Его нельзя любить. Сводные (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна". Страница 19

— Езжай прямо по дороге, я скажу, когда свернуть.

Минут через десять мы оказываемся у дома за высоким забором. Он такой тут не один. Деревня уходит вглубь от трассы, поэтому с дороги ее не увидишь. Только поля.

Малинина сидит молча. В дом тоже заходит без слов.

— Это какая-то месть, да? — спрашиваю у нее вполголоса.

Глупость округляет глаза и качает головой в отрицании.

— Я не специально…

— Видимо, удача на твоей стороне сегодня, — бросаю зло и сажусь на диван.

Мы вошли в дом через кухню. Хозяин оставил пса во дворе, а следом принес аптечку.

— У тебя выпить есть? — спрашиваю, промачивая вату спиртом из стеклянной колбы. — Нормальное что-нибудь.

— Водку будешь?

— Давай. Я Ян, кстати.

— Егор, — мужик пожимает мне руку. — Вы чего в полях забыли? Как ты умудрился ее одну ночью прокараулить? У нас места не особо людные, но опасностей и без этого хватает.

— Перевяжи, — шиплю на Нику, и она хватается за бинты.

— Твой монстр привит? — кошусь на Егора.

— Привит. Привит. Держи, — протягивает мне стопку и следом наливает себе.

Пью залпом. Морщусь от горечи и возвращаю стопку на стол. Ника к тому времени уже завязывает бантик.

— Ты еще блестками укрась.

— Хватит на меня орать, — подает голос и давит пальцами прямо в место укуса.

— Ай. Дура, что ли?

— Сам дурак! Спасибо, что отогнали собаку и помогли, — обращается уже к Егору.

Чернявый мужик кивает. На вид ему лет сорок, может чуть больше.

— Вы туристы?

— Ну почти.

— Можете на ночь остаться.

— Спасибо, — Малинина ему улыбается и помогает убрать аптечку.

— Только комната у нас свободная одна.

— Он поспит на диване, вот тут, — снова Ника.

— Сама поспишь на диване. Комната где?

Егор какого-то хрена лыбится и показывает рукой на дверь.

— Ага. Спасибо, — киваю и поднимаюсь с места.

Глупость идет следом, правда, сначала рассыпается в благодарностях перед хозяином дома.

Распахиваю дверь, быстро осматриваясь в полутьме. Здесь одна кровать, две тумбочки и куча книг на полках. Супер, спать в пыли от этой макулатуры.

Заваливаюсь поперек кровати, наблюдая за Малининой. Она подходит к окну, смотрит куда-то вдаль и громко вздыхает.

— Ты заметила, что даже по нужде без проблем сходить не можешь?

— Отстать от меня.

Она стягивает кофту и ложится на самый край. Моя башка теперь почти упирается в ее спину. Отодвигаюсь, растягиваясь в длину кровати, и завожу руки за голову.

Глупость долго вертится, а потом забирается под покрывало.

— Я из-за тебя, между прочим, теперь почти инвалид.

— Мало тебе.

Она так резко поворачивается, что мне на мгновение кажется, что сейчас опять зарядит по морде. На инстинктах даже чуть отшатываюсь в сторону.

— Ты, скорее, станешь инвалидом за свой длинный язык.

— Ты не первая, кто мне это говорит.

— И не последняя, уж поверь.

— А говорила, что у меня с эмпатией проблемы. Я почти при смерти, а ты на меня еще и орешь, — говорю с наигранным возмущением.

Малинина молчит. Лежит на спине. Либо в потолок пялится, либо уснула там, что ли?

Ну и хрен с ней. Закрываю глаза, чувствуя, как боль медленно отпускает.

Просыпаюсь от духоты. В комнате уже светло.

Приоткрываю один глаз, чувствуя, как затекла рука. Приподнимаю голову. Малинина подкатилась максимально близко. Ее голова лежит на моем предплечье, а моя нога закинута ей на бедро. Шикарно просто.

К утреннему стояку примешивается еще и то, что Никина задница упирается в мой член.

Если она сейчас проснется, то начнет верещать так, будто ее тут режут.

Медленно вытягиваю из-под нее руку и убираю свою ногу. Перекатываюсь на спину и еще минут пять пялюсь в озаренный солнечными лучами потолок.

Беру с тумбочки телефон. Семь утра. Я в этой глуши позже девяти еще ни разу не просыпался.

Свой старый телефон вместе с сим-картой я оставил в том же торговом центре, где купил этот, после того как снял деньги. Не очень хочется, чтобы папа вычислил меня так быстро.

Глупость начинает шевелиться, и я на автомате задерживаю дыхание и прикрываю глаза.

Она осторожно сползает с кровати и топает к двери. Выходит из комнаты, бросив на меня взгляд, это я вижу через едва приоткрытые веки.

Когда сам выползаю на улицу, потому что в доме к тому времени никого не оказывается, Ника с улыбкой на лице помогает какой-то тетке нарезать овощи на летней кухне. Судя по всему, это жена этого Егора.

— Доброе утро, — женщина взмахивает рукой, и на моем лице вырисовывается кривая улыбка.

Ага, доброе, как же. У меня из башки до сих пор не выходит мысль: это был только утренний стояк, и Глупость тут не при чем?

Тру виски и, чуть прихрамывая, сажусь на лавку подальше от них. Вытаскиваю сигареты. Электронка села, теперь приходится курить обычные.

— У вас очень красивый дом, — болтает Глупость. — Спасибо, что позволили переночевать.

— Вы у нас не первые такие, покусанные Фрэнки. Ну вот что за пес? Я сколько Егору говорю: «Ну не пускай ты его, не пускай». Столько туристов летом, кто-нибудь обязательно переночевать поблизости остановится.

— Да все нормально. У Яна почти ни царапинки, — нагло продолжает эта утка. — Я только перепугалась.

— Да представляю, среди ночи-то. Может, кофе сварим? Ты пьешь?

— Пью. Спасибо.

— Тогда пойду сделаю.

Тетка уходит в дом, а Малинина чешет в мою сторону.

— Чего тебе? — смотрю на нее исподлобья.

— Ты меня лапал ночью, — выдает сердито.

— Серьезно? У меня из-за тебя чуть рука не отвалилась. Сама всю ночь ко мне подкатывалась.

— Я не…

— Еще как да!

12.2

Малинина пялится на меня во все глаза. Видимо, пытается вычислить, говорю ли я правду.

— Как твоя нога? — меняет тему. — В порядке? — она прищуривается. Выглядит это не по-доброму.

— Что ты задумала? — сгибаю колено, убираю ногу под лавку в целях безопасности. Не удивлюсь, если она долбанет по ней со всей силы.

— Да так… Ничего. Завтракать будешь?

— Обойдусь. Судя по твоему лицу, ты мне точно яда подсыплешь.

Она только цокает языком и разворачивается в направлении дома.

— Через полчаса выдвигаемся, — бросаю ей в спину.

— Ты мог бы хотя бы поинтересоваться, как я после произошедшего.

— Я уже сказал, что не нянька тебе. Поняла?

— Более чем.

Малинина топает как слон, направляясь в дом. Я остаюсь один. Откидываюсь затылком к забору и смотрю в небо. Жарит с самого утра. В доме Егора мы тусуемся еще около часа и потом уезжаем.

Ника расплывается в улыбке перед людьми, что приютили нас на ночь и чья собака меня покусала. Дебильный инцидент, что никак не выходит из головы. Я все еще слегка прихрамываю, и это неимоверно бесит.

Пока жена Егора вручает Малининой какой-то пакет, сажусь в машину. Двигатель урчит как не в себя. Видимо, не только на меня пагубно действует сегодняшняя жара.

Осматриваю территорию вне двора. Поселок. Дорога заасфальтирована, дома все частные. На улице то и дело кто-то шныряет. Дети, взрослые. Все идут по своим делам.

Цепляю глазами Нику, она наконец-то топает к тачке. Заметив, что смотрю, подбирается, но это не помогает ей скрыть легкую хромоту. Даже не так, она просто немного странно ступает на левую ступню.

— Что с ногой? — спрашиваю, как только она забирается в салон.

— Ничего.

— Я тебя по-нормальному спросил, — дергаю ее за запястье, чуть резковато вдавливая Нику в сиденье.

— По-нормальному? — смотрит на мои пальцы, что сжимают ее руку. — Мы, кажется, договаривались без рук, — прищуривается.

Отпускаю.

— Так нормально? — демонстративно закатываю глаза.

Вот и беспокойся о ней после этого, ага!

— Не очень.

— Так что с ногой? — Отпускаю педаль тормоза, и машина начинает двигаться накатом.

— За что-то зацепилась, когда убегала от собаки.

— Подвернула?