Луна над рекой Сицзян (СИ) - Шаогун Хань. Страница 19

В полицейском участке приняли заявление о том, что пропал человек, однако несколько дней подряд не было никаких вестей. Тогда мама отправилась на поиски отца сама. Она обошла все опасные места вроде железнодорожных путей или колодцев. Воображаю, каково ей было разглядывать бесчисленных незнакомцев. У одних в ушах красовались серёжки, у других были вставлены золотые зубы, а у третьих на лице застыло выражение нескрываемой ненависти к соседям или родным. Однако среди них не было того, кого она искала. То было время, когда резко сократилась численность населения, и причина крылась не в войнах, не в эпидемиях, а в политической буре. Пройдут годы — в памяти людей от этой бури не останется и следа, возможно, её сознательно позабудут.

Народ с упоением предавался разоблачениям и демонстрациям, даже я впал в эйфорию и крайнее воодушевление, так что именно в тот день, когда мой отец ушёл в парикмахерскую, вопреки обыкновению меня не было дома. Несколько дней кряду я наслаждался бесплатными поездками для революционной молодёжи, на каждом шагу разглядывая дацзыбао и плакаты.

Видя, как мать каждый вечер возвращалась домой подавленная, с пустыми руками, отец, у которого дела на работе шли лучше, встречал её торжествующей улыбкой. Позже в рабочем кабинете отца нашли предсмертную записку, в которой он признавался в преступлениях против партии и социализма и выражал надежду, что его дети и другие члены семьи порвут с ним и навсегда сохранят верность революции. Удивительно, но даже на пороге смерти он сохранил простоту слога и отточенность грамматики, даже знаки препинания были правильно расставлены. Этот документ перепугал его сослуживцев, трепетно заботившихся о своём здоровье: занимавшихся гимнастикой и принимавших укрепляющие лекарства. Лица людей, которых я всегда по-простому называл «дядями» или «тётями», были теперь полны глубокого, проницательного выражения, в них сквозила мудрость. Каждый пытался превзойти другого в технике кашля, стремясь произвести его проникновенно звучным, доведённым до совершенства, с неограниченной палитрой оттенков. Они по очереди пытались вывести нас на откровенный разговор: «Ваш отец прекрасно читал лекции по философии и грамматике. Как такой умный человек мог решиться на самоубийство? Это немыслимо! Нет, нет, нет, подумайте-ка ещё раз. Может, он отправился к друзьям? Скажем, есть у него друзья в США или на Тайване?»

Всякий раз, склоняя меня к беседе начистоту, дядечки и тётечки улыбались мне доброжелательно и открыто, надеясь, что, расчувствовавшись, я расплачусь и выдам все секреты, в которые меня посвятил отец.

— Этого не может быть! — испуганно воскликнула мама. — Он взял с собой лишь четыре мао [18]. Мой муж никогда бы не пошёл на предательство партии, предательство Родины…

— Тогда почему до сих пор не нашли тела?

— Был бы живым — объявился бы, а если бы умер, нашёлся бы труп.

— Тогда выходит, что он просто испарился?

Это был неопровержимый аргумент. Отсутствие покойника стало большой проблемой. Без тела в деле не получится поставить точку, а значит, подозрения в соучастии нам не избежать. Мы всегда будем находиться под пристальным взглядом, каждый день будет отравлен покашливанием, от которого у нас перехватывает дух и неспокойно на сердце. По выражению лиц толпившихся за дверью было легко понять, что народ потирал руки и ждал интересной развязки в полной уверенности, что правда рано или поздно выйдет наружу, а истинные обстоятельства окажутся ярче красноречивых слов. В тот момент меня пронзила мысль: для нас смерть отца была бы лучше, чем новость о том, что он жив.

Мама сжалась всем телом. От волнения её виски, казалось, впали ещё глубже. Когда она плакала, прозрачные, блестящие слёзы тонкими струйками стекали у неё по щекам. «Человек — не иголка в стоге сена. Даже иголку можно отыскать, а взрослого не могут найти. Если бы он оказался на небе или зарылся в землю, то должен был оставить хотя бы малейший след». Она проклинала отца: «Какой же ты дурак! Настоящий глупец! Тебе следовало умереть полностью, с концами. Дети ещё малы. Не смей порочить, впутывать их! В нашем дворе есть колодец, в доме есть электрические провода, по улице ездят машины, а в аптеке продают снотворное. Столько способов умереть…»

Хоть я и приходил в ужас от этой безумной мысли, внезапно мелькнувшей в моей голове, осознавал её безжалостность и крамольность, но втайне я тоже молился: «Только бы отец не остался жив».

Рыдания матери не вызывали никакого сочувствия. Соседи по-прежнему спокойно читали газету или готовили лекарственный отвар, равнодушно подметали пол и стирали. Выйдя подышать вечерней прохладой, они смачными хлопками убивали комаров, следя за тем, как женщина продолжает играть свою роль. Той ночью в усиливающихся и затихающих, словно волна, хлопках слух мой различил громкие овации, приветствующие новую жизнь.

Мама начала более масштабные поиски. Она брала с собой сестру отца, и каждый день спозаранку, взяв сухой паёк и воду, соломенные шляпы и веера, чтобы защититься от солнцепёка, они рука об руку решительно отправлялись в путь. Я оставался дома, готовил еду и ждал их возвращения. Именно в тот день, когда я практически потерял всякую надежду, мама неслышно появилась на пороге. Она высоко держала голову, а глаза её горели особым блеском. Весть распространилась так быстро, что через мгновение у нас дома собрались соседи со всей округи. Их было очень много, и стулья под ними ходили ходуном и угрожающе скрипели. «Нашёлся? Нашёлся?..» Все взгляды были прикованы к моей маме. В ответ она только отворачивалась, делая вид, что не замечает их в упор. Тётя тем временем осторожно стала рассказывать, как они прошли десятки километров вниз по реке и им повстречалась одна крестьянка, которая сообщила, что больше месяца назад видела тело мужчины, проплывающее вдоль берега. Следуя её рассказу, мама с тётей нашли на речной отмели временную могилу. У них не было с собой инструментов, и они принялись рыть землю руками. Вскоре мама нащупала под глиной одежду, затем — рот, полный глины. Я подумал о том, сколько ненависти должно было быть в человеке, чтобы он попытался проглотить этот мир.

— Как вы удостоверились, что это именно он? — спросила одна тётка, расстроенная тем, что речь не о телеграмме из Америки или Тайваня.

Мама мгновенно отреагировала:

— Какие вам ещё нужны доказательства? Имеется его обувь. Время совпадает. Фотографии сделаны полицией на месте опознания. Помимо прочего, остался его вязаный жилет. Чего вам не хватает? Он мёртв! Умер!

На мамины туфли налип жёлтый песок, превратившись в твёрдую корочку. Правая туфля лопнула спереди, обнажив большой палец. Взглядом, полным триумфа, она оглядывала лица собравшихся, наблюдая за тем, как на них проступает выражение доверия, понимания и запоздалого сочувствия. Наконец-то мама могла насладиться их унылыми жалкими оправданиями. Она победила!

Старшая сестра заплакала.

Старший брат заплакал.

Мама тоже плакала. Теперь наша семья получила полное право удариться в слёзы, выплакать тяжёлый груз, лежащий на сердце. Мы ощущали облегчение, умиротворение и даже своего рода восторг; наш плач был наполнен ликованием от неопровержимого подтверждения смерти отца.

Однако это означало, что отец ушёл от нас навсегда. Он пропал 27 сентября 1966 года. Завтракали ли мы, обедали или ужинали, его больше не было с нами. Его не было с нами, когда мы мыли посуду после еды. Его не было с нами во время чаепития. Его не было с нами, когда мы обсуждали за чаем погоду, соседей, политику. Его не было с нами, когда мы шли в туалет или принимали ванну. Его не стало ни в одном мгновении нашей жизни.

2

По правде говоря, я всё время сомневался, умер отец или нет.

Да, его не было с нами. Он перестал педантично пересказывать партийные передовицы, скрупулёзно подбирая слова, при этом ругая себя за ошибки. А вдруг он просто стоит у другого окна, пристально глядя вдаль? Может, он шагает по улице где-то в дальних краях? Если он не здесь, не рядом, это ещё не значит, что он пропал. Раньше, когда он уходил на лекции, собрания, помогать на полевых работах, мы его не видели, и в этом не было ничего странного. Почему, если человека «нет», это означает «умер»? Я продолжал ломать голову над этим вопросом, и когда в 1988 году, сев на корабль, пересёк море и перебрался на остров Хайнань, и когда в 1991 году покинул страну и, сидя в самолёте, смотрел, как растворяется земля под гул двигателя. Я был так поглощён этой мыслью, что на носу корабля и в передней части самолёта мне мерещился знакомый силуэт.