Когда-то там были волки - Макконахи Шарлотта. Страница 48

У меня пересыхает в горле.

— Я видела, что вы сделали с ним, — говорит мне Лэйни. — Вы были прямо около дороги. Вы знали, что вас прекрасно видно с дороги?

«Да. Я была слишком близко, черт возьми. Но что мне оставалось делать? Не я же бросила там труп!»

Подходит официант, чтобы забрать у Лэйни бокал. Она заказывает еще один.

— Два, пожалуйста, — чуть слышно произношу я.

Когда мы остаемся одни, я отодвигаю стул как можно дальше, втискиваясь в угол так, что невозможно дышать.

— Вы рассказывали об этом Дункану? Об этом вы говорили в тот вечер у него дома?

Она качает головой.

— Я умолчала о том, что видела, но хотела выяснить, почему он не ищет в той части леса — Дункан знал, что Стью пошел к нему той дорогой. Так почему же он не стал искать там?

— И что он ответил?

— Что искал. Что обошел все вокруг и ничего не обнаружил. Сказал, что это странно и Стюарт, должно быть, пошел куда-то еще.

Следует пауза.

Лэйни могла назвать ему конкретное место, где я похоронила Стюарта. Но не сделала этого, из чего я заключаю: она подозревает, что Дункан убил ее мужа.

Пока это единственное разумное объяснение. Он никому не сказал о звонке Лэйни, чтобы отвести от себя подозрения. Это значит, что Стюарт был около его дома, а также что Дункан находился в лесу во время убийства.

Когда Лэйни позвонила Дункану, чтобы предупредить его, он был со мной в постели. Ночью он вышел, чтобы встретиться со Стюартом. Возможно, они снова подрались. Дункан убил его. А потом услышал, как кто-то бредет по лесу, и скрылся. Не прятался ли он в темноте, наблюдая, как я закапываю тело, в то время как Лэйни наблюдала за мной с дороги? Или он ушел и не знал, что я была там? Но наверняка мог и догадаться, когда вернулся в дом и обнаружил, что в постели меня нет.

Подумать только: мы четверо в одно и то же время бродили по одному и тому же уголку леса, проходили друг мимо друга, как призраки в лунном свете.

Я опасаюсь, что меня сейчас вырвет.

По крайней мере — и это слабое, но утешение, если Дункан знает, что я сделала, он вряд ли арестует меня, рискуя навлечь на себя обвинение в тяжком преступлении. Но Лэйни не имела к этому никакого отношения. Она может еще обратиться в полицию и выдать нас обоих.

— Что вы собираетесь делать? — спрашиваю я.

— Я могла бы прямо сейчас запустить этим бокалом вам в физиономию, — говорит она так спокойно, что меня пробирает озноб. — Думаю, мне от этого полегчало бы.

— Да, возможно.

— Кто вы вообще такая? — спрашивает она. — Откуда явились? Как вы… Как человек может принять такое решение?

— Если честно, Лэйни, этот вопрос я задаю себе каждую долбаную ночь.

Нам приносят вино, и мы обе жадно приклады — ваемся к бокалам. Наплевать, что я не собиралась пить. Сейчас мне это совершенно по фигу.

— Вы когда-нибудь представляли, как бьете мужа? — спрашиваю я. — Когда он бил вас.

— Конечно. Я все время думала об этом. Размышляла, сумею ли. Воображала, как это можно сделать.

— Я тоже об этом думала. Когда я познакомилась с вами обоими и увидела ваши травмы, то эти мысли не выходили у меня из головы.

Лэйни с изумлением смотрит на меня.

— Но есть разница между тем, чтобы воображать преступление и совершить его в реальности, причем неизмеримая разница.

Она хмурится:

— Что вы имеете в виду?

— Если вы хотите донести на меня, — говорю я Лэйни, — я не стану вас винить. Тогда вы сможете похоронить мужа по-человечески. Для вашей семьи так лучше, да? Так что, если нужно, действуйте.

Она наклоняется вперед, глядя мне в глаза.

— Думаете, мне нужно ваше разрешение? Если бы я хотела вас сдать, то не медлила бы. Провалитесь вы, Инти. Чтоб вам пусто было за то, что вы сделали меня своей должницей. Я теперь обязана вам, и это полный звездец, потому что хреново принимать от кого-то подобные услуги. — Лэйни поднимает к глазам руку, и я вижу, что она трясется. Моя собеседница так порывисто встает, что стул с грохотом падает на пол. — Мы еще поговорим, ладно? — произносит она. — Попозже. Я просто… предполагалось, что я проведу приятный вечер в компании своих братьев, а теперь у меня пропало настроение.

— Конечно, как скажете. Извините, мне очень жаль. — Потом: — Лэйни… вы рады, что его нет?

Ответ значит слишком много.

Она смотрит на меня.

Вы всерьез спрашиваете меня об этом?

Я киваю.

Она проводит рукой по лицу. Потом говорит:

— Он был моим лучшим другом, я его любила и годами была призраком. Конечно, я рада, что его нет.

На улице я чувствую, как вся моя уверенность испаряется. Ее слова посеяли в моем мозгу какие-то сомнения.

Дома я забираюсь в кровать к сестре. Она не спит и поворачивается ко мне. Мы смотрим друг на друга в темноте.

— Ты настоящая? — шепчу я.

Она не издает ни звука и даже не шелохнется.

— Или ты умерла?

Эгги поднимает руку к лицу, прикасается пальцем к щекам, к своему лбу — к моему лбу, к своим губам — к моим губам.

— Я не могу избавиться от тебя, — настаиваю я, ясно ощущая ее прикосновения, и все же не игра ли это моего воображения? Не притворяюсь ли я, что это правда, когда на самом деле ничего подобного нет? — Ты призрак? — спрашиваю я ее.

Эгги до боли сжимает мою руку, так сильно, что чуть не ломает мне кости. Наверно, она сознательно пытается причинить мне боль. Потом она делает знак. Один из первых, которые когда-то придумала.

«Я не знаю».

22

На опытных делянках нет свежей поросли. Я прихожу на участок, где ботаники тщательно наблюдают за ходом эксперимента, надеясь на прогресс, но ничего не появилось ни на холме, ни в долине, где трава объедена до самой земли. Зелень не пробивается к солнцу из-под бурой невзрачности. Я знаю, еще рано, и сезон не тот, нужно дать время естественному ходу вещей, позволить волкам сотворить свое волшебство, — все это я знаю, но все равно брожу по этому клочку земли, словно наказывая себя. Из головы у меня не выходит Рэд и его ружье. Он даже менее терпелив, чем я.

Эгги оставляет мне рисунок в виде неровного круга с подписью внизу: «Грейпфрут. И теперь она тебя слышит».

На этой неделе она величиной с цукини. Может, это и не девочка, но в моем мозгу она обрела собственную форму, независимо от меня. Мое тело работает и ждет. Наступит ли день, когда Лэйни передумает?

Яркие языки осеннего костра лижут лесной полог. Гиацинтовый красный, цвет пятен на теле земляного клопа Lygaeus apterous. Голландский оранжевый, как полоска на голове желтоголового королька. Лимонно-желтый, как брюшко шершня. Сочные, трепещущие краски ласкают воздух и до неузнаваемости преображают эти места. Когда свежий ветер качает ветви, листья искрятся. В городе говорят, что зима придет рано и будет в этом году суровой. Сейчас еще только октябрь, но в воздухе уже чувствуется ее ледяное дыхание.

Номер Восемь давно принесла приплод, и детенышам уже исполнилось четырнадцать недель. Они покинули нору и начали питаться мясом; в отличие от волчат Абернети, у них есть здоровая стая, которая охотится, чтобы накормить их. Их глаза становятся золотыми. Они превращаются в хищников.

А моя малышка сейчас размером с баклажан.

Сначала на ферме около Глен-Троми убили корову. Места здесь, на западе национального парка, невзрачные. В воздухе висит серая морось, что-то среднее между дождем и туманом. В глухих пустошах не обитает ничто живое, и все же тут пасутся неухоженные коровы. Куда ни глянь, повсюду скот. Мы все ждали этого дня. Если некоторое время и стояла хрупкая тишина, то теперь все переменится: поднимется шум.

Мы с Эваном едем в лощину, чтобы осмотреть тушу и подтвердить, что корова стала жертвой волка. Вся туша разодрана, и нет сомнений, что только крупный хищник с чрезвычайно мощными челюстями мог нанести такие раны. Лисы исключены, они не охотятся в столь суровой местности и не обладают такой силой.