1924 год. Старовер - Тюрин Виктор Иванович. Страница 65

Во время заслушивания кратких отчетов глава московской комиссии мрачнел прямо на глазах. Не успел сказать свое последнее слово заместитель начальника уголовного розыска, как резко вскочил на ноги бывший латышский стрелок:

– Я правильно понял вас, товарищ Дровин, что зампред Вязигин сорвал вам операцию по задержанию белогвардейской банды?

Заместитель начальника уголовного розыска понимал, что Озолиньш не просто назвал жиганов белогвардейцами, тем самым переведя их из разряда обычных уголовников в политических врагов, а зампреда ГПУ Вязигина – в их, пока еще косвенного, пособника. Дровин невольно бросил взгляд на сидевшего зампреда и поразился, как тот изменился за эти несколько минут сейчас его лицо словно было застывшая маска из белоснежного гипса. Чувство злобы на него как-то разом пропало, но что-либо менять Дровин не хотел, да уже и не мог. Он не хотел рисковать ни своей карьерой, ни своей жизнью ради какого-то Вязигина, вообразившего себя большим начальником, поэтому, вытянувшись, как на строевом смотре, отчеканил:

– Так точно, товарищ Озолиньш!

– А почему вас не поддержал начальник милиции Дударев? Разве он был не в курсе?

– Он присутствовал на том совещании, товарищ Озолиньш!

– А где ваш начальник товарищ Лапоткин? Почему его нет в этом зале?!

– Лежит в госпитале. Чахотка.

– Хорошо. Тогда вернемся к нашему делу. Если бы ваша засада сработала, то налета на ценный груз, как я понимаю, не было бы? Так, товарищ Дровин?

Бледные Вязигин и Дударев сидели, замерев, под скрестившимися взглядами десятков людей. Если зампред сидел с бледным лицом, глядя застывшим взглядом куда-то в пространство, то толстый Дударев постоянно вытирал платком красное и вспотевшее лицо. Оба уже поняли, что именно они стали закладными жертвами, которых пустят под топор, но при этом в них жила маленькая надежда, что гроза пройдет мимо.

– Так точно, товарищ Озолиньш! – понимая, что он только что подписал приговор своим, уже бывшим, коллегам, снова отчеканил замнач уголовного розыска.

– Мне известно, что перед приемкой ценного груза было собрано секретное совещание, на котором присутствовали Вязигин и Дударев. – То, что он их назвал по фамилиям, без упоминания должностей, говорило о том, что по ним Озолиньш для себя уже все решил. – Еще мне известно, товарищ Дровин, что до сих пор так и не выяснено, кто передал информацию белогвардейским сволочам.

– Мы прилагаем все усилия, товарищ Озолиньш, чтобы выйти на предателей! – подтвердил его слова Дровин, который чувствовал себя марионеткой, за чьи веревочки прямо сейчас ловко и со знанием дела дергал москвич.

После этих слов на несколько секунд в зале наступила тишина, потом послышался легкий шум. Собравшиеся здесь представители городских властей, до этого застывшие в напряжении, сейчас приходили в себя, облегченно вздыхая, понимая, что на этот раз гроза прошла мимо.

– Вязигин и Дударев, встаньте! – Когда те вскочили, Озолиньш продолжил. – На время расследования вы оба отстраняетесь от работы и переходите в распоряжение следователей. Сдать оружие и удостоверения! Увести их! – отдал следующий приказ бывший латышский стрелок.

Если бывший начальник милиции с поникшим видом дал безропотно себя разоружить и вывести из зала, то Вязигин пытался оказать сопротивление, крича, что он не виноват.

Заседание продолжалось еще около часа, пока с места не встал глава московской комиссии.

– Товарищи! Мы не для того утверждали власть народа, чтобы дать разным контрреволюционным гадам делать все, что им вздумается! Мы переживаем тяжелое время, у нас есть внутренние и внешние враги! Вы сами убедились, как хитро и подло действует белая сволочь! Тут и похищение начальника следственного отдела ГПУ, и налет, в результате которого нашему советскому государству был нанесен значительный финансовый урон! Что это, как не подрывная работа белогвардейского подполья?! Как же вы, товарищи, смогли допустить подобное безобразие! А бандитская вольница, которую развела местная милиция?! В большом городе стреляют среди белого дня! Это как понять?! Как все вы, которые сейчас сидят в зале, можете смотреть в глаза рабочему пролетариату и колхозному крестьянству?! Впрочем, мы приехали не за тем, чтобы вас стыдить, а чтобы заставить работать в полную силу! На сегодня все, товарищи!

Идя по улице, я своим видом не выделялся из толпы. Вид приличный, но пиджак слегка не по росту, брюки и туфли явно не новые. Кольт остался в саквояже вместе с револьвером, поэтому сейчас у меня в кармане пиджака лежал только небольшой браунинг.

В свое время Коромыслов дал мне хороший совет: сходить на биржу труда и обзавестись справкой, что стоишь на учете. Какая-никакая, а бумажка с печатью. Не поленился, сходил и встал на учет. Теперь у меня кроме трудовой книжки была еще одна бумага, заверяющая, что я без пяти минут пролетарий, который вот-вот устроится на завод.

Пересчитал деньги. Девяносто пять рублей – полторы-две месячных зарплаты. Хватит на все и еще останется. В лавке мне теперь делать было нечего, прощаться ни с кем не собирался, к тому же не сегодня завтра найдут трупы Терентия с подручными, и тогда начнутся крупные разборки между бандами, новый дележ территории. У меня и сомнений не было, что по малинам и шалманам уже начали ходить самые разные слухи о непонятном исчезновении Кастета, и это притом что я еще не знал о непонятной смерти Резаного и исчезновении Сыча.

Прошел мимо афишной тумбы, где рабочий сдирал скребком афишу, сообщавшую о гастролях Новосибирского театра красного авангарда, который, закончив гастролей, вчера уехал из города. Так я никогда и не узнал, что вместе с ним уехали оставшиеся в живых члены банды жиганов, которые играли второстепенные роли в спектаклях, а также занимались административными и хозяйственными вопросами, монтажом и установкой декораций. Банда из восьми офицеров, воевавших у Колчака и дико ненавидевших советскую власть, последние два года ездила «на гастроли» по всей Сибири, совершая налеты и грабежи, при этом не оставляя никого в живых. Идею использовать театр как прикрытие подал бывший капитан Лужин Аркадий Ипполитович, страстный театрал. Он нашел нескольких любителей, которые составили актерское ядро театра, а затем для постановки спектаклей пригласили одного из пролетарских сценаристов Василия Савраскина, которого им предоставил Новосибирский городской комитет по культуре и агитации. Таланта у него не было никакого, зато он обладал бурной фантазией и верой в свою гениальность. Именно он составил пролетарский репертуар для нового театра, который был утвержден специальной комиссией. Так появился новый театр, который, как считали некоторые критики, вполне соответствовал духу времени.

За эти годы банда обросла многочисленными связями и информаторами в самых разных слоях общества и органах советской власти. Бывшие офицеры, а теперь налетчики и убийцы, прекрасно понимали, что рано или поздно их везение закончится, поэтому последние несколько месяцев искали дело, которое позволит им уйти на покой.

Два молодых человека, фотографии которых мне в свое время показал Силантий, работали в банке и были в числе информаторов, работавших на жиганов. Когда они запаниковали, их пришлось убить. Это сделал Сыч, в прошлом царский офицер, штабс-капитан Сычев Андрей Станиславович. Убийство ювелира с семьей и расстрел вора на одной из малин было просто вызовом ворам и карательным органам советской власти. Вот, смотрите, какие мы, никого не боимся!

Театр приехал на гастроли за две недели до прибытия ценного груза. Общий план нападения уже был, осталось только привязать его к местности. В этой операции также принимал участие Сыч, который за сутки до налета убил Резаного для того, чтобы еще больше запутать и запугать воров. После налета бывшие офицеры похоронили погибших товарищей, отыграли вечерний спектакль, а на следующий день уехали с театром и награбленными деньгами.

Остановившись, я попытался решить, куда лучше пойти обедать, как вдруг вспомнил о приезде французской миссии Красного Креста.