За Зеркалом Реальности - Клыгин Александр Павлович. Страница 10

Горец и Президент шли по тёмной улице, возвращаясь с лекции. Все остальные уже повернули каждый на свою улицу, а они направлялись к развилке, на которой их пути должны были разойтись. Ночную тишину нарушал только стук ботинок по асфальту. Вокруг была абсолютная темнота – бледно светилось небо, мерцали еле заметные огоньки звёзд. Горец стал замечать, что с годами ухудшается зрение, и заметить это можно, именно глядя на звёзды.

По сторонам от дороги были разбросаны чёрные провалы девятиэтажек, в которых светились редкие окна. Глядя на девятиэтажки, Горец вспомнил, как догорает бумага в пепельнице, когда по пеплу бегают искорки – «золотые таракашки». Одна искорка гаснет, другая зажигается… Это было очень похоже на огни окон. Одно окно слева погасло, тут же рядом зажглось другое. Да. Всё в точности так.

– Слушай, Президент, – окликнул Горец своего спутника. – Ты «Generation П» читал?

– Угу, – кивнул Президент. – А что?

– Помнишь, этот профессор Дракула говорил, что мы все вроде как прихлопнутые? Ну, во время периода спада?

– Помню, – ответил Президент.

– Ты ведь тоже родился в период спада? – спросил Горец.

– Угу, – снова кивнул Президент. – Только не пойму, к чему ты клонишь.

– Так что тогда получается, что мы – поколение прихлопнутых? – спросил Горец. – Тоже своего рода «Generation П»?

– Не знаю, – ответил Президент. – Я себя прихлопнутым не чувствую.

– А ты когда-нибудь чувствовал радость, что живёшь в этом месте и в это время? – спросил Горец.

– Ты что, издеваешься? – спросил Президент. – Никогда!

– И я никогда, – сказал Горец. – А будущее страны этой тебя волнует?

– Не-а, – ответил Президент. – Какое там будущее. Ну, будет ядерная война, наступит конец света, все умрут. Ну и что. Подумаешь, обычное дело. А тебя что, будущее волнует?

– Да нет, конечно, – ответил Горец. – Ты что, думаешь, я совсем мордой об асфальт долбанутый? Плевать мне и на эту страну, и на её будущее! Только вот… Дракула-то этот о чём говорил… Может, это и значит быть поколением прихлопнутых?

– А шут его знает, – сказал Президент. – По крайней мере, мы свободны выбирать. Нам с детства никаких идей в голову не вколачивали.

– Это точно, – усмехнулся Горец. – Тут ты прав. Мы свободны. Нам-то есть из чего выбирать. Ну что ж, вот и развилка. Пока, Президент.

– До завтра, Горец! – сказал Президент.

Два тёмных силуэта растворились в ночной мгле.

За пределами пределов

Кажется, что это уже было, потому что только это и есть всегда. Держа в руках невидимые линии мира, приятно думать, что есть игра. А ещё приятнее думать, что выигрываешь.

Внешне всё выглядело весьма примитивно, но всё же несколько нестандартно. Старый «пазик» тащился осенне-зимним субботним вечером через промзону. Немногочисленные старики, алкаши и работяги подрёмывали на раскуроченных сиденьях. Однако было и ещё кое-что. В кабине громко, – так, что было слышно на весь салон, играла «Энигма». Вряд ли кто-то, кроме меня и неведомого водителя, включившего эту кассету, понимал, что это именно «Энигма». Тем не менее, это было так, каким бы удивительным это ни казалось.

Я слегка провёл взглядом по физиономиям аборигенов, хотя обычно этого себе не позволяю. Аборигены выглядели остолбеневшими в полном смысле слова – привыкшие к обычному потоку радиодерьма под названием «шансон», они просто никак не могли реагировать на такую волшебную вещь, как «Энигма». Поэтому эффект от музыки был один – всеобщий ступор.

Что ж, и то неплохо. Человек, способный довести таких существ до остолбенения, сам по себе – уже потенциальный мастер дзен. Однако весьма сомнительно, чтобы мастером дзен оказался водитель этой маршрутки. Ну, если только предположить, что это – никакая вовсе не маршрутка, а мифический «Автобус Вечности», рассказов о котором я вдоволь наслушался от моего коллеги по диагнозу – американца Джона Дебри. Если верить легендам, старый, полуразвалившийся «Автобус Вечности» – это некое транспортное средство, путешествующее между мирами. В него могут попасть только весьма необычные существа, потому что обычные люди его просто не замечают. Обычно «Автобус Вечности» перемещается в темноте, никогда не показываясь в солнечном свете, разве что в закатных и предрассветных сумерках. И каждое существо, попавшее в этот автобус, имеет право сойти в любом мире, в каком только пожелает, когда почувствует, что это необходимо.

Однако было сомнительно, что сейчас я нахожусь в «Автобусе Вечности». То есть, я вполне допускаю, что мог бы его заметить, и вполне допускаю, что «Автобус Вечности» мог проехать сквозь эту промзону, чтобы подобрать двух-трёх существ, нечаянно просветлившихся под воздействием серой пустоты и убийственной радиации. Однако сомнительно, чтобы в «Автобус Вечности» забирались ещё и местные аборигены, которых в маршрутке было предостаточно. Хотя их концентрация была ниже обычной – всё-таки, «Энигма» отпугивает мелких бесов не хуже, чем китайский репеллент отпугивает комаров.

Ну, что ещё сказать про этих местных? Всё уже сказал Экзюпери одной меткой фразой: «Страшно даже не то, во что превратились эти люди, а то, что в каждом из них, возможно, убит Моцарт». Из-за этой фразочки и некоторых других соображений я иногда называю их «зомби». Ну, да хватит об этом.

Едем дальше – как в прямом, так и в переносном смыслах. Затихают индийские напевы трэка «The child in us» и плавно стартуют голоса индейских шаманов «Light of your smile». Прикольно. Я начинаю думать, что всё это происходит только из-за одного фактора – из-за меня. Это, конечно, попахивает солипсизмом, но вы когда-нибудь слышали, чтоб в раздолбанном «пазике», пыхтящим через ночную промзону, играла «Энигма»? Я такого не встречал никогда.

На всякий случай придвигаюсь ближе к окну и выглядываю наружу. Волны тумана растекаются вдоль невысоких фонарей. Ещё лучше. Пожалуй, не хватает только Дункана Маклауда с мечом. Или ёжиков в тумане. Что ж, со мной ведь это бывало и раньше. Я улыбаюсь и откидываюсь на спинку кресла. Это весьма большая ошибка, так как из спинки торчит металлический прут. Да… Мы живём не в идеальном мире. Однако я продолжаю улыбаться на заднем сиденье старого «пазика». Наверно, из-за волшебной музыки мне кажется, что он едет очень быстро – улицы и остановки за окном мелькают куда быстрее, чем хотелось бы. Ещё немного задержать эти волшебные мгновения!

Однако я начинаю понимать, что надо как-то использовать данный мне шанс. Выглянув в окно, некоторое время смотрю в чёрное небо. Там три яркие точки выписывают странный танец, пока, наконец, не выстраиваются в треугольник и следуют параллельно моему автобусу. «Пазик» поворачивает, и огни в небесах поворачивают вместе с ним. Отлично. Космические корабли или, по крайней мере, их шлюпки. Я загадываю внешность людей, которые заберутся в «пазик» на следующей остановке. Всё совпадает в мельчайших деталях. «Light of your smile» плавно перетекает в «Beyond the invisible». Что ж, мне уже очень давно хотелось сыграть в одну крайне интересную игру.

Так получилось, что я почему-то достиг просветления на заднем сиденье раздолбанного «пазика», везущего меня из одной пустоты в другую сквозь чёрную промзоновскую ночь. Возможно, потому, что мне всегда нравились старые автобусы. Или потому, что просто не было другого способа. Как бы то ни было, всё сходилось – автобус, ночь, «Энигма», туман, инопланетяне.

Должно быть, мой внутренний мир выглядит так – возможно, немного мрачновато и загадочно, однако в этом есть своя прелесть. Но я уже говорил, что мне давно хотелось попробовать нечто иное.

Делаю глубокий вдох и осторожно откидываюсь на кресло, но металлического прута там уже нет… Вижу переплетение потоков сознания, образующих чертовски сложный узор этого мира. Любой компьютерный аниматор позавидовал бы этой технологии, позволяющей в мельчайших деталях прорисовывать обшарпанные сиденья в старых «пазиках» и хитрые переплетения бессмысленных человеческих судеб. Я проникаю сознанием в эти потоки, образующие линии мира, выделяю нужный мне фрагмент и меняю его структуру.