Она моя зависимость (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна". Страница 39
Андрей
– В центре, решила выпить кофе.
Не успеваю ничего сказать, потому что она просто бросает трубку. Набираю снова, но теперь ее телефон выключен, что неимоверно злит. Очень злит. Если бы она стояла сейчас передо мной, то точно бы осталась без головы за такие проделки. Шею бы ей свернул. Гадина.
Крепче сжимаю телефон. Упираюсь локтем в колено.
Прикрываю глаза, стараясь поймать хоть какое-то равновесие. Перелет был муторным, переговоры – долгими. Честное слово, я толком не помню, как оказался дома. Пока шарился по квартире, прежде чем вырубиться, ловил флешбэки с питерских обсуждений. Старался вспомнить, не упустил ли чего. Анализировал, как все прошло. Насколько хорошо прошло…
Запрокидываю голову, уставившись в потолок.
В квартире какая-то мертвецкая тишина. Словно что-то вот-вот должно случиться.
Пробежав взглядом по гладкой поверхности тумбочки без единой пылинки, возвращаю внимание к телефону. Предчувствие паршивое. И что-то мне подсказывает, я знаю человека, кто сможет враз прояснить ситуацию.
В основном Еськина рефлексия и бешенство связаны конкретно с двумя людьми.
Захожу в избранные контакты и нажимаю вызов.
– Мама, ты с Есей сегодня общалась?
Поднимаюсь с кровати и иду в ванную.
– Нет, Андрей. Конечно нет.
– А вчера?
Достаю щетку и, зажав смартфон плечом, выдавливаю из тюбика пасту.
– Нет же. Я ее неделю не видела.
Как же, неделю.
– Давай без вранья.
– Андрей, я тебе говорю…
Она пытается оправдаться. Щелкаю выключателем, чтобы зажечь свет над зеркалом, и роняю щетку. Мать продолжает причитать в трубку, хотя ее слова меня теперь мало интересуют. Потому что вместо щетки из-под тумбы я вытаскиваю пластиковый футляр.
Мозг мгновенно стопорит мысленный поток. Проходит пять, четыре, три секунды… Я слышу, как мой внутренний голос отсчитывает каждую, прежде чем ко мне приходит полное понимает, что я только что нашел.
Чуть крепче сжимаю тест в пальцах и сбрасываю вызов.
Мать наяривает в ответ. Телефон разрывается громкой мелодией.
Внутри все переворачивается. Да что уж там, мир с ног на голову встает.
Несколько долгих минут смотрю на две ярко-красные полоски под мелодию телефонного звонка. В ушах звон. Звуки вокруг становятся приглушенными. Сейчас я отчетливо слышу биение собственного сердца. Его ритм чуть быстрее обычного, ровно до момента, пока до меня не доходит понимание всей картинки. Вот тогда моторчик заходится в бешеном темпе.
Еська!
Роняю эту пластиковую палку на пол. В подъезд вылетаю в расстегнутой рубашке, спустившись ровно на один пролет, выдыхаю. Торможу. Упираюсь ладонью в стену, понимая, что творю какую-то дичь. Хотя бы потому, что на мне нет ботинок.
Возвращаюсь в квартиру. Забираю из ванной телефон, обуваюсь и снимаю с вешалки куртку, не забывая кинуть в карман ключи от машины.
Токаревой звоню уже из машины. Гудков до сих пор нет. Телефон выключен.
– Зараза! – ударяю по рулю, задевая клаксон, громко сигналя ползущему впереди автомобилю.
Обгоняю эту черепаху, сцепив зубы. Водила тычет в лобовуху средним пальцем. Утырок.
Такое состояние сейчас, что хочется остановиться посреди потока и вытащить этого умника из тачки. На телефон падает сообщение.
Еськин телефон снова в сети.
Перестраиваюсь и снова звоню ей.
Проходит пара секунд, прежде чем она берет трубку. Кажется, шмыгает носом. Не прислушиваюсь. С языка сразу же срывается один-единственный интересующий меня сейчас вопрос:
– Ты беременна?
Сзади сигналят. Приходится выкрутить руль чуть резче и прижаться к обочине.
– Я…
– Еся! – сквозь зубы.
Пальцы впиваются в руль. Я на таком нервяке, что даже мысли здраво выразить не могу.
– Да. Наверное.
– Что значит, наверное?
– Анализ еще не готов.
– А тест?
– Я не знаю, не знаю….
– Где ты? – Стрелка спидометра заходит за сотку. – Я приеду.
– Пожалуйста, Андрей, я тебя прошу, не надо. Я хочу побыть одна, – она всхлипывает, но пока старается держаться.
– Не делай глупостей, слышишь меня? Просто скажи мне, где ты?
– Андрей, я…
А дальше ее прорывает. Кроме слез, всхлипов и шмыганья носом я больше ничего не слышу. Самого перетряхивает.
– Ты что-то сделала? – прищуриваюсь. Смотрю на притормаживающий поток машин впереди, но не различаю ничего кроме светящихся красным габаритов.
– Нет.
– Скажи мне, где ты, и сиди там. Я сейчас приеду.
Она снова отнекивается. Что-то бормочет. Не разобрать.
Ставлю телефон на громкую связь и захожу в iMessage. Открываю ссылку на карту. Во всем этом бреду я забыл, что еще пару месяцев назад включил на Еськином телефоне отправку ее геолокации себе.
– Сиди там, – повторяюсь и отбрасываю мобильник на пассажирское кресло.
Токареву нахожу в баре недалеко от универа, где она учится.
Еще на входе останавливаю пыл подскочившей ко мне официантки, сжимающей в руках меню.
– Я ненадолго.
Прохожу вглубь зала. Еська сидит за дальним столиком у окна.
На столе бокал красного вина. Рядом откупоренная бутылка.
Шумно отодвигаю для себя стул.
Еся поднимает голову, скользит по мне взглядом и снова концентрирует внимание на бокале.
– И? – бросаю телефон на стол и распахиваю куртку шире. Жарко.
– Так захотелось напиться, – ведет рукой по волосам, – но теперь же нельзя.
Она улыбается не по-настоящему и продолжает пялиться в одну точку.
– Ты можешь мне объяснить, что с тобой происходит?
Она вздрагивает. Смотрит на меня исподлобья.
– Мне не нужен этот ребенок, – давится словами, – я не хочу детей. – Сжимает губы в узкую полосочку.
– Ну, давай начнем с того, что в данной ситуации все же стоит сказать «нам», а не «мне».
Она пугливо дергается и замирает.
26
– Ты не можешь решать это одна. Несмотря на то, что тело все-таки твое.
Еська отводит взгляд.
– Я же говорила тебе, говорила! – повышает голос, привлекая к нам внимание людей за соседним столиком. Мечется. Торопливо пробегает пальцами по волосам, лицу. Снова смотрит на меня. Выжидающе. Словно хочет, чтобы я сейчас согласился со всем, что она говорит.
– Помню, но сейчас все иначе.
– Я не могу, – качает головой. – Пойми же, я не могу быть матерью. Я ведь буду, как она. Ты это понимаешь? Я хочу другого. По-другому! Не по залету, не так.
– Понимаю. Кроме того, что ты будешь, как она.
– Андрей, пожалуйста, не заставляй меня, я тебя умоляю. Я приняла решение, если результат будет положительным… Прошу тебя, – касается моей руки, впиваясь в запястье ногтями.
– Просишь дать согласие на то, чтобы от него избавиться? – непроизвольно смотрю на ее живот. – Или от нее.
– Нет, все же не так.
– А как? Для меня это тоже неожиданность. И я также не планировал. Но если уж вышло, мы можем…
– Я не готова морально. Понимаешь? – подается вперед и говорит совсем тихо. – Я не буду его любить, – шепотом, – не смогу. Он же… Прости, прости меня. Пожалуйста.
Она дрожит. Плачет. Ее колотит.
Меня и самого передергивает. От ее слез и голоса этого замогильного.
– Поехали домой. Есь, давай вставай. Дома поговорим.
Токарева нехотя поднимается с кресла, с грустью смотрит на осиротевший и все еще полный бокал вина. Пробегает подушечками пальцев по тонкому стеклу, после чего подхватывает свое пальто.
В машине она молчит. Я тоже. Хотя сказать есть что. Прорывает прямо. Но я намеренно стискиваю зубы, чтобы не доводить до крайности.
В какой-то момент закрадывается мысль о том, что она права. О том, что рано. Мы не готовы, можем не справиться…
Честно говоря, это была первая мысль, когда я увидел две полоски на тесте.
То, что она предлагает, – самый простой вариант. Но это видимость. После придет откат. Обвинения. Сожаления. Они, несомненно, будут. Не сейчас. Позже. Пять лет, восемь… Может быть, через три года. Не важно. Они, несомненно, будут.