Команда бесстрашных бойцов - Володихин Дмитрий Михайлович. Страница 44
– Тоже пригодится...
Так они и расстались. Больше поп не приходил к мастеру. Гвоздь расставшись с ним, первое время хмыкал, будто бы споря с невидимым собеседником и мысленно поражая его неотразимыми аргументами. А потом просто сказал:
– Интересный человек. Ушел, и после него остался запах радости. Мне весело, ребята...
Полдня команда совещалась, какой бы СМЫСЛ придумать для Гвоздя. Даня хотел было резануть правду-матку: «Бабу надо ему. Бирюкует, вот и пошел по наркоте», – но в последний момент удержался. Баба – не совсем то. Генерал не очень понимал, как выразить добавку к слову «баба», делавшую все высказывание верным. В голове у него вертелось: «И чтобы тонко все было между ними, а не одно только сюда-туда...» Однако подходящих слов для этой самой тонкости он так и не нашел. Катя молчала, крепко задумавшись. Тэйки предложила встряхнуть умника: вытащить его на дело, пусть-ка припомнит, каким надо быть резвым, когда вокруг наяривается хорошая драка. Немо, обычно крайне неразговорчивый, тут предложил принять Гвоздя в команду. Пусть и у него будет семья, мол, правильно сказала Катя.
– Он не станет мне подчиняться, – возразил Даня.
– Возможно, стоит сделать исключение. Мы подчиняемся своему генералу, а Гвоздь стоит рядом с ним как друг.
Даня обещал подумать, хотя и не очень верил в действенность предложенного метода. Гвоздь, он ведь одиночка по природе своей. Его семья – руки, ноги, голова...
Сам генерал склонялся к какой-нибудь высокоумной теории. А как иначе разговаривать с философическими личностями, вроде Гвоздя?
– Может, рассказать ему о будущей жизни. Она будет чище, гоблины исчезнут, мы станем всей Земле хозяевами, устроим всё по уму и по совести. Вот, мол, Гвоздь, ради грядущего работаешь. В смысле, ради мира сытого, умытого, светлого...
Но тут команда забросала Даню вопросами: а как устроится в будущем то, а как – это, кто будет всё устраивать (Тэйки спросила), и нельзя ли к нему примазаться, иначе ведь останешься на бобах... Генерал начал путаться и сердиться. Вякнешь на копейку, а из твоего вяка выпрет на сто червонцев трынделова!
– А-а! Не приставайте. Я сам не понимаю, как там будет и кто всё устроит. Но там будет лучше, чем здесь у нас. Согласны?
Кивают.
– Чище будет. И спокойнее... Войны не будет. С кем воевать, когда кругом только люди? Не с людьми же воевать! За харч кровью платить не понадобится – уж точно.
Опять кивают. Миром харчи добывать – великое дело. Тэйки даже сказала:
– Ты прямо сам зафилософел, Даня.
– Да, поговори с ним, Даня. А вдруг он нуждается именно в таких доводах? – принялась уговаривать его Катя.
И Даня поговорил недели через две, когда Гвоздю и впрямь начало легчать. Генерал никак не мог понять, куда завела та беседа их обоих. Гвоздь крутил и вертел им, как хотел. Неожиданно сам Даня призадумался: куда жизнь потечет, когда каганат размажут? А когда-нибудь обязательно размажут: не мы, так после нас... Интересно. Про мастера, правда, он не уловил – тот, вроде, все время подъелдыкивал, шуточками травил, всё ему ясно, обо всём он подумал... но уж больно долго они болтали. Уж больно любопытствовал Гвоздь по поводу Даниной схемы. А в самом конце мастер произнес похвалу «на веревочке»:
– Представь себе, Даня, вот собрали сотню толстых книжек с умными размышлениями про настоящее и будущее. Но надо всё это интеллектуальное богатство запихнуть в один абзац. Поставил кто-то такую задачу, а отказаться, допустим, нельзя... Так надо звать тебя. Ты запросто справишься.
Что он имел в виду-то, ёмана?
Глава 4
Слово генерала
Когда они вернулись с ярмарки, Гвоздь, открыв им, вернулся на диван в «счастливых двадцатых» и взялся за отложенную книжечку. Вся его поза сообщала команде: «Мерзавцы! Оббили мою драгоценную задницу о железную сетку! Что там? Кожа да кости». А теперь, значит, его нежное седалище проходило реабилитационный курс. Убежище было отдраено чуть ли не со скипидаром. Стада бытовой мелочи, прежде пасшиеся вольно на столах, на полу и в самых неожиданных местах, загнаны были в хлев, расположение которого команде еще следовало отыскать.
– Ё! – только и смогла сказать Тэйки.
Катя подошла к мастеру, склонилась и поцеловала в щеку.
– Признаки новой жизни, старик? – шутливо спросил Даня.
– Просто в дом вернулся хозяин. Теперь тут будет больше порядка. Готовьтесь, люмпены.
– А ты не обзывайся! – откликнулась Тэйки, – тоже мне, трансформатор нашелся...
Гвоздь от хохота едва не упал с дивана.
– Ты еще и ржать надо мной вздумал?
Тэйки скинула оружие, отстегнула кое-какую походную мелочевку и полезла бороться. Катя сунулась их разнимать, но ее сил для этого явно не хватало, и вскоре она оказалось третьей стороной в потасовке. Куча мала каталась по линолеуму, участники сражения с переменным успехом старались принудить неприятелей к сдаче. Больше всех доставалось Гвоздю, но он не собирался сдаваться.
Генерал мрачно вздохнул:
– Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не кололось...
– Совершенно согласен, – ответил ему Немо.
Боевая ярость нарастала. И двух минут не прошло, как идеальный порядок, наведенный Гвоздем, превратился в идеальный хаос. Даня отрешенно наблюдал за этой сценой. Наконец, Катя получила от кого-то локтем по губам, и линолеум окрасился алыми пятнами. Данино терпение лопнуло.
– Немо! – сквозь зубы процедил он.
Через несколько секунд Катя лежала на диване с гримасой мученичества на лице, а Тэйки и Гвоздь извивались в воздухе, пытаясь как следует пнуть Немо, поднявшего их за воротники над полом.
– Почему ко мне всегда притягивало кретинов?
– Сам кретин, Данька!
– Подобное тянется к подобному, друг мой...
– Отпусти их, Немо.
Бац! Бац! Тэйки приземлилась на ступни, а Гвоздь – на утомленное койкой седалище.
Катя нарушила идиллию веселого идиотизма:
– Как ты себя чувствуешь Гвоздь?
Невидимая тряпка стерла улыбку с лица мастера.
– Вам, ребята, серьезно ответить, или как?
Генерал ответил:
– У меня к тебе вопросов нет, Гвоздь. Ты знаешь.
– Знаю. Как насчет остальных?
Откликнулась Катя:
– Извини. Можешь не отвечать. Просто я о тебе беспокоюсь.
– Ладно... Ладно. От некоторых вещей нельзя избавиться навсегда и со стопроцентной гарантией... Это понятно?
Катя кивнула, а Тэйки скорчила недовольную рожу.
– Но в ближайшее время, если ничего экстраординарного не случится, дурь мне не понадобится.
– А «страдинарного» – это что, Гвоздь? – заинтересовалась Тэйки.
– Это если ты вдруг оденешься не в красное, а в синее, юная упырица. Тогда, считай, привычному миру пришел конец.
Ф-фырк!
И вдруг Катя сказала тихо и серьезно:
– Мое сердце полно радости за тебя, мастер...
Изо всей команды лучшим поваром по справедливости считался Даня. Но он почти никогда не готовил: стряпней занималась Катя (это было неплохо), следующее место занимал Немо (и это было съедобно, но иногда похоже на питательную бумагу), а Тэйки замыкала колонну. Когда-то ей позволяли готовить... а потом перестали позволять.
Гвоздь по части кулинарии был неприхотлив и непредсказуем. Ел то, что в данный момент располагалось ближе всего ко рту, готовил редко, а когда все-таки готовил, мог сотворить и шедевр, и полную отраву, но чаще всего, начав возиться с продуктами, прерывал это занятие на середине, увлекшись какой-нибудь идеей, забывал о готовке, а потом с чистой совестью отправлял в помойку пригорелое-переваренное-протухшее.
В тот вечер случилось доброе чудо: генерал, засучив рукава, создал праздничный пирог, а потом сварил такой кофе, какого не пивал, наверное, и сам гоблинский каган.
Так вот, генерал и мастер с двумя последними кусками пирога и двумя кружками кофе заперлись в арсенале для приватной беседы. Даня сказал:
– Гвоздь, у меня к тебе разговор... не для всех.