В сладком плену - Эшуорт (Эшворт) Адель. Страница 15

— Я закончила первый набросок, ваша светлость, — сказала она, останавливаясь рядом с герцогом и крепко прижимая альбом к груди. — Быть может, хотите взглянуть?

Герцог слегка повел бровью, но остался сидеть.

— Непременно.

Поскольку он не поднялся с табурета, его макушка оказалась на уровне плеча Виолы. Она подобралась настолько близко, насколько было возможно, чтобы не касаться Яна, потом вытянула перед собой руку с альбомом, чтобы они могли вместе рассмотреть рисунок.

— Это всего лишь грубый набросок, но так легче представить, каким будет портрет.

Герцог какое-то время разглядывал рисунок, после чего сказал:

— Сходство отлично схвачено. Надо сказать, мне… отраден ваш талант.

— Благодарю вас, ваша светлость, — вежливо ответила Виола, хотя на самом деле ее разбирала досада, ибо тон герцога казался ей скорее удивленным, чем довольным. От этого ей вдруг захотелось объяснить, как непроста работа художника. — Позволите немного посвятить вас в процесс?

Ян бросил на нее быстрый взгляд.

— Процесс?

— Как у меня получаются рисунки.

На лице герцога мелькнула растерянность, потом он утвердительно кивнул.

— Конечно.

Виола склонила голову набок и сосредоточилась на наброске.

— Фон будет, каким пожелаете, вероятно, залитое солнцем окно библиотеки или что вам будет угодно. Цвета одежды тоже можно сделать по вашему вкусу, независимо от того, в чем вы будете приходить позировать. — Она принялась отмечать кончиками пальцев отдельные линии. — Обратите внимание на углы скул и квадратную форму челюсти. Ваши бакенбарды немного короче, чем сейчас носят джентльмены, но вам они очень идут. Также я попыталась придать глубину вашему взгляду. У вас удивительные, темные глаза, в них много жизни, но, если я нарисую брови чересчур изогнутыми или тонкими, образ может получиться излишне веселым, а такой формальный портрет, как мне кажется, требует серьезности.

Герцог едва заметно кивал, якобы поглощенный рисунком.

Виола перевела взгляд на него.

— У вас хороший лоб — не слишком широкий и не слишком вытянутый — и безупречная кожа. Пожалуй, для солидности зачешу вам волосы на затылок, чтобы открыть лицо. — Она протянула руку и принялась убирать шелковистые пряди с его лба. — Думаю…

Герцог схватил ее за запястье и отпрянул от нее как ошпаренный.

Виола ахнула от неожиданности.

Герцог не шевелился, просто крепко держал ее за руку и пристальным взглядом выпытывал в ее глазах самые сокровенные тайны.

Виола шумно сглотнула и попыталась вырваться, но Ян отказывался ее отпускать. Сердце, которое теперь оказалось всего в нескольких дюймах от его лица, бешено заколотилось в груди, их тела очутились так близко, что Виола тут же почувствовала себя окруженной — загнанной.

— Прошу прощения, ваша светлость, — хрипло проговорила она, безуспешно пытаясь высвободить запястье из хватки герцога.

И тут Ян заморгал, едва заметно, будто выходя из транса, покачал головой и озадаченно нахмурил брови.

— Ваша светлость? — снова прошептала Виола.

Герцог медленно опустил ресницы и уставился на ее груди, завораживающие полусферы которых открывал глубокий вырез туго затянутого лифа. Под этим откровенным взглядом у Виолы перехватило дух, по телу разлилось тепло; а герцог все смотрел, и на бесконечный миг она испугалась, что он преодолеет последнюю преграду в три дюйма, положит щеку ей на груди и примется жадно их целовать.

Казалось, воздух вокруг них трещал, заряженный глубоко спрятанными воспоминаниями Виолы о тех днях, когда Ян жался к ней в отчаянии. Ей вдруг стало страшно, что своим невинным прикосновением она разбередила те обрывки памяти, которые остались у него.

— Виола… — пробормотал герцог.

Заслышав свое имя, Виола распахнула глаза, но не шелохнулась, оставаясь в опасной власти Яна, не понимая, что говорить, что делать и делать ли что-нибудь вообще. Тикали секунды, и, наконец, герцог резко вдохнул и поднял глаза к ее лицу.

Едва их взгляды встретились, его глаза вспыхнули диким пламенем, и от страшного голода, который увидела в их темных глубинах Виола, сердце замерло у нее в груди, а желудок скрутило в узел.

Он что-то помнит…

И вдруг, в одночасье, огонь погас. Настроение в студии изменилось, герцог обольстительно сузил веки, а его красивый рот изогнулся в кривой улыбке. Как будто он силой воли отмел растерянность и возбуждение и стал совершенно другим человеком, вернулся к образу грозного, неотразимого джентльмена, каким вошел в ее дом. Герцог по-прежнему не отпускал запястья Виолы, но теперь его пальцы сделались нежными и заскользили по ее чувствительной коже. Мгновение спустя Ян поднял ее руку и осторожно коснулся мягкими губами кончиков ее пальцев.

Ошеломленная, Виола чуть не уронила альбом, за который до сих пор цеплялась как за спасательную шлюпку; колени у нее подгибались, но отвести глаз она не могла.

Пристально наблюдая за ней, герцог водил головой взад-вперед, лаская костяшки пальцев изысканными прикосновениями губ. Виолу лихорадило, ее тело мгновенно распалилось сексуальным томлением, которое она помнила, но не испытывала уже много лет. Потом, подняв ее руку еще выше, герцог слегка склонил голову набок и стал целовать запястье, маленькими шажками прокладывая сладкую тропинку, дразня горячим дыханием, доводя до беспамятства.

— Вы прекрасны, — прошептал герцог, не отводя губ от запястья. — Ничего не могу с собой поделать, когда вы так близко.

В каком-то смысле Виола ему верила. И все-таки внимание, которое он уделял ей сейчас, разительно отличалось от страсти, которую она ощущала и видела в его глазах всего пару мгновений назад. Теперь она казалась напускной — как будто мысли и чувства Яна раздвоились. Как будто он действовал по плану.

Силы вернулись к Виоле, эмоции улеглись, и она снова попыталась высвободить руку. На сей раз герцог ее отпустил.

Он поднялся, и Виола попятилась на шаг, обеими руками прижав альбом к груди в некоем подобии самозащиты.

— Вы знаете, я хочу поцеловать вас, Виола, — хрипло прошептал он.

Виола чуть приподняла подбородок, начиная закипать от гнева. Герцог явно решил, что может помыкать ею, как ему вздумается, что она будет исполнять каждое его желание и прихоть. Она оставила такую покорность в Уинтер-Гардене, когда ушла от своей деспотичной семьи, и окончательно поставила на ней крест, когда умер муж. Она никому больше не позволит решать за себя. Особенно мужчине, который использует ее женскую природу против нее самой. Но самым страшным, самым отвратительным чувством после того, что произошло несколько мгновений назад, было подозрение, что Ян притворяется. Или лжет с какой-то гнусной целью.

Сердце Виолы колотилось, лицо, несомненно, сделалось ярко-розовым, к удовольствию герцога, но она встретила его взгляд, натянуто улыбнулась и с чопорным сарказмом ответила:

— В самом деле, ваша светлость, вы производите впечатление человека, которому по вкусу подобные развлечения, но я не думаю, что мне стоит вам потворствовать. И, разумеется, это повредит нашим деловым отношениям.

Брови герцога взмыли вверх, губы искривились. Виола не могла определить, удивила она его или развеселила, но если бы пришлось гадать, она бы сказала, что и то, и другое. Однако дожидаться ответа она не стала. Проскочив мимо Яна, она быстро вернулась к своему письменному столику, положила на него альбом, позвонила в колокольчик, вызывая слугу, потом повернулась лицом к герцогу и скрестила перед собой руки.

— Полагаю, на сегодня достаточно. Дворецкий проводит вас…

Ян добрался до нее в три шага.

Схватив Виолу за обе руки, он рванул ее к себе и налетел на ее рот, не грубо, но с непоколебимой решительностью.

Писк вырвался из ее горла при первом касании, и на долю секунды ей захотелось оттолкнуть Яна и закричать. Потом все негативные мысли испарились: герцог принялся ласкать ее губы своими, убеждая раскрыться, подчиняя ласковым напором и заставляя таять изнутри. Сама того не желая, Виола тихонько всхлипнула.