Анонимные грешники (ЛП) - Скетчер Сомма. Страница 80

Данте бледнеет.

— Это правда?

Ответа не следует и его пистолет переводится с меня на его отца.

— Ты…?

— Да, вычеркнул тебя из своего завещания, — протягиваю я, изображая скуку. — Всех вас. Когда Большой Ал умрет, вся империя Бухты перейдет ко мне.

Рычание срывается с его губ. Сидящий в углу Тор ничего не говорит.

— Отец, это правда?

Тело Альберто напрягается, защищаясь, но затем его плечи опускаются.

— Это всего лишь бизнес. М-мой адвокат сказал мне, что это сработает. Я собирался сразу же написать тебе об этом после того, как куплю лес…

Но Данте на это не купился. Не после пьяной выходки его отца на ужине в прошлую пятницу. Ярость и унижение мелькают в его глазах, когда они мечутся между мной и Альберто.

Он стискивает челюсть.

— К чему ты клонишь, Анджело? Это не стоит и клочка бумаги, на котором написано, по крайней мере, пока жив мой отец.

Тогда, я полагаю, сейчас самое подходящее время это изменить. Я выхватываю свой пистолет и делаю один выстрел. Черт, спустя столько времени мой прицел по-прежнему острый, как бритва, потому что пуля проходит прямо через висок Альберто. Он не предвидит, что это произойдет, и я помню, что мой отец тоже этого не предвидел. Я думаю, ты никогда не ожидаешь пули в голову от члена семьи.

— А теперь?

В моем голосе слышится безразличие, но внутри я чувствую себя живым. Мои нервные окончания гудят от удовлетворения, потому что, черт возьми, мне не терпелось сделать это с тех пор, как я увидел синяк под глазом Рори.

Теперь Тор вскакивает с кресла и достает свой пистолет.

— Какого хрена, Анджело? — Данте смотрит на меня слишком долго, застыв в шоке. И именно в этот момент я понимаю, что Альберто был прав: из этого мудака никогда не получится хорошего Капо. Я уже давно мог бы всадить пулю ему в голову.

Я делаю легкий шаг назад, на всякий случай.

— Ты только что убил моего отца, — в конце концов хрипло произносит Данте. Его взгляд скользит по безжизненному телу, навалившемуся на стол. Разбитое пресс-папье валяется на полу, а кровь капает, капает и капает на ковер. Здесь пахнет железом и опасностью, и я наслаждаюсь каждой гребаной секундой этого.

— Да, думаю, что так.

Он снова направляет на меня пистолет, на его лице появляется новообретенная решимость, когда он делает глубокий вдох.

— Так что же мешает мне убить тебя? — рычит он, слюна летит из уголков его рта. — Я всажу тебе гребаную пулю в голову, а потом найду эту тупую шлюху и всажу такую же в ее голову!

— Ммм. Видишь, вот тут-то и придется быть бизнесменом. Если я умру, Раф и Габ станут наследниками по моему завещанию. Который теперь… — я снова поднимаю конверт. — Включает в себя все бары, рестораны, казино и отели в Бухте Дьявола, — я делаю шаг вперед, моя рука с пистолетом безвольно опущена вдоль тела. — Ты также собираешься выступить против них обоих? По-моему, это не очень хорошая идея, особенно если учесть, что Тор тоже собирается покинуть корабль.

Данте хмуро смотрит на своего брата, который все ещё смотрит на безжизненное тело Альберто. Выражение его лица невозможно прочесть.

— Соглашайся на сделку, Данте.

Молчание долгое и тяжелое, растягивающееся между нами. Это кажется бесконечным, и моя челюсть болит от того, что я ее стискиваю, к тому времени, как он неохотно кивает мне.

Оно такое незаметное, что я бы не увидел его, если бы моргнул.

Я тоже киваю, засовывая конверт обратно в карман и отходя в сторону двери.

Я останавливаюсь в дверях и одариваю Данте ухмылкой.

— Поздравляю с тем, что ты наконец-то стал Капо. Может быть, мы сможем как-нибудь обменяться советами.

В вестибюле светло и тихо, он заполнен замершими слугами и дальними родственниками, которые слышали выстрел. Я игнорирую каждую пару устремленных на меня взглядов и направляюсь прямиком к своей машине.

Возвращаясь в Дьявольскую Яму, я чувствую усталость. Отделенную от своего тела, после того, что только что произошло в кабинете Альберто. Его кровь забрызгала мою белую рубашку, и звук выстрела все ещё звенит у меня в ушах.

Когда я въезжаю на подъездную дорожку, входная дверь распахивается, и Рори выбегает из-под навеса. Блять. Моя грудь сжимается при виде нее, босой и закутанной в один из свитеров, которые я оставил здесь. Слава богу, никакого гребаного свадебного платья. Мы смотрим друг на друга через лобовое стекло, и я даю себе молчаливую клятву: Ничто и никто, черт возьми, ни за что на свете больше не причинит ей боли. Ни Альберто, ни Данте. Ни я.

Я не смог спасти свою маму от Висконти, но я чертовски уверен, что спасу Рори.

Ее грудь поднимается и опускается, ее идеальный рот приоткрыт, когда она смотрит, как я выхожу из машины и прохожу мимо нее. Она следует за мной на кухню, где вокруг суетятся люди Габа. Некоторые играют в карты на стойке для завтрака, другие принимают частные телефонные звонки в тени.

Я направляюсь к винному шкафу и наливаю большую порцию виски. Она стоит по другую сторону прилавка, сжимая в кулаках рукава моего свитера.

— Все кончено?

Это, черт возьми, далеко не конец, на самом деле, все только началось. Но я бы отдал все, чтобы стереть панику с ее хорошеньких черт лица.

Я слегка киваю.

Она выдыхает все накопившееся в легких напряжение и кладет ладонь на стойку. Ее голова опускается, и она смотрит на меня из-под своих густых ресниц.

— Что теперь? — шепчет она.

Наши взгляды встречаются. За прилавком потрескивают статические разряды. Я ставлю свой стакан на островок и ослабляю галстук.

— У всех есть пять секунд, чтобы убраться к чертовой матери из моего дома.

Глава тридцать четвертая

От его приказа у меня перехватывает дыхание. Кухня очищается, и во внезапной тишине я понимаю, что не просто прислоняюсь к столешнице, я использую ее, чтобы собраться с силами. Мои ладони вспотели и не чувствуют мрамор под ними.

Анджело смотрит на меня.

— Итак, теперь ты застряла с ещё одним стариком.

— Полагаю, так оно и есть.

Его взгляд вспыхивает.

— Я достаточно взрослый, чтобы годиться тебе в отцы. Что этот факт заставляет тебя чувствовать?

Сердце бешено колотится, я изображаю скуку. Смотрю на него снизу вверх сквозь ресницы.

— Значит ли это, что теперь я могу называть тебя папочкой?

Мрачное веселье украшает его черты. Он слегка качает головой.

— Иди сюда.

Вот же лебедь.

У меня такое чувство, будто мы вернулись в темный коридор особняка Альберто, в ту ночь, когда он вытащил жемчужное ожерелье Виттории из моего лифчика. Тогда у меня возникло ужасное желание убежать от него, и я чувствую тот же инстинкт сейчас, даже при ярком освещении кухни. Даже несмотря на то, что он спас меня от наихудшей участи из всех возможных. Даже несмотря на то, что он уже видел меня обнаженной и уязвимой во всех возможных смыслах.

С моим сердцем, пытающимся найти естественный ритм, я обхожу остров и вхожу в логово льва. Как только я оказываюсь на расстоянии вытянутой руки, его рука протягивается и обвивается вокруг моей шеи сзади, его большие пальцы вплетаются в мою косу. Он зарывается лицом в мое горло и издает восхитительный, животный звук, который я всем сердцем ощущаю между своих бедер. Прикосновение. Настоящее, чувственное прикосновение. Я растворяюсь в нем, моя грудь прижимается к его рубашки. Мои соски напрягаются в предвкушении, и я практически схожу с ума при мысли о том, что он прикасается к моей коже.

Он проводит кончиком носа по моей шее, как будто вдыхая мой запах. Его стон отдается в такт моему пульсу.

— Черт, детка. Я слишком долго ждал этого.

Обхватив одной рукой мое горло, другой он обхватывает меня за талию и поднимает на стойку. Тыльная сторона моих голых бедер соприкасается с холодным мрамором, посылая мурашки по спине. Это разительный контраст с теплом его бедер, когда он протискивается между ними.