди озлобленные, а деньги по нынешним временам большие, мало ли кто за ними увяжется. Убедившись, что дети исчезли за какими-то сараями и их никто не преследовал, я постоял немного, потом развернулся и снова зашагал вдоль лотков.

Пройдя до самого конца официальной части рынка, наконец нашел то, что искал. У разбитной молодки в цветастом платке на лотке лежали подходящие по размеру и цвету светло-коричневые брюки, а в соседнем ряду обнаружил коричневые туфли. Торговался с обоими продавцами я минут двадцать, но все же скинул цену, после чего забрал пакет с вещами и направился к выходу с рынка. Теперь мне нужна была мастерская по ремонту одежды или нечто подобное, чтобы подогнать брюки в по размеру.

Не прошло и пяти минут, как увидел нужное мне заведение. Вывеска «АТЕЛЬЕ. ПОШИВ и РЕМОНТ ВСЕХ ВИДОВ ОДЕЖДЫ» горела золотыми буквами. Рядом с боковой дверью висела реклама-объявление «Европейская мода. Только у нас парижские модели 1923–1924 года». Можно было, конечно, найти мастерскую попроще, но сегодня я решил шикануть.

«Гулять так гулять», – и под эту мысль бодро зашагал к большой стеклянной двери. Открыв дверь, шагнул внутрь. В ателье царил легкий полумрак, несмотря на солнечный день и большую витрину. Впрочем, как только глаза привыкли, все можно было спокойно разглядеть. Напротив входа я увидел деревянный прилавок, за которым сейчас никого не было, а в двух шагах от входа – милую девушку, которая передавала объемистый, но сразу было видно, что легкий, сверток клиентке при этом говорила:

– Если пани Ядвига уже определилась с моделью, то пусть подходит. Если нет, то у нас в конце недели ожидается новый журнал мод. Сразу предупреждаем: на руки сначала давать не будем. Приходите и смотрите.

– Вот радость-то хозяйке! – воскликнула женщина. – Передам обязательно! Спасибо, побегу.

Не успела женщина выйти, как наступила моя очередь.