Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Варей Мари. Страница 22

Я сидела рядом со Скарлетт и видела, как она стиснула зубы и как нахальная улыбка застыла у нее на губах. Госпожа Гамильтон продолжила урок, оставшись на стуле, а я накрыла руку Скарлетт своей и прошептала:

– Она полная дура.

Скарлетт убрала руку, ничего не ответив, и я возненавидела госпожу Гамильтон.

И вот три недели спустя Скарлетт, набравшись смелости, пошла просить у нее разрешение играть на пианино (я посоветовала сначала извиниться за историю с суперклеем, что она и сделала). Госпожа Гамильтон ей отказала, что и неудивительно. Я так и не узнала, что именно она сказала, но той ночью Скарлетт долго рыдала в подушку.

Она продолжала заниматься на картонном пианино. «Ютуба» еще не существовало, Интернета у нас дома не было, поэтому Скарлетт брала в университетской библиотеке книги по сольфеджио и ежедневно занималась, не услышав и не сыграв ни одной ноты.

На протяжении следующего месяца я по вечерам лежала на одеяле, пересматривала свои контрольные или читала романы, переведенные мамой на французский язык (я тогда хотела стать переводчиком, как и она), одним ухом слушая, как Скарлетт постукивает по картону, тихо называя ноты. Это казалось мне ужасно скучным, тем более что Скарлетт не пела, а проговаривала ноты сквозь зубы, да так серьезно и сосредоточенно, словно обезвреживала бомбу. Я думала, что она быстро откажется от своего странного проекта, но она этого не сделала.

Однажды я спросила:

– Что разучиваешь? Настоящее произведение?

– Да. «К Элизе».

– Что это?

– Одна мелодия. У меня только к ней есть ноты. Я стащила их из картонной коробки в соседском гараже.

– Но ты же ничего не слышишь! Откуда ты знаешь, что играешь правильно?

Скарлетт оторвалась от своего занятия и удивленно округлила глаза.

– Конечно, слышу. Мелодия звучит у меня в голове, – сказала она и разочарованно добавила: – Я думала, ты тоже ее слышишь.

Я не слышала, но хотела услышать. Поэтому на следующий день пошла в кабинет госпожи Гамильтон. Та встретила меня радушно: улыбнулась и угостила печеньем с изюмом.

– Госпожа Гамильтон, пожалуйста, позвольте Скарлетт играть на пианино!

– Прости, Алиса, но только старшеклассники могут пользоваться музыкальным классом.

– Но можно же сделать исключение…

– У Скарлетт ветер в голове. Тебе я бы дала ключи, но ей не доверяю. Кто знает, что она выкинет…

Я ненадолго задумалась, а потом сказала:

– Тогда дайте ключи мне. Обещаю, я всегда буду со Скарлетт, глаз с нее не спущу. И буду возвращать вам ключи после каждого сеанса.

– Алиса, очень трогательно, что ты хочешь помочь сестре, но Скарлетт – безответственная девочка. Исключения мы делаем редко, и…

– Это вопрос жизни и смерти, госпожа Гамильтон! – глядя ей прямо в глаза, проговорила я с настойчивостью, которую обычно проявляла, когда приходилось защищать Скарлетт, но не себя. Мне было одиннадцать лет, я была прилежной и ответственной ученицей. Взрослым я очень нравилась, хотя детям казалась очень скучной. Госпожа Гамильтон взяла в руки очки-полумесяцы, висевшие на цепочке, протерла стекла рукавом своего анисово-зеленого свитера и вернула на нос. Глядя на мое умоляющее лицо, она, видимо, надумала какую-то семейную трагедию, а может, ее просто растрогала моя решимость помочь сестре. Как бы то ни было, она тяжело вздохнула:

– Если возникнут проблемы…

– Проблем не будет, госпожа Гамильтон.

В следующий вторник я сказала Скарлетт, чтобы после урока истории она никуда не убегала, сходила к госпоже Гамильтон за ключами и потащила свою сестру, которая ворчала, что ей нельзя терять время, в класс музыки. Перед дверью она замолчала, и я торжествующе достала из кармана ключи. Скарлетт разинула рот, и ее лицо просияло почти так же ярко, как месяц назад, когда она впервые увидела клип «Wonderwall».

– Как тебе удалось?!

– У меня был fucking good plan, – с улыбкой сказала я.

Скарлетт бросилась мне на шею, крепко обняла и прошептала:

– Спасибо, Алиса! Только ты меня понимаешь.

Я отперла класс. Войдя внутрь, Скарлетт некоторое время не двигалась. Жалюзи были опущены – за окном царил май, стояла жара. На закрытое пианино падали полоски солнца. Пианино было старым и не представляло никакой ценности, но Скарлетт приблизилась к нему с таким благоговением, с каким приближаются к церковному алтарю.

Я прошла вперед, положила рюкзак на стул и испуганно вздрогнула, когда в двери, которую я забыла закрыть, появилась тень госпожи Гамильтон. Она улыбнулась, заметив мой взгляд, потом посмотрела на Скарлетт и снова посуровела. Открыла рот, словно собираясь что-то сказать – наверное, предостеречь, но передумала и решила молча наблюдать. Скарлетт выглядела как ребенок, впервые увидевший море. Абсолютный восторг. Она провела пальцами по крышке пианино, села и откинула ее. У нее на лице отразилась необычная смесь уважения и застенчивости.

– Прости, я забыла ноты, – прошептала она.

Было ясно, что Скарлетт говорит не со мной и не с госпожой Гамильтон, присутствия которой не замечала, а с пианино. Она начала играть «К Элизе» – медленно, но, как позже заметила госпожа Гамильтон, без ошибок. Потом резко остановилась и вопросительно повернулась ко мне.

– Миленько, – сказала я, – но обрывается слишком резко.

– Я играю до середины двадцать первого такта. Дальше страницы вырваны.

Три вторника подряд госпожа Гамильтон приходила послушать, как Скарлетт играет «К Элизе» до середины двадцать первого такта. А вот мне, признаться, надоело слушать одну и ту же мелодию. В третий вторник госпожа Гамильтон осталась до конца. Не удивившись ее присутствию, Скарлетт аккуратно сложила свои драгоценные ноты и убрала в рюкзак.

– Ты и правда сама разучила «К Элизе»? Не хочешь брать у меня уроки? – поинтересовалась госпожа Гамильтон.

Скарлетт колебалась, словно гадая, какую ловушку расставила для нее учительница.

– Я хочу научиться пению и игре на гитаре, чтобы создать рок-группу, – наконец ответила она.

– Одно другому не мешает, хотя рок – музыка для хулиганов, – авторитетно заявила госпожа Гамильтон. – Со следующего вторника я буду давать тебе уроки фортепиано и пения.

После этого меня освободили от должности надзирательницы. Когда в следующий вторник Скарлетт и госпожа Гамильтон скрылись за дверью музыкального класса, где должен был состояться их первый урок, я почувствовала смесь облегчения и печали. А еще – ощутила себя обделенной.

Через полгода госпожа Гамильтон пришла к нам домой, и они с мамой закрылись на кухне и долго о чем-то беседовали вполголоса. Мы со Скарлетт сидели наверху, прижимаясь ушами к полу, но так ничего и не услышали. В следующую субботу мы поехали в Провиденс, и Скарлетт купили гитару. Мама предупредила, что это гитара – подарок Скарлетт на Рождество и день рождения на три года вперед и что она будет наказана за то, что пожаловалась учительнице и маме пришлось купить гитару. Это была довольно дешевая классическая гитара. Скарлетт назвала ее «Гамильтон» и на карманные деньги, которые она месяцами копила на инструмент своей мечты, купила огромный букет цветов, который подарила учительнице музыки.

* * *

На следующий день после фиаско с Зои я – как обычно – прихожу на работу раньше всех. Джереми появляется около десяти. Виктуар вскакивает, чтобы, как обычно, отправиться на брифинг, но он жестом просит ее остаться на месте.

– Алиса, ты не могла бы зайти ко мне на пару минут?

Вздрогнув, смотрю на Джереми. Взгляд его голубых глаз такой же непроницаемый, как обычно.

– Да, конечно, – ничего не выражающих голосом говорю я. От волнения кожа покрывается мурашками.

В отличие от офиса Криса кабинет, который занимает Джереми, выглядит строго. Единственная личная вещь – фотография Зои в пластилиновой рамочке, на которой макаронами в форме трубочек написано «С днем рождения, дорогой папочка!». Думаю, если бы наше с Джереми знакомство не началось с плохой ноты, то такая любовь к дочери заставила бы меня проникнуться к нему симпатией.