Дорога к призванию. История русской студентки, которая мечтала увидеть Америку - Холов Любовь. Страница 32

По субботам стала ходить на уроки фьюжна. Три часа физической нагрузки и разучивание танцевальных движений помогали мне очистить голову от грустных мыслей и сконцентрироваться на чем-то другом.

Также я предприняла попытку уйти с работы. Устроилась в русский ночной клуб официанткой. Два дня проходила тренинг и за это время успела увидеть все самое плохое, что только может произойти в месте, где распивают алкоголь.

Пьяные посетители подрались, и один из них брызнул из газового баллончика прямо в помещении клуба. Приезжала полиция, и ребят забрали. Были и другие минусы. Официантка, которая работала там уже давно, смотрела на меня исподлобья и постоянно старалась подставить перед хозяином. Взрослые мужики говорили о сексе и хотели выпить с тобой по рюмашечке текилы. Хозяин это поощрял, поэтому другие официантки пили с посетителями или делали вид, что пили. Не знаю…

В конце второго дня тренинга мне на сотовый позвонил босс Руслан и начал допрашивать, где я. Врать я не стала и сказала правду.

– Ты что хочешь уйти от меня? – прогремело в телефонной трубке.

– Нет, не хочу. Просто подработка не помешает, – попыталась схитрить я.

После этого Руслан повысил мне зарплату еще на 20 процентов. И комиссионные поднял с 10 до 20 процентов. Еще, раз уж пошла такая пьянка, я попросила у него разрешения уходить с работы в шесть часов вечера в понедельник, среду и пятницу. Хотела стать полноценным членом Профессиональной Студии Танцев и посещать классы фьюжн не только по субботам в роли гостя, а и в другие дни. Босс округлил глаза, замотал головой, однако сказал, что подумает.

Тренинг в ночном клубе я прошла успешно, и меня собирались брать на работу, но я отказалась. Не потому, что Руслан меня купил (а хотя, может, и поэтому), мне просто было страшно работать в таких условиях. Да и вещи, которые поощрял, а может быть, даже требовал хозяин клуба, меня не устраивали.

Сцена 44. КРУГ ПОЗОРА

– А теперь забудьте все, что вы выучили с начала семестра, – вздохнув, произнес хореограф. До этого он говорил, чтобы мы забыли все, что выучили перед тем, как стать студентами Профессиональной Студии Танцев, так как чтобы научиться чему-то новому, нужно стать чистым листом бумаги.

Босс все-таки разрешил мне три раза в неделю уходить с работы пораньше, и теперь к утренней языковой школе у меня еще прибавилась школа фьюжна после работы. Я возобновила стабильные занятия спортом и стала серьезно учиться танцевать.

– Я знаю, что сейчас происходит в ваших головах, – грозно продолжил хореограф, сидя на белом подоконнике студии танцев. Ноги его, все в тех же черных кроссовках, прочно стояли на батарее, а колени были на уровне груди. Он выглядел как маленький петух на жердочке, который перед тем, как запустить всех на насест, несколько раз прокашлялся, прополоскал горло, прорепетировал хмурить брови, сидеть, сложив крылья на груди или сзади, и, наконец, выбрав положение, которое смотрелось наиболее впечатляющим, крикнул «Входите». Курицы и другие петухи, побежденные им, безропотно забежали (не зашли, а именно забежали), стали в круг, поставили ноги на ширине плеч и сложили крылья за спиной.

Петух посмотрел на часы, выдержал паузу. «Неужели опять не успели за 5 секунд зайти, и сейчас последует наказание?» – читалось на испуганных лицах куриц.

Наказания не последовало, вместо этого им в очередной раз что-то приказали. Для старых куриц это было привычно, а вот в головах новых пронеслось: «Как забыть то, что выучили с начала семестра? По идее, мы должны были отбросить все знания, полученные до поступления сюда. Нам дали новые знания, а теперь говорят, что их тоже надо забыть. Вы нас совсем запутали. И что останется в голове? Пустота?»

После своего телепатического заявления хореограф пристально смотрел на лица студентов и, наверное, таким образом читал мысли. Что-то спросить или прокомментировать его высказывание никто не посмел. Мы стояли, держа руки за спиной, и слушали. Хотя бы думать нам никто не запрещал, а так здесь было так много правил, как песка в пустыне. И за каждое малейшее нарушение заставляли отжиматься или подолгу стоять в полуприседе, как стоит борец сумо перед нападением. Только руками нельзя ни во что упираться. Чтобы жизнь не казалось малиной, нас заставляли вытягивать их вперед и держать параллельно полу минимум по 10 минут.

Я помню, как на первом занятии меня заставили отжиматься 60 раз из-за того, что я на 5 минут опоздала. Ко мне подошла испанка в желтой майке, чтобы следить, как я буду это делать. Ее черные вьющиеся волосы и тонкие женственные пальцы совсем не сочетались с воинственным стеклянным взглядом.

– Это невозможно, – удивленно посмотрела я на нее.

– За такие слова тебя заставят отжиматься еще 60 раз, – с невозмутимым лицом произнесла она. – У нас нельзя говорить «невозможно» или «я постараюсь», за это будешь отжиматься дополнительно.

Я смотрела на нее и не понимала, о чем она говорит. Как я могу отжаться 60 раз, если я даже в школе, когда постоянно занималась спортом, могла отжаться не больше семи?

– Просто отожмись и все, много не думай, – добавила испанка. Честно сказать, я слышала, что за опоздания заставляли отжиматься, но я не думала, что это относится к новичкам тоже.

Те мои первые 60 я запомнила навсегда.

Испанка заставила принять упор лежа и начала считать мои отжимания. Три раза я отжалась и упала, как бы доказывая ей: «Я же говорила, что это невозможно!»

– Каждый раз, когда ты будешь падать, все отжимания, которые ты сделала до этого, будут обнуляться, и ты будешь начинать заново. Время у меня есть, – вызывающе добавила испанка, в то время как я пластом лежала на полу. Урок начался, и все уже танцевали, а мы с ней находились в углу студии. После ее слов мне стало страшно. Я поняла, что она не шутит.

Следующие сорок пять минут превратились в настоящую пытку. Я отжималась и падала, отжималась и падала, пол подо мной стал мокрым от пота, руки дрожали, а испанка беспощадно начинала счет заново. Поняв, что я, как ни старалась, все равно падаю, испанка в конце концов смилостивилась и сказала, что она разрешает мне сделать два подхода по 30 раз, но об этом никто не должен знать.

Два раза по тридцать звучало более реалистично. И собрав все силы и злость на это чудовище, которое заставляло меня так мучиться, я отжалась тридцать раз не останавливаясь и упала в лужу пота на полу. Пол был не очень чистым, но я лежала, прижавшись к нему щекой, как к самому родному человеку на свете. Вторые тридцать прошли с несколькими остановками, но на пол я не падала. Отдыхала в упоре лежа или поднимая пятую точку вверх. Когда испанка произнесла долгожданную цифру шестьдесят, я рухнула на пол и возненавидела ее всей душой и телом.

– Ты можешь ровно столько, насколько веришь, что это возможно, – похлопала она меня по плечу, а я продолжала валяться на полу. Только что первый раз в жизни я отжалась 60 раз. Нет не 60, а, наверное, около 100, если считать все те отжимания, которые испанка обнуляла. Можно было радоваться победе. Но в тот день я чувствовала себя скорее изнасилованной, чем радостной. Прошло две недели, но с каждым уроком легче не становилось. Всегда нужно было быть готовым к любым неожиданностям.

– За первые две недели семестра вы выучили много базовых движений, – наконец продолжил хореограф. – Сейчас я говорю с зелеными майками.

На занятия мы должны были приходить в форме: в черных кроссовках, черных спортивных штанах и майке определенного цвета. В зеленых ходили новички, в желтых – танцоры, а в красных – руководители. Большинство студентов были в желтых майках, новичков всего четыре. И вот с нами, новичками, говорил грозный хореограф, которого звали очень просто – Ти.

В свои сорок с хвостиком лет он выглядел как мальчик. Голову он гладко брил налысо, и она была похожа на яйцо. Спортивный красный костюм на размер больше его худенькой фигуры был неизменным атрибутом.