Счастливая жизнь для осиротевших носочков - Варей Мари. Страница 46

Киваю с набитым ртом. Пока на раклетнице шипит сыр, трубадуры разыгрывают перед нами настоящее представление. Гиневра, одетая в костюм странствующего менестреля, играет на лютне. Жан аккомпанирует ей на бубне. Потом сказитель декламирует легенду о Мерлине и сказочном лесе Броселианд, а жонглер сомнительного мастерства роняет каждый третий шар на стоящие вокруг столы. В зале стоит шум, и мне становится трудно следить за разговором Криса и Джереми. Слишком жарко, и я снимаю свитер. Слышу, как Реда говорит Виктуар:

– Я подумываю о том, чтобы сделать тату.

– Да? И какую же?

– Альбатроса, нарисованного автором комиксов, которого я обожаю. Но я боюсь, что потом пожалею. Ты не жалеешь о своих тату?

Виктуар смотрит на свои запястья, покрытые непонятными символами.

– Никогда об этом не думала.

Реда поворачивается ко мне:

– А тебе как кажется, Алиса?

– Не знаю… – опешила я. – В худшем случае всегда можно удалить татуировку лазером. Если она не цветная, то следов практически не останется.

– Думаю, альбатрос – это круто, – продолжает Виктуар. – Уверена, тебе пойдет.

Реда краснеет от комплимента и кладет себе на тарелку сыр. Трубадуры проходят между столами, играя на лютне, и все вокруг хлопают в ладоши. Нас пытаются втянуть в фарандолу, прованский хороводный народный танец.

– Нет! Ни за что! – восклицает Виктуар, отталкивая руку менестреля. – Что они еще для нас приготовили? Адриано Челентано? Патрика Себастьена?

Я позволяю увлечь себя в танец, одной рукой держась за Реда, другой – за Джереми. Мы кружимся по залу, а те, кто остается сидеть, хлопают в ладоши (за исключением Виктуар, которая, вероятно, продолжает искать сеть). Некоторые хором поют неизвестную мне песню. Когда через несколько минут мы возвращаемся на место, Джереми задерживает мою руку в своей и заглядывает мне в глаза.

– Отвечая на твой недавний вопрос… Я в девятой палатке, поэтому если твое предложение еще в силе…

Теплое дыхание касается моего уха. Чувствую, как по коже расползается покалывание. У меня немного кружится голова, словно я пьяна.

Улыбаюсь.

– Поправочка: вообще-то это твое предложение.

Он улыбается в ответ.

– Как скажешь…

Дневник Алисы

Лондон, 4 мая 2012 года

Ты со мной пять недель, солнце.

Я сплю по тринадцать часов в сутки.

Сегодня я впервые услышала, как бьется твое сердце, хрупкое, как у воробушка. В жизни не слышала звука приятнее. Биение неощутимое, но быстрое и ровное. Я так сильно сжала руку твоего папы, что чуть ее не сломала.

Я впервые видела, чтобы Оливер плакал от нахлынувших эмоций.

* * *

Слышу, как капли дождя стучат по крыше палатки. Вдали до сих пор звучит приглушенная музыка, которую поглощает лесная тишина. Я по-прежнему не знаю, сколько сейчас времени. Если верить внутреннему ощущению, то я ушла с ужина чуть больше часа назад. Можно было подзарядить телефон в замке, но я не захотела. Отсутствие часов дает мне хрупкое ощущение свободы.

Я не знаю, как быть. В теории все просто: мне следует пойти в палатку Джереми, потому что я объективно этого хочу. Однако на практике все куда сложнее и, главное, опаснее. Но при мысли об опасности у меня мурашки по коже, опасность манит меня, как мотылька на огонь. Слишком долго я вела себя сдержанно и разумно, теперь мне хочется почувствовать себя живой. Впервые за последние годы.

Встаю, надеваю черный шерстяной свитер и выхожу из палатки. Спускаюсь по лестнице, зажав ручку лампы в зубах, и направляюсь к девятой палатке. На улице – кромешная темнота. С листьев на меня стекают капли дождя. Подхожу ко входу в палатку. Внутри горит свет, и сквозь прозрачную ткань видно Джереми, он лежит на кровати и стучит пальцами по экрану айпада. У меня возникает неприятное ощущение, что я шпионю за ним. Прочищаю горло и зову:

– Джереми?

Он мгновенно подскакивает, направляется ко входу и с тихим «вжик» расстегивает молнию. Несколько секунд мы стоим, нерешительно глядя друг на друга.

– Проходи, – говорит он.

Наклонившись, пролезаю в отверстие, и Джереми застегивает за мной молнию. И снова – неловкая тишина. Собравшись с духом, решаюсь говорить откровенно:

– Я от такого совсем отвыкла, поэтому будет здорово, если ты возьмешь инициативу на себя.

Джереми улыбается – искренне, без малейшей тени иронии.

– Я бы с удовольствием предложил тебе выпить, но как я понял, ты не пьешь, да и выпивки у меня нет… – Он ерошит рукой волосы. – Если хочешь, можно включить музыку. Я взломал вай-фай соседнего замка.

– Нет, давай без музыки.

Джереми не отвечает, и я медленно преодолеваю разделяющее нас расстояние. Беру его за руку и закидываю голову назад. Мы так близко, что я чувствую на губах чужое дыхание. Легкая небритость подчеркивает волевую линию его подбородка, и я с удивлением понимаю, что целую вечность никто не привлекал меня так сильно.

– Если мы это сделаем, то без каких-либо обязательств, – шепотом говорю я. – Мне не нужны ни отношения, ни семья…

– Меня такой вариант устраивает, – просто отвечает Джереми.

После этих слов я закрываю глаза и прижимаюсь губами к его губам. Он кладет руки мне на бедра, и даже сквозь одежду я чувствую исходящий от них жар. Поначалу поцелуй нежный, но с каждой секундой становится более страстным. Джереми приобнимает меня за затылок и притягивает ближе. Запускаю руки под его футболку, а он тем временем забирается мне под свитер, гладит живот и поднимается к тонкой ткани бюстгальтера. Вскоре футболка оказывается на полу, за ней следует свитер. Даже не замечаю, кто с кого что снял. Потом Джереми берет меня за руку и тянет к постели.

– Пойдем, – говорит он.

И я иду.

Джереми стягивает с меня штаны, и я чувствую его горячие пальцы на коже. Потом он поднимает голову и рассматривает меня потемневшими от желания глазами цвета океана перед бурей. Обжигающий взгляд скользит по моему телу одновременно с руками. Падаю на постель, Джереми склоняется надо мной. Стоит его губам коснуться моих, как меня захлестывает паника такой силы, что грудь сжимается, словно в легких не осталось воздуха. У меня перехватывает дыхание. Должно быть, Джереми чувствует, что я напряглась, потому что отстраняется. Не двигаюсь.

– Все хорошо? – хрипло спрашивает он.

– Я… прости… мне нужно на воздух.

Оттолкнув его, бросаюсь к выходу, расстегиваю молнию и в одном нижнем белье выбегаю на деревянную площадку. Дыши, Алиса. Чувствую, как по щекам текут слезы. У меня больше никогда не будет права на нормальную жизнь. Дыши, Алиса. Сердце колотится в груди с пугающей скоростью. Чувствую, как на плечи ложится легкое покрывало, и только тогда понимаю, что дрожу от холода. Джереми осторожно укутывает меня в покрывало, не касаясь руками.

– Нам необязательно ничего делать, – говорит он. – Все будет хорошо.

Его голос звучит серьезно и успокаивающе. Киваю, но не могу справиться с рыданиями и, как заезженная пластинка, в панике повторяю:

– Прости, мне очень жаль, прости…

– Тебе не за что извиняться.

Поколебавшись, Джереми осторожно притягивает меня к себе и обнимает. Воздух врывается мне в легкие с силой потока, разрушающего плотину. Я снова могу дышать. Я стою там, в трусиках и лифчике, закутанная в покрывало, и рыдаю у Джереми на плече. Он гладит меня по волосам, тихо повторяя, что «все будет хорошо». Ложь. Из тех, которую говорят детям, чтобы успокоить и рассеять их печали.

Тем не менее я чувствую, как судорожно сжатые мышцы спины постепенно разжимаются и мое дыхание становится более ровным. Я удивляюсь тому, что нахожу столько утешения в объятиях Джереми, потому что иногда он кажется невероятно холодным и отстраненным. Проходят долгие минуты, а потом Джереми говорит:

– Ты простудишься. Пойдем внутрь. Или если хочешь, я провожу тебя до твоей палатки…

После этой дурацкой панической атаки мне меньше всего хочется оставаться одной.