Инволюция (СИ) - Кауф А.. Страница 28

Старательно отводя взгляд, Терри принимается по второму кругу вычищать черепки, всем своим видом показывая, как он занят.

— То есть, пока мы не вернём эту вещь, Мор нас даже слушать не станет?

— Меня точно. Возвлащенная потеляшка увеличила бы наши шансы на успех.

— Отлично! — Агата встаёт из-за стола и широким шагом направляется к комоду с одеждой. — Где ты в последний раз видел эту вещь?

— Постой! Ты что, хочешь плямо сейчас заняться поиском? А как же косточки? Мы ещё не закончили с ними!

— С двумя руками у меня будет больше возможностей обучить тебя. К тому же, ты уже освоил базовую составляющую, — критично оглядывая скомканные груды нестиранной одежды, протягивает девушка. — Собирайся. Без возражений, — открывший было рот ребёнок, захлопнул его обратно, обиженно надув губы. — Раз решили вернуть руку, так нечего разглагольствовать. Нужно идти и делать. Запомни, Терри: Melius non incipient, quam desinent 4.

Северная погода как нельзя ярче проявляется здесь, в Ливингстонской Бухте, чьи скалистые, изуродованные ветрами уступы каждодневно омываются холодным морем. Выглянувшее из-за туч солнце тут же прячется за свинцовыми облаками, с ужасом созерцая последствия ночного шторма. За считанные минуты температура падает ниже нуля, устилая болотистые пространства ледяной коркой. Согнувшиеся под порывами ветра деревья замирают в скрюченных позах, пораженные налетевшим холодом. Капли дождя, скользящие по крыше, превращаются в маленькие льдинки. Застывшие лужи отражают в мутной воде омертвевшую высь неба. Мир медленно погружается в сон, закутываясь в одеяло молочной пелены тумана.

Вдыхая морозный аромат мокрой земли, по деревянной дорожке идут две фигуры. Несмотря на подступающий холод, худенький силуэт довольствуется толстовкой на молнии и совершенно не торопится надевать капюшон. Хоть внутренняя подкладка выстлана мехом, под ней лишь лёгкая футболка. Стёртые чёрные джинсы хвастаются кусками застывшей грязи и потёртостями. Более-менее новыми считаются кеды с символикой покровительствующего их землям королевства. Подаренные на вырост, они, спустя немало лет, нашли своё применение. Долгое ожидание среди украденной с бельевых верёвок или найденной на свалке одежды немного подпортило изначальный вид, но не общую ауру моды.

Вторая фигура, более приземистая и с явно недовольным лицом, плетётся следом. Жертва гигиенических процедур, чье сопротивление было подавлено ещё на стадии отрицания, бросала злые взгляды на девушку. Облаченный в дутую жилетку и неумело связанный свитер, она едва тянет ноги, шипя каждый раз, стоит только кроссовкам попасть в лужу. Отваливающаяся подошва, приклеенная на честном слове, еле-еле справляется с нагрузкой. Скопившаяся злость ищет выход и очень скоро его находит.

— Зачем нужно было заставлять меня одевать эту дулацкую шапку! Я уже не маленький! Бесит! — Терри срывает убор, замахиваясь в сторону болотной жижи.

— Надевать, — длинные пальцы выхватывает предмет из лапок, ловко напяливая его обратно на голову.

— Сама-то вон—без неё ходишь!

Завистливый взгляд обращается к распущенным медным локонам. Спутанные на ветру они мягкими волнами покрывают спину девушки. Может, когда-то у него будет такая же роскошная шевелюра?

— Зато посмотри, какой симпатичный помпон. Тебе идет.

Бунтарь недовольно надувает губы.

— Стоило тогда меня мучить. Никто бы и не увидел мою… как ты сказала? Копну сена вместо волос?

— А тебе не понравился результат? — улыбнувшись, отзывается Агата. Терри ей не отвечает. Признать, что вымытые и заплетённые в косички со стеклянными бусинками локоны выглядят симпатичнее, чем прежняя прическа, — значит окончательно проиграть бой. Ведь к своему негодованию, Терри обнаруживал себя весьма привлекательным в столь непривычном виде.

Продираясь сквозь густой туман, путники всё чаще встречают здоровую растительность. Их стебли и корни не отдали свои жизненные соки болотистой дрязге. Гнилостная сеть вод теряет свою власть, уступая место сорным травам. Вскоре поверхность оголяется до скалистой породы с редкими кустарничками. У обрыва поджидает ржавая лестница. Обломанные перила и отсутствующие ступеньки спускаются к берегу моря. Безбрежная гладь, подобно живому существу, не смолкает, и, после изнуряющего шторма, шумом волн нашептывает новые тайны глубин.

— Может, хватит дуться?

Терри демонстративно ускоряет шаг, опережая Агату. Отрывистые движения вспугивают птиц с насиженных гнёзд. Взмывая в небо, они оглашают округу своими недовольными криками.

— Так мы потерянный предмет точно не отыщем, — сухо констатирует Агата, отмахиваясь от снопа перьев, поднятых в воздух. — Или ты уже передумал мне помогать?

— Тебе лишь бы слушать, — огрызается Терри. Не столько из-за обиды, сколько из-за упрямства. — Ласскажи то, объясни это. А о себе ни слова. Сомневаюсь, что каждый в столице за обедом чистит звелиные тушки. П-ф-ф-ф. Да лыбы и те лазговолчивее.

Подобное обвинение на удивление воспринимается со стойким спокойствием.

— Знаю. Извини.

Остановившись, как вкопанный, Терри поворачивается к Агате. Непривычное слово отражается в удивленном взгляде, переваривается в голове и закрывает ещё одну дыру в сердце. Смутившись, Агата негромко откашливается. Теперь её очередь стараться поскорее уйти из поля зрения. Не то, чтобы она никогда не извинялась. Особенности характера не раз обрушивали лавину холодного равнодушия к единственному заинтересованному в её жизни человеку. Но как это часто бывает, извинения скрывались под маской «Хочешь кофе?» или «Как самочувствие?». Сказать напрямую — никогда.

— Ну, так как выглядит эта вещь?

Отвлечённая тема срабатывает. Терри с трудом прячет улыбку. «Багряный румянец на щеках ей явно не к лицу».

— Шар-р-р-р, — натужно выговаривает он, — из лунной смолы нейтлального цвета. Внутли осколки калманных часов.

— И как ты его умудрился позаимствовать? — последнее слово берется в кавычки.

— Ну-у-у… Дядя пелиодически навещает важных нелюдлей и ведёт с ними самые скучные беседы в миле. Там-то я его… того.

— А сюда зачем принёс?

Разогнавшись, Терри перепрыгивает последние пять ступенек и приземляется на четвереньки. Не услышав радостных аплодисментов за спиной, он делает оскорбленный вид.

— Моему дяде взблело в голову пловести экскурсию по заводу кошачьего колма. Не мог же я оставить добычу где-нибудь в кустах! Плишлось тащить с собой. Бежал как ошпаленный челез склады. На Утёс заблался. Чтоб никто не увидел. Там он… то есть, я его… Да это всё чайки виноваты! Они меня спугнули. Калоче, выпал он. Укатился. И вжу-у-ух! — взмахнув руками, Терри изображает пикирующий полёт. — Плямо вниз, челез клай. Ой!

Костлявая рука мёртвой хваткой впивается в плечо ребёнка.

— Ты хоть понимаешь, насколько ничтожна вероятность отыскать пропавший объект?

Голос мрачный. Взгляд загробный. Персонал лаборатории в такие минуты старался уйти как можно скорее из поля зрения, чтобы не навлекать на себя ещё больших проблем. Однако храброго Терри подобные запугивания совершенно не пробирают. Издав что-то среднее между смешком и фырканьем, он, не торопясь, отвечает:

— Не пушись, мать. Шал сделан из клепкой смолы. В клайнем случае, собелём хотя бы осколки. Их свечение можно заметить и в такую погоду.

— Но что, если его унесло морское течение!

— Вес не позволит. Ставлю клык на то, что он и сейчас лежит в гнезде пелнатого.

Разжав руку, Агата делает пару шагов назад. Непоколебимая уверенность Терри вселяет надежду. И Агата готова ему поверить, если бы не крохотная мысль, буравящая напряжённый мозг.

— Если всё так просто, тогда почему ты сам его не забрал за всё это время?

— Э-э…

Терри отводит взгляд. Жёлтые кружки сыра старательно изучают шнуровку кроссовок. Но Агата не собирается отступать. В очередной раз пролетев с попыткой сложить единственную руку на груди, она в конце концов суёт её в карман толстовки. Правый рукав завязан на узел. Слабый ветерок треплет опустелую ткань, удивляясь лёгкости. Торопиться некуда. Пока что. А стоять над душой, с грозным видом вынуждая жертву изложить сокровенный ответ, для неё не в новинку. К тому же погода сегодня отличная.