Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич. Страница 17
– «А он сейчас штаны снимает!» – по простоте душевной вскричала ей в ответ из соседней комнаты Марфа Ивановна, подразумевая, что Платон переодевается.
– «Ну, как снимет, пусть подойдёт ко мне!» – попросила начальница, не задумываясь о смысле своих слов.
Через мгновенье обе прыснули от смеха, постепенно всё больше им заливаясь. Платон, не ведая причины того, появился в дверях кабинета, с удивлением поочерёдно слушая эмоциональный и сбивчивый рассказ женщин о только что происшедшем, невольно думая, что ему всё-таки уже удалось постепенно привить чувство юмора своим, поначалу не в меру серьёзным, сотрудницам, и высказывая своё профессиональное резюме:
– «Да, весьма забавно!» – и тут же, вспоминая другой очередной разговорный ляпсус сотрудниц, он прокомментировал:
– «На днях наша Инна дала ценное указание, пришедшей к нам передать факс, Ноне, не смогшей сразу правильно вставить в него бумагу! Показывая рукой на факс, она изрекла весьма ценное замечание: «Нон, вставлять надо, когда вся головка вылезет!», так-то!».
– «Фу, да ну, тебя!» – замахала руками, словно отбиваясь от насильника, Надежда:
– «Вечно ты со своими сексуальными прикольчиками!».
– «Так это не я, а Инна!» – невольно оправдывался, удивившийся её непониманию, Платон.
Коллеги, продолжая ржачку, не успели остановить Платона от воспоминания недавно происшедшего диалога между Инной Иосифовной и, часто к ним заходившим, старым академиком от медицины, Александром Яковлевичем. Тот, показывая на свою клюку, без которой он уже не мог ходить, неожиданно изрёк:
– «И когда же я брошу палку?!».
Но, к счастью Инна, не вдумавшись, или сделав вид, что не поняла иносказательности его слов, совершенно не прореагировала на его перл.
Через некоторое время, невольно слушавший их диалог, и с трудом сдерживавший смех, Платон, услышал неожиданное продолжение их задушевной беседы.
Александр Яковлевич отвечая на вопрос Инны по поводу сбоев в работе её желудка, поучительно произнёс:
– «Тебе надо наладить свою флору!».
Та, часто любившая перечить по поводу и без, как всегда эмоционально парировала:
– «Да она у меня давно налажена!».
Академик, не любящий возражений, видимо раздражённо, но, в то же время, как-то задумчиво, почти тут же засыпая, пробормотал весьма тихо, невнятно, но вполне понятно:
– «Ну, да! Ты же давно дефлорирована!».
Так как Инна привыкла слушать, в основном, только себя, без умолку что-то сбивчиво и взахлёб рассказывая, сказанное услышал только Платон, который, еле сдерживаясь от смеха, тут же вынужден был почти пулей выскочить из кабинета. Пройдя в другую комнату он, к своему дальнейшему сожалению, невольно поделился услышанным с Марфой Ивановной.
Та, видимо не понимая диковинных слов, перевела неожиданно разговор на себя, задумчиво и чуть с грустью жалуясь на свою женскую долю:
– «Да! Я теперь и никому не нужна!».
И, немного подумав, по-своему философски, неожиданно многозначительно, и даже со злостью, заключила:
– «Даже… на фиг!».
Хотя Платона и покоробили слова Марфы, он, однако про себя отметил, что в данный момент они имели весьма чёткий двузначный смысл.
Марфе Ивановне Мышкиной часто были непонятны и чужды разговоры о высоких материях.
Она от них была чрезвычайно далека. Её начальное четырехклассное образование, кое-как полученное в тяжёлое военное время, не позволяло понять многое элементарное и очевидное.
По странному стечению обстоятельств через её военное детство в 1941 году также прошли танки немецкого генерала Гота, чьи траки позже, в 1942 году, утюжили донские степи, пытаясь погубить, беременную будущим Иваном, мать Гудина.
В ООО «Де-ка», кроме Платона Петровича Кочета, Ивана Гавриловича Гудина и Марфы Ивановны Мышкиной (урождённой Рыбкиной) – маленькой пожилой женщины, потерявшей годы, но не работоспособность, – работали ещё две сотрудницы: уже упомянутые Инна Иосифовна Торопова (урождённая Швальбман) и Надежда Сергеевна Павлова, сохранившая свою девичью фамилию, как уже известную в научном мире, – всех их непосредственный начальник.
Кроме того, в коллективе работал и Алексей Валентинович Ляпунов, являвшийся основной его опорой и надеждой. Он был самым молодым из них, приближаясь к возрасту Иисуса Христа.
Это был небольшой, но, в общем-то, дружный коллектив, спаянный общими делами, интересами и идеями.
Его члены очень гармонично дополняли друг друга, как своими способностями, так и некоторыми чертами своих характеров, что иногда усиливало их действия, быстро и надёжно приводило к успеху.
В их коллективе всегда царили, как правило, доброта, доброжелательность друг к другу, открытость, терпимость, юмор и шутки, тон которым сначала задавал, в основном, только Платон.
Поначалу он шутил всегда с серьёзным лицом и над такими же очень серьёзными лицами сослуживцев.
Ибо нет ничего смешнее человека со слишком серьёзным лицом.
Позже он понял, что не все сотрудники и не всегда понимают его, иногда слишком заумные, шутки и несколько снизил планку возможности их понимания, даже сочинив по этому поводу весьма поучительное стихотворение:
Всему этому положительному в коллективе в огромной степени очень способствовала весьма общительная, как поначалу показалось Платону – добрая, честная и принципиальная их начальница – Надежда Сергеевна.
Она, как и Платон, была рождёна под знаком Козерога, и была, к тому же, почти ровесницей и хорошей знакомой жены Платона Ксении.
Именно через их знакомство Платон в своё время и устроился на эту работу, на место умершей тёщи, но с другими, поставленными уже непосредственно перед ним, задачами.
И всё было бы хорошо.
Однако, поначалу, Платона очень коробило обращение к нему всех без исключения сослуживцев по имени и на «ты».
Он вынужден был ответить им тем же. Ибо, как известно, в чужой монастырь со своим уставом не суются.
Скорее всего, во многом, это произошло с лёгкой руки, вернее языка, его тёщи Надежды Васильевны.
Издавна привыкшая звать Платона по имени, всегда всем с любовью рассказывавшая о нём, она и не предполагала, что когда-нибудь её любимый зять займёт её рабочее место в этом коллективе.
И теперь его новые сослуживцы, с большим интересом и даже любопытством, встретившие Платона, сразу стали с ним за пани-брата, как с хорошим старым знакомым.
Платон, всегда привыкший работать в интеллигентных и культурных коллективах или с их представителями, будь то отделы министерств и ведомств, военное и партийное руководство, научно-техническое или конструкторское подразделение, технологический отдел или даже цех, советская общественная или иная организация, а также и коллективы ООО новой экономической формации, всегда, независимо от своего возраста и заслуг, ощущал уважительное отношение к себе, прежде всего, как к человеку, личности.
А тут? Видимо причиной того явилась личность их начальницы Надежды Сергеевны Павловой, невольно задавшей неправильный тон отношениям с руководимыми ею сотрудниками.
И если такое обращение к нему самой пожилой в их коллективе, недалёкой и малограмотной Марфы Ивановны, привыкшей, что её все без разбора звали, как девочку, просто Марфой, для Платона было как-то объяснимо, то от других сотрудников, в связи с наличием у них высшего образования, он ждал всё-таки большего.
Обращение на ты со стороны Гудина привело к тому, что Платон стал единственным, обращавшимся к пожилому доценту также, что, впрочем, не вызвало у того никакого протеста. Такое обращение также ещё как-то можно было объяснить со стороны почти его ровесницы Инны и со стороны ровесницы его жены Надежды, хотя в ответ они и получили именное тыканье со стороны Платона, невольно присоединившегося в этом к Гудину.