Реверсивный самоубийца (СИ) - "Лемор". Страница 4
К горлу подступил ком.
Грёбаное проклятье. Тенденция пугала. Мне нужно сдохнуть раньше, чем моё тело станет слишком сильным.
Когда я отпустил медведя и он, упав, закрыл морду лапами, задрожав совсем как человек, который сейчас находится на пороге смерти, пришёл к мысли, что это было чем-то похоже на домогательство. Немного постояв над перепуганным животным, понял, что пора менять тактику и присел рядом с этим ссыклом, начав гладить шерсть медведя. Под вставшей дыбом шерстью чувствовал тугие мышцы хищника. Довольно покивал.
— Такой сильный медведь не может убить обычный не сопротивляющийся мешок с костями, м? — нежно поинтересовался, продолжая гладить медведя. — Такой сильный, и такое ссыкло. Как тебе не стыдно?..
Подумал вот о чём: мне нужно, чтобы моему странному телу нанесли достаточно урона прежде, чем работница порта пришлёт сверхъестественное уведомление об повышении класса, и я не успел стать ещё сильнее. Такая туша, — пусть и ссыкливая, — точно сможет погрызть моё тело вдоволь.
К моему превеликому сожалению, нежного тона в моём исполнении животное не выдержало и, подскочив, скуля, побежало на выход. Я не стал мучать мишку и, проводив его взглядом, сам пошёл на выход из берлоги.
Луна так и ждала, чтобы я на неё покричал.
Кажется, прежде, чем искать способ вернуться назад, мне нужно было найти причину того, почему животные так сильно меня боялись.
Глава 3
Погружался в лес я всё глубже и глубже, игнорируя любые сколь-либо протоптанные тропинки. Попыток так активно свернуть шею по мере пути уже не рисковал делать, боясь получить новое уведомление о том, что моё тело стало ещё сильнее. Ну, разве что чуть-чуть. Будем считать, что у меня появилось маленькое хобби. Кто-то, вон, собирает ракушки и марки, у меня своё увлечение, никому не мешаю.
Каждому своё.
По мере пути мои уставшие от существования мозги пришли к пугающей мысли, что неспешное путешествие в поисках смертельных приключений на удивительно альтернативно живучее место стало напоминать мне работу в офисе: такая же монотонная, не имеющая ни конца ни края.
Думал, что этого не повторится, но нет: время от времени всё ещё начинали на ровном месте шалить нервишки. Мозги по мере существования разгоняли каким-то образом существующие и, что самое ужасное, вопреки всему работающие нейроны всё быстрее и быстрее, вызывая всё больше и больше мыслей. Я вспоминал всё больше и больше вещей, связанных с социумом, потихоньку вспоминал, кем вообще был и в какой-то момент даже поразился тому, как пришёл к нынешнему мышлению.
До холодного, сладкого объятья пустоты я любил жить. Даже слишком любил. Несмотря ни на что.
К тотальной неопределённости мой изнасилованный работницей порта мозг точно готов не был, а уж тем более нервы, которые периодически словно кто-то перемыкал. На фоне этого, чувствуя себя тупым зомби, уверенный в том, что ушёл от этого титула недалеко, врезался в деревья и упорно продолжал идти, время от времени краем больного сознания отмечая, что деревья поддаются. Давно так белок жалко не было. Пожалуй, никогда.
Иногда приходили фантомные ощущения, будто тело чешется, жаждет воды, еды и, неожиданно, женского внимания. На фоне этого даже возникли мысли, какие бы спиногрызы могли у меня появиться, и были бы у них саморегенерирующиеся щупальца. Учитывая, каким вокруг было всё ярко-пугающе-анимешным, такой вариант вполне имеет место быть.
Здесь главное, чтобы нападающей стороной был я.
В какой-то момент, становясь жертвой спонтанных желаний тела, даже наивно поверил, что альтернативно живой мешок мяса и костей начал отказывать, на радостях со всей возможной дури ударившись об ближайший камень, однако вынужден был признать, что в этой битве проиграл камень, расколовшись пополам. Тонкая струйка чёрной крови, что потекла по моему лбу, практически мгновенно вернулась назад, не оставив и царапины, окончательно лишив меня надежды на то, что у меня выйдет «обычным» способ отправить себя в один, прекрасный конец.
Хотя бы новых Уровней, в своём тесном гробу я их видел, никаких пока не было.
Помня про свои мысли касательно подозрительно понимающих всё животных, трясущихся от одного моего появления, словно у меня тут коса за спиной, перенаправил свою активизировавшуюся мыслительную деятельность на более полезные вещи, попытавшись лучше разобраться, почему, собственно, так происходит.
Перво-наперво поймал попытавшуюся слинять от меня змею. Ничего против ползучих не имею, одному конкретному представителю просто не повезло, как не повезло ссыкливому медведю.
Почему-то у меня была уверенность, что в свою берлогу он уже не вернётся.
— Не признаешься, да? — клацнул я перед головой змеи зубами, из-за чего та окончательно заклякла.
Очередное ссыкло ещё вроде бы пыталось обмотать мою руку, но крайне быстро сдалось, опустив голову.
— И ты туда же? — нахмурился, начав раздражаться. — Ну хорошо, хищник, давай думать…
Я чувствовал, как в ней теплилась жизнь. И не только в змее — вообще во всём, что имело жизнь. Только если в окружающей среде, будь то кусты, цветы или деревья со всякой мошкарой, её было настолько мало, что я это мог спокойно игнорировать, то у более крупных существ запах жизни был намного сильнее. Как я уже говорил, неприятная кислинка. Немного раздражающая, но ничего критичного: жить, к моему превеликому сожалению, можно было.
Возможно ли, что я создаю такой же «запах», но только обратный жизни?..
— Признаваться будешь? — поднёс к своему лицу змею. Та жалобно зашипела. — Видишь, какая у меня легкодоступная шея? Давай же, попробуй, обмотай, сожми покрепче, давай-давай-давай, доминируй, властвуй, унижений не потерплю…
— Ш-ш-шс-с-с…
Змея затрясла длинным хвостом, её шипение было больше похоже на плач, когда человек осознаёт, что вот она — смерть, бежать некуда, лишь, пуская крокодильи слёзы, моля всех и вся о прощении, принять неизбежное.
— Вот же срань… — покачал головой я, чувствуя новый прилив гнева.
Провозился до самого вечера, пытаясь разобраться с этими странными ощущениями. Слишком длительное топтание на одном месте всё ещё действовало на мои шаткие нервы, да и трава под ногами на это реагировала не совсем положительно, медленно умирая прямо на глазах, поэтому, взяв змею за хвост, отправился дальше исследовать живность этого леса, одновременно с этим начав общаться со змеей.
К сожалению, долго поговорить у нас не получилось, ибо, немного поплотнее ознакомившись со своими странными силами, я смог определить, что один факт нахождения рядом с моей «аурой» негативно влияет на живые объекты, а так как побыстрее сдохнуть на ближайшие километры хотелось только мне, то я решил змею не мучать и отпустить, продолжив путь вновь в одиночку.
Ещё день я просто шёл, играясь со своей «сущностью», запуская и отключая сердце вместе с мозгом и наоборот, не чувствуя каких-то явных отличий (то-то меня безмозглым иногда считали, были правы, скоты), в конечном итоге выйдя на какую-то речку.
«Втянуть» в себя предполагаемую «ауру» у меня пока не получалось, что, конечно, расстраивало, но психика, к счастью, уже не шла в разнос столь явно.
Впервые с момента осознания себя смог увидеть собственное отражение.
— Кушал ты после смерти мало, Кирилл… — пробормотал я усталому офисному планктону в отражении.
Впрочем, я на себя наговаривал: тело у меня было вполне обычным, не худым и не толстым. Просто подтянутым, пусть и бледным. На лице видимых недостатков не видел. Не корейская поп-звезда, но и прыщиков с родинками тоже не было. Я их в принципе на своём теле не нашёл.
Всё ещё задаюсь вопросом, где раздобыл этот мешок с костями, который в точности напоминал моё прошлое тело, но имел множество мелких отличий. Надеюсь, взял у кого-то в аренду и скоро меня из него выкинет.
Надежд, конечно, уже не было.
Светлые волосы, доставшиеся от какого-то родственника по линии отца, тоже по какой-то непонятной мне причине были чистыми, пусть и растрёпанными. Даже грязь меня избегала, словно сползая с тела, убивая (не в положительном смысле) во мне надежду подхватить какую-то неизлечимую заразу.