Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич. Страница 9

Тяжёлые дни прошли, и Платон снова окунулся в повседневную, спокойную обыденность. Но ненадолго. Через полтора месяца скончался и тесть.

Да, теперь я вижу, что Бог действительно троицу любит! И как? До смерти! – недоумённо и возмущённо подытожил Платон просто трагические события последних пяти месяцев.

Но эта смерть, в отличие от женских, всё же ожидалась. Александру Васильевичу пошёл уже 85-ый год. Он даже прожил почти на два месяца больше, чем умерший тринадцатью годами ранее отец Платона Пётр Петрович.

Его здоровье было ни к чёрту. Совсем переставали функционировать лёгкие. Да и сердце уже работало на пределе своих оставшихся возможностей. И только постоянная забота горячо и давно любимой и любящей жены Надежды Васильевны, с которой они прошли и огонь и воды и медные трубы, до этих пор держали старика на плаву.

Последние часы жизни старый генерал провёл в объятиях младшей дочери Ксении. Поэтому именно она услышала его последние слова и предсмертный хрип, закрыв навеки глаза своему любимому папуле.

В эту ночь была её очерёдность находиться вместе с отцом.

Ещё сутки назад лечащий врач и заведующий отделением предупредили её сестрёнку, что больному осталось жить буквально несколько часов.

Поэтому по звонку Варвары Ксения, тут же сделав международный звонок Клавдии, раньше срока сорвалась в больницу, боясь опоздать на прощание с отцом.

Но тот, увидев вместе своих любимых девчонок, напоследок даже несколько воспрянул духом, пожив дополнительные часы в их объятиях и окружении.

Тестя хоронили по уже отлаженному жизнью печальному сценарию.

Прощание в траурном зале больницы – отпевание в Ивановской церкви – предание земле на Николо-Архангельское кладбище – поминки в их квартире в высотке на Котельнической набережной.

Платона поразило значительное количество присутствовавших однополчан тестя – ветеранов войны, да и просто пожилых военных, видимо совместно служивших с ним.

При подъезде к Ивановской церкви траурный кортеж ожидало оцепление и наряды милиции.

Стало ясно, что ожидается приезд друга их семьи, самого Ю.М.Лужкова. В этот день в церкви отпевали двенадцать покойников. Народу было много. Видимо это обстоятельство и сорвало визит мэра. Его заменил старший сын от первого брака Михаил – тоже бывший военный. Своей удачной начальной военной карьерой он во многом был лично обязан Александру Васильевичу.

От Ивановской церкви кортеж направился на Николо-Архангельское кладбище по маршруту, ставшему уже привычным. Там останки старого генерала навечно упокоились рядом с останками его верной подруги жизни.

Как и в июне, Клавдия прилетела вовремя, но на этот раз всей семьёй, захватив всех троих своих детей.

На поминках Александра Васильевича народу собралось даже больше, чем прошлый раз. Отдавая дань уважения всей семье Гавриловых, пришли и те, кто не смог прийти на похороны Надежды Васильевны.

Многие лица показались Платону знакомыми, но узнал он лишь одну артистку Ладынину. Надежда Васильевна долгое время дружила с Тамарой Логиновой и была знакома с проживавшей в их доме Мариной Ладыниной.

Уже поздним вечером, после того, как в квартире остались лишь члены семьи усопшего, трое свояков опять привычно уединились, но теперь не на кухне, где три сестры мыли посуду, а в гостиной. А их пятеро детей тем временем оккупировали кабинет своего деда.

Беседа началась дежурным североамериканским вопросом Майкла:

– «Как дела!».

На что последовал не дежурный, находчивый, диссидентский ответ бывшего гегемона:

– «КэГэБычно!».

Разобравший слова, но не понявший отечественного юмора, Майкл, немного поразмыслив, недоумённо спросил:

– «А что, за тобой ФСБ шпионит!» – чем вызвал неподдельный гогот подельников.

На такой же вопрос, обращённый к Платону, тот ответил вполне серьёзно и искренне:

– «А я, наверно, один из последних поколения комиссаров, капитанов, старост и прочих красных командиров. А уж после меня пошло, в основном, поколение куркулей, рвачей и хапуг!».

Но сейчас начавшаяся беседа из политической быстро переросла в обыденно-бытовую.

В этот раз количество ими выпитого превзошло их потенциальные возможности. Егор, как самый старший, формально став теперь главой большой семьи, совместно с Варварой фактическим хозяином этой квартиры, подсознательно совсем расслабился.

Он давно так много не пил, и уже потерял прежнюю квалификацию.

Егор, Платон и Майкл, на этот раз уже как старые, закадычные друзья, более разоткровенничались, чем в начале лета. Егор, отпустив свои тормоза, даже перестал себя контролировать.

Его речь стала менее связанной, но более развязанной.

Постепенно их пьяная беседа перешла на личности жён.

Каждый из них был женат на сёстрах не первым браком.

Как часто бывает с пьяными людьми, в их поведении стали проявляться негативные моменты, скрывавшиеся ранее внешним лоском и наносной культурой поведения.

Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Вспоминая своих прежних жён, первым начал ностальгическое нытьё Егор:

– «Первая моя жена даже бельё постельное гладила! А вторая – указал он крючковатым пальцем на закрытую дверь, за которой недавно скрылась Варвара, – не гладит – и, икнув, продолжил – даже меня!».

Опечалившийся Егор взял в руки гитару, на которой когда-то играл весьма прилично, и затянул вульгарные песни из своей далёкой, буйной, хулиганской юности, невольно переходя на скабрезность:

– «Стоит статуя глазами вниз! А вместо хрена – лавровый лист!».

Некстати в этот момент вошедшая сильно уставшая Варвара для прекращения пьяного излияния мужа не нашла ничего лучшего, как в пику ему заметить убийственное для любого мужчины:

– «У тебя может и лавровый? А мне и кленового с дубовым мало!».

Губы открывшегося от удивления рта Егора тут же мелко затряслись от обиды, а двое других собутыльников, не сдержавшись, прыснули от смеха, ещё больше вгоняя в краску своего старшего свояка.

Но тут же Платон, как всегда, сразу прочувствовав ситуацию, быстро нашёлся, как её разрядить.

Он обратил внимание собратьев по возлиянию и излиянию на, мелькавшую на экране с приглушённым звуком телевизора, запись какого-то концерта с участием Лаймы Вайкуле:

– «А она вот так бы не сказала!» – спасительно отвлёк всех Платон, прибавляя звук.

И друзья по несчастью услышали исполняемую ею известную песню.

Благодарный Егор сразу же воспользовался ситуацией и, находясь ещё в обиде и эмоциональном раздражении на бестактность Варвары, тут же подхватил знакомый припев, внося в него свой пародийный мотив:

– «По улице Чахохбили иду я, как первый раз. Там морду мне чуть не набили, как раньше бывало не раз!».

В этот момент в комнату вернулась Варвара, подошла к мужу и, ласково гладя его по темени, целуя в лоб, извинилась перед ним и присутствующими:

– «Извини! Чего баба спьяна и сдуру не скажет?!».

Немного успокоенный женой и телевизором Егор неожиданно вдруг поменял тему разговора:

– «А помните, раньше по телевизору выступала врач? Ну, как её? Буханчикова, кажется?».

Засмеявшаяся Варвара, выходя из комнаты, тут же поправила мужа:

– «Это ты у нас буханчиков! А она Белянчикова!».

Постепенно разговор перешёл на личность Клавдии.

На вопрос Платона Майклу, как тот познакомился с нею, тот засмеялся и ответил:

– «Очень забавно! Когда я был в составе делегации наших бизнесменов с деловым визитом здесь, в Москве, Клавдия переводила наши переговоры. Я сразу же влюбился в неё. С первого взгляда. После изрядной выпивки в ресторане я осмелел и во время танцев знаете, что я сделал?

Я ей тогда сказал: А Вы знаете, что я сейчас подумал? Ваш роскошный экстерьер будет очень гармонировать с великолепным интерьером моей спальни! А знаете, что она мне тогда ответила? И я долго не мог понять, что? Майкл, А Вы настоящий секстерьер!».