Она моя зависимость (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна". Страница 60
– Я хочу быть оригинальной, а не инкубатной.
– Какой?
– Инку… баторной.
– Давай мы завяжем белые, а после вашего общего танца сменим на розовые?
Майя морщит нос и шипит, как маленькая змея.
– Не канючь.
– А папа говорит…
– Вот с папой вы это потом и обсудите. Ты гольфы надела?
– Не буду.
– Майя, – присаживаюсь перед ней на корточки, – откуда в тебе столько упрямства?
– От тебя, – показывает язык и соскальзывает со стула.
– Гольфы.
– Ну ма-а-а-м.
– Потом снимешь.
Пока Майя возится с гольфами, закидываю в сумку розовые банты и расческу. Телефон при мне, в кармане пиджака. Помада еще. Точно.
– Я все, – демонстрирует мне надетые, но спущенные гармошкой почти до щиколотки гольфы. Светится, как натертый самовар. Улыбка до ушей вон.
Ладно, потом просто незаметно подтяну их.
– Поехали тогда.
Черт, ключи от машины забыла в другой сумке.
– Посиди на диване, я сейчас приду.
– Ага.
Взбегаю наверх. Пока ищу в шкафу сумку, в которой оставила брелок, спиной чувствую, что дочь уже стоит сзади. И так всегда. В сентябре в школу, а мы все за мамой хвостом.
– Ты все? – скользит ногой по паркету.
– Все, – сжимаю ключи в кулак. – Поехали.
Щелкаю выключатели, открываю Майе дверь, и она сразу же несется через весь двор к машине.
– А папа успеет? – забирается в свое кресло.
– Успеет, – пристегиваю ее и сажусь за руль. – Уже выехал с работы.
– Тогда ладно. Дай телефон, я поиграю.
– Давай-ка мы лучше стих повторим.
– Я его и так помню, – складывает руки на груди, состряпав деловую мордашку.
– Тогда дело двух минут. Начинай.
Майя недовольно зачитывает первую строчку. А уже на второй запинается. На третьей забывает половину слов, и так почти до самого конца.
Молодец, Андрей, браво!
– Вы с папой вообще учили?
– Ага.
– Что-то незаметно.
– Он просто пару раз уснул.
– Заново повторяй тогда. Я слушаю.
Пока она, спотыкаясь на каждой букве, проговаривает слова, сворачиваю на территорию частного детского сада. Надеюсь, стихи не только мы с папой учим.
– Ладно, будешь импровизировать, значит.
– Это я могу, – бормочет, пытаясь расстегнуть ремень. – О, папа, – вытягивает шею и тычет пальцем в стекло.
Машина Андрея и правда въезжает на парковку.
– Пальцем не показывай. Аккуратнее, – помогаю ей отстегнуться, – что-нибудь себе прищемишь и будешь плакать.
– Не буду. А мы в кафе пойдем потом?
– Пойдем.
– Я хочу торт. Давай торт купим.
– Купим.
Придерживаю ее за руку, чтобы спрыгнула на асфальт. Год назад Андрей подарил мне машину. Я сама хотела кроссовер, а потом долго привыкала к габаритам. Майка вон тоже как кузнечик скачет, потому что клиренс высокий.
– Папа! – орет на всю улицу, пока я забираю сумку и ставлю машину на сигнализацию.
Андрей ускоряет шаг и подхватывает ее, такую бегущую и орущую, на руки.
– Привет, – целует меня в губы. Мимолетно.
– Привет. Вы как стих учили? Она ни в зуб ногой.
– Учили вроде, – Андрей улыбается и пропускает меня вперед.
Почти на входе нас встречает воспитатель и сразу берет Майю в оборот. Ребенок даже про свои «не розовые» банты забывает.
– Гольфы ей поправь, – шепчу Андрею, когда детей агитируют выстроиться в линейку.
– Ты чего такая нервная сегодня?
– А я тебе не говорила? – пытаюсь вспомнить.
– О чем?
– Маме вчера позвонила и узнала… Короче, не знаю, где она его откопала, но с распростертыми объятиями приняла папашу обратно, – понижаю голос, прикрывая рот рукой.
Не ожидала я от нее больше подобного. Но тут, видимо, ситуация уже неисправима.
– Мы сделали, что могли.
Андрей обнимает меня за талию и целует в висок.
Откликаюсь на его прикосновения улыбкой и растекающимся по телу спокойствием.
С мамой у меня отношения так и не наладились до конца. Мы редко видимся. Последние два года так вообще только созваниваемся.
В декрете я сидела, пока Майке не исполнилось два года. Потом уже была няня. Мне нужно было покончить с учебой. Очень хотелось начать себя реализовывать. Руки аж чесались. К Андрею я работать намеренно не пошла, хотя он звал. После заварушки с Шахмановым он достаточно быстро реабилитировался и смог занять свою нишу. Чуть позже объединился с отцом. Тот ему сам предложил, потому что бизнес процветал.
Теперь они работают на равных.
Свекор не часто бывает у нас в гостях, но Майю любит. Поначалу мне даже казалось, что это какая-то игра. Я столько от матери своей про отца Андрея когда-то выслушала… что просто так поверить в его благие намерения долго не могла.
Ну и вишенкой на торте, конечно, стала свадьба Оксаны Николаевны. Четыре года назад она познакомилась с итальянцем, вышла за него замуж и эмигрировала. Теперь ее голос я слышу пару раз в год, по праздникам. После замужества ей стало абсолютно все равно на то, как мы с Андреем живем. Ракурс сместился на свою личную жизнь, к счастью. Даже новость о Вике, с которой Андрей меня познакомил почти сразу, после той ссоры, ее не смутила. Свекровь отнеслась к этому как к чему-то обыденному. Ну, вроде, что-то подобного она от бывшего мужа и ожидала.
– …лошадка…
Прищуриваюсь, не сразу улавливая суть происходящего.
– Какая лошадь? – смотрю на Андрея. – Не было там никакой лошади…
– Импровизация.
Панкратов ржет, а Майка с широкой улыбкой продолжает на ходу воспроизводить стих собственного сочинения. Там и лошади, и шишки, и косолапый мишка.
Замечаю взгляд воспитательницы. Все, что могу, это поджать губы и уткнуться лбом в плечо мужа, хотя самой смешно не меньше всех присутствующих.
Когда импровиз заканчивается, дочь бежит к нам.
– Папа, ты снимал мой дебют?
Андрей кивает.
– Покажешь? – тянется к телефону. Смотрит на себя пару секунд, после чего вывозит: – Я как Ахматова, только круче. Мам, банты можно менять? Мы уже станцевали.
– Можно.
– Владик мне на ногу наступил, – запрокидывает голову, смотрит на Андрея.
– Будем наказывать? – папа присаживается перед ней на корточки.
– Не. Пусть живет, пока.
– Готово, – потуже затягиваю хвосты. – Беги.
Майя испаряется за пару секунд. Поворачиваюсь к Андрею.
– Ты меньше при ней по телефону разговаривай. А то у нее весь лексикон из твоих слов и выражение лица в основном пофигистичное.
В ресторан едем в центр. Андрей сам садится за руль, а его водитель отгоняет мою машину домой.
Майя, оказавшись в салоне авто, первым делом стаскивает гольфы. И напяливает туфли обратно уже на босые ноги.
– Довольная теперь? – поправляю ей воротничок на платье.
– Ага.
За столиком дочь садится рядом с Андреем, заговорщически закрывает его и себя меню. Тихо хохочет.
– Шоколадный хочу, папа.
– Опять аллергия вылезет. Давай что-нибудь другое, – Андрей пересаживает ее к себе на колени. Бросает взгляд на свой звонящий телефон. Он лежит на столе. Скидывает звонок.
– Если что-то важное? – смотрю на погаснувший экран.
– Я просил меня сегодня больше не беспокоить. Это Смирнов.
Смирнов – это помощник. По моим, так скажем, настоятельным рекомендациям Панкратов уже давно избавился от помощниц. Знаю, что это глупо, но моя неугомонная ревность еще долго не давала никому покоя. Андрею в первую очередь, конечно.
– Май, давай что-нибудь с ягодками, – подсовываю ей яркую картинку из меню, и она тут же соглашается.
– Как ворона ты, – Андрей треплет ее по голове. – Сок будешь?
– Ага.
Панкратов делает заказ. А когда официантка уходит, ловит мой взгляд. Провокационно веду носом туфли по его ноге, замечая ухмылку. В глазах уже огонь. Но внешне он никак не выдает этого состояния.
– Что, кстати, с открытием? – интересуется между делом.
– Не можем определиться с персоналом. А, ну и короночка – Леська хочет впихнуть туда солярий, – закатываю глаза.