Черный Гиппократ - Петров Алексей Николаевич. Страница 39

— Ты говоришь, нужны факты, компромат… Я добуду тебе компромат. И уже почти не сомневаюсь в этом.

— Каким образом?

— Может быть помнишь — Маргарита тебе говорила — почти сразу после тебя в отделение поступила девушка. Марина Сенькова. Я заглянул в ее историю. Она танцовщица. Поступила со множественными травмами.

— Что-то припоминаю. Кажется, суицид?..

— Вот-вот! — кивнул Нестеров. — Она скончалась во время операции. Официальная версия — большая кровопотеря, ничего не успели сделать… А если проверить — что делали?

— Так это же патологоанатомов работа!..

— Все равно! Они могут быть подкуплены. Могут быть в деле. Могут быть халатны, с похмелья… Какая разница! Суть не в этом. Посмотреть надо пристрастным взором.

— Ты хочешь… — начал Алексей изумленно.

— Да. Проникнуть в морг и осмотреться там — что к чему. Особенно что касается Марины Сеньковой. Если она, конечно, там еще! Быть может, даже провести повторное вскрытие. Это могло бы дать нам необходимую информацию.

— Вполне возможно. Если, конечно, твои построения верны, — лицо Перевезенцева опять приняло скептическое выражение. — Однако, Володя, есть одно «но».

— Что за «но»?

— Ты кто вообще-то? Ты врач? Ты уверен, что заглянув в чрево Марины Сеньковой, разберешься что там к чему? Отличишь тонкую кишку от толстой, а правую почку от желчного пузыря?

Это были вполне резонные вопросы. И Владимир ответил на них соответственным образом:

— Вообще-то я врач. Ты угадал…

Перевезенцев, повернул голову, посмотрел на Владимира с недоверием:

— А почему же молчал?

Владимир и сам уже не знал точно, что ответить. Желание протестировать медицину, испытать ее на вшивость казалось ему сейчас более чем наивным — вроде детской игры. Он пожал плечами:

— Не хотел светиться. Считай, из скромности.

Перевезенцев поразмыслил с минуту, потом сказал:

— Что ж тебе и карты в руки… Почему бы нам, действительно, не попробовать. Если не найдем ничего компрометирующего, — не беда. Никому ведь не навредим. А если найдем… Большое дело сделаем.

— Найдем, — убежденно сказал Владимир.

Алексей посмотрел на него с улыбкой:

— Ты должен приготовить какую-нибудь легенду на случай провала. Ну — если тебя там застукают… Ты же, естественно, ночью пойдешь?

— Ночью… Днем там людей полно. Живых. Не только мертвецов…

— Вот, вот! И что скажешь, если увяжется за тобой какой-нибудь сторож? Что скучно стало? Решил нервы себе пощекотать? Или скажешь, что заблудился?

Владимир тоже усмехнулся:

— Я подумаю над этим, хотя мне кажется, что на этот счет невозможно придумать нечто убедительное. Лучше просто не попадаться. Или… Разве что прикинуться пьяным? Сильно пьяным… Бывает — вышел из своего отделения и не туда забрел…

— Сойдет с большой натяжкой, — Алексей засмеялся бы, если бы ему было не больно смеяться. — Пьяницы всякое могут учудить. Почему бы, действительно, в морг не забраться?

— Проблема в другом, — посерьезнев, заметил Нестеров. — Как проникнуть туда. Там ведь, наверняка, все заперто. Но Алексей успокоил:

— В этом как раз нет никакой проблемы… Ты, Володя, пользовался когда-нибудь отмычками?

— Нет. Я даже не видел их ни разу. Хотя вру — в кино видел…

Перевезенцев совсем не огорчился:

— Ничего сложного в отмычках нет. Считай, что у тебя в руках связка ключей, а ты забыл, какой именно тебе нужен, — склероз у тебя. Вот и пробуй один, второй, третий…

Нестеров протянул к нему руки ладонями вверх:

— Да где отмычки-то?

Перевезенцев покосился на дверь:

— Отмычки в кармане моего пиджака. А пиджак — не знаю где. Если ты врач, тебе виднее: куда девают одежду поступивших в отделение подстреленных ментов.

— Есть какой-то гардероб тут неподалеку, — припомнил Нестеров. — Наверное, там. Но он заперт… Попросить, что ли, у Маргариты ключ? Сказать, что ручка там нужна или какая другая мелочь?..

— Нежелательно, — покачал головой Алексей Перевезенцев. — Она пойдет с тобой или пошлет санитарку. Не будешь же ты при них шастать по всем подряд карманам?.. Незаметно надо как-то.

— Я попробую, — Владимир поднялся. — Хотя и не ручаюсь за успех. В делах взлома у меня нет опыта.

— Дерзай! — улыбнулся Перевезенцев. — А я пока отвлеку Маргариту и санитарку…

Владимир удалился в свою палату, которая находилась почти рядом. Прилег на койку… Он слышал, как запищал на посту дежурной сестры сигнал вызова. Маргарита вышла из сестринской и направилась в палату к Перевезенцеву.

Владимир прислушивался.

— Что случилось? — спросила Маргарита.

Перевезенцев заговорил встревоженным голосом:

— Мне показалось, что-то подтекает…

— Где подтекает?

— На спине… А если открылось кровотечение?

Риту некоторое время не было слышно. Наверное, она осматривала повязку. Наконец сказала:

— Вы сами не могли бы чуть-чуть повернуться. Я не справлюсь — вы такой большой.

— Нет, милая, — прокряхтел Перевезенцев. — И рад бы, да еще слаб.

— Хорошо. Подождите минутку, я позову санитарку…

Владимир понял, что настал его выход. Выглянул в дверь.

Маргарита и санитарка как раз входили в палату к Перевезенцеву. Санитарка была — та самая медведица. Такая прижмет в углу — мокрого места не останется…

Глава девятнадцатая

Доктор Башкиров и Пустовит вошли в полутемный подъезд. Башкиров повел носом, поморщился:

— Ну и воняет же здесь котами…

Они направились вверх по лестнице. Слабосильные электрические лампочки — через одну на этажах — освещали им путь. Башкиров шел впереди, Пустовит за ним.

Пустовит выразил сомнение:

— Может, не надо нам, Витя, так машину выставлять? Однажды смекнет кто-нибудь. Куда надо стукнет.

— Не стукнет. Не смекнет, — угрюмо отозвался Башкиров. — Чтобы здесь веревочки связать, умным надо быть. А у нас в стране умных нет. Только обыватели.

— Обыватели… — согласился Пустовит.

Башкиров, поднимаясь по ступенькам, одолевая марш за маршем, тяжело дышал. Вчера гулял по-черному: упился, обкурился. Поэтому сегодня «дыхалка» сдавала:

— Ненавижу! Не-на-ви-жу!.. Эти хрущевские дома без лифтов…

— Надо менять стиль, — долдонил свое в спину Башкирову Пустовит. — Вычислят не ровен час.

— Тогда покукуем!.. Сначала на нарах мариновать будут. А потом лоб зеленкой намажут…

— Как это — зеленкой? — не понял Башкиров.

— «Вышку», значит, дадут.

Башкиров усмехнулся:

— Вычислят, конечно. Знаешь ведь поговорку: сколько веревочке не виться… Ты почаще сбрасывай девушек в лестничный пролет — тогда точно вычислят. И намажут — не только лоб…

Пустовит вздыхал за спиной.

Башкиров с трудом одолевал ступеньки:

— Не-на-ви-жу!

Писателю Иннокентию Куртизанову не работалось уже второй день. Кажется, как раз с того момента, как, хлопнув дверью, ушла Фаина. А может, не работалось второй месяц. С того самого времени, как Куртизанов взялся для поправки своих дел писать на новую непривычную для себя тему: про тайны Смольного… И не то чтобы он был в курсе этих тайн — как раз наоборот, многие из этих интригующих, леденящих душу тайн Куртизанов срисовывал с облупленного потолка в своем кабинете, — а просто тема эта на книжном рынке ходко шла. Про те же тайны Кремля, например. Бесконечная, благодарная тема: сколько уж лет развенчивают партократию, перед коей трепетали все от мала до велика, — а теперь те же «от мала до велика» ее развенчивают. Развенчивают, развенчивают, да никак не развенчают. Видно, мышки не хватает — чтоб вытянуть репку. Вот Куртизанов и подумал, что послужит такой мышкой, что именно его бессмертного гения, писательского таланта и не хватает творцам-демократам, чтобы задавить уж насмерть эту старую семидесятилетнюю гидру… Да вот беда!.. Не его это как будто тема. Он все больше про ФЗУ привык, про соцсоревнование, про идейные взаимоотношения в бригаде коммунистического труда. Набил руку… а вернее — машинку. Столько уж на ней «настучал»!.. А теперь писал и сам не верил в то, что писал. Может, потолок чересчур облупленный был — перекос в Куртизановской литературе давал.