Рыцарь-разбойник - Конофальский Борис. Страница 18
– Будет вам, будет, господин Викельбраун.
– Ах, простите меня, старика, это от вина и духоты! – застыдился он. – Но уж больно прекрасны вы, больно молоды.
– А вы видели мои чулки? – спросила она, обворожительно улыбаясь.
– Конечно, но то случайно было. Случайно.
– А поможете мне сегодня снять их? Служанки мои ленивы, может, и спать уже легли, – продолжала улыбаться Агнес.
– Я… Я… А будет ли то пристойно? – заикаясь, проговорил мужчина. – Не оскорбительно ли будет?
– А кто же тем оскорбится? Мужа у меня нет. Или, может, снимать чулки с дев младых для вас в тягость?
– Ах, что же вы… То не в тягость, то честь для меня, я с радостью.
– Или, может, сил у вас нет после дороги?
– Силы я в себе такие чувствую, каких давно не чувствовал, – хвалился господин Викельбраун.
Агнес засмеялась:
– Так идите к себе в покои и выгоните слуг, не люблю я, когда слуги меня видят.
– Сию минуту, только за стол расплачусь да вина, воды и конфет в покои прикажу отнести. И ждать вас буду.
Он ушел, а она еще посидела немного. Девушка еще не могла понять, как много нужно времени ее зелью забвения, чтобы оно действовать начало. Купец, что кожами торговал, так час или более продержался. А этот мужчина был больше. Конечно, она ему и капель больше в вино подмешала, но все равно лучше дождаться, пока он засыпать начнет, чем с ним в постель ложиться.
Выждав время и выпив кислой воды, девица встала и пошла наверх. Там отыскала нужную комнату, приоткрыла дверь:
– Господин Викельбраун! – Тихо, никто не ответил. – Господин Викельбраун!
Тишина. Тогда Агнес вошла в покои и закрыла за собой дверь на ключ. Прошла в спальню и увидала мужчину. Он сидел на краю кровати, сняв одну туфлю. Берет валялся тут же на кровати. Сам господин спал, свесив большую седую голову на грудь.
Агнес толкнула его, а он не упал. Пришлось толкнуть еще раз прежде, чем мужчина завалился на кровать.
Кошель его оказался тяжел и полон. Девушка очень надеялась найти там золото, но не нашла. Зато талеров оказалось в избытке. А перстни у него и распятие на шее были золотые, их она тоже сняла. Заодно нашла ключ и обыскала сундук. В сундуке ничего полезного не обнаружилось. Хотела перья с берета оторвать, они ей сразу понравились, да уж больно крепко пришиты были, только поломала их, и все. После этого Агнес вышла из покоев господина Викельбрауна и заперла их на ключ.
Пришла в свои покои и велела Уте:
– Найди Игнатия, скажи, чтобы карета была готова до зари. Чтобы, как только отопрут ворота, мы выехали из них без задержки.
Не раздеваясь, она повалилась на кровать. Закрыла глаза. Оставалось несколько часов до рассвета. Агнес устала, ей хотелось отдохнуть. Но здесь, где совсем недалеко спал человек, которого она обобрала, это было невозможно. Девушка знала, что сможет хорошо поспать только тогда, когда покинет этот город.
Кавалер и его люди приехали в Мален уже после обеда. Пока постоялый двор нашли, пока разместились, поели, дело уже к вечеру пошло. Но тянуть не стали, отправились ко двору епископа. А епископ их принял сразу, звал к ужину. Ни Волков, ни брат Семион голодны не были, стали отказываться и говорить, что недосуг им, что по делу приехали. Епископ брата Семиона направил к своему казначею, а сам усадил кавалера в кресло и завел беседу, пока секретарь выписывал вексель. И весь разговор его сводился к одному: говорил он о том, что хорошо защищен тот, кто служит Господу и Матери Церкви.
Понимал кавалер, куда клонит чертов поп, кивал, соглашаясь. А сам думал и думал о власти, о герцоге. О том, каково жить герцогу в своей земле, если тут же, в твоей земле, живут люди, что твою власть оспаривают, в дела твои вмешиваются и волю твою попирают, а сделать с ними ты ничего не можешь. Ну что был способен поделать герцог с этим престарелым епископом? Да ничего. А вот ему, Волкову, очень даже мог голову отрубить или в острог закинуть на долгие годы. А поп и дальше тут сидеть будет, других храбрецов искать, пока Господь его не призовет.
– А говорил ли наш граф с вами, сын мой? – вдруг сменил тему епископ.
– Молодой граф предложил мне породниться через сестру свою, Элеонору Августу. – Сразу догадался, к чему ведет епископ, Волков.
– И что же вы думаете? – заинтересовался старик.
– Просил две недели на принятие решения.
– О чем же вы думаете, сын мой? – кажется, искренне удивлялся поп. – Вы рода незнатного, а невеста ваша знаменитой фамилии. Она из Маленов, Малены – курфюрсты, их фамилия среди тех, кто избирает императора. Иметь такую жену вам все равно что городу иметь крепостную стену.
– Вы правы, вы правы, святой отец, – отвечал Волков.
– Так не медлите, – говорил епископ. – К чему эта медлительность? Берите ее к себе. Девица она бойкая, вам хорошей опорой будет.
Волкову этот разговор не нравился. Кажется, поп хотел, чтобы кавалер дал ему слово, что женится на Элеоноре. А ему почему-то не хотелось этого делать. Он и сам не понимал, с чего упрямится. Но… Но упрямился. Уж не из-за беззубой ли крестьянской девки? Неужели из-за распутной и своенравной красавицы?
Слава богу, тут пришел брат Семион с большим и тяжелым мешком. Серебро! Лицо монаха выражало удивительное смирение. Его вид так и кричал: «То не мне мзда, то Господу».
А тут и секретарь закончил с векселем. Он только подал бумагу под перстень епископа, тот сделал оттиск, а потом передал ее монаху. Брат Семион взял документ с тем же смирением и вдруг проговорил:
– Ваше преосвященство, кавалера ждут непростые дела, и затея его будет хлопотна и затратна, ведь знаем мы, что ратный люд алчен до серебра.
– И что же? – заинтересовался епископ. – У меня серебра больше нет, я вам вексель выдал, за который еще год расплачиваться буду.
– Дайте ему благословение на займ. Напишите поручительство.
– Поручительство? – спросил секретарь епископа.
– Пусть оно будет нейтральное, в виде рекомендации, – пояснил брат Семион, – и без выраженной суммы. Вы просто пообещаете, что поможете во взыскании долга в случае просрочки выплат процентов.
– Не понимаю я, о чем ты говоришь, мудрый брат мой, – сказал монаху епископ.
– А вам, ваше преосвященство, того и не надо понимать, – успокоил его брат Семион. – То банкиры поймут. Но вы юридически по нему нести ответственность не будете.
Епископ немного подумал, внимательно глядя на него, а потом махнул рукой и велел секретарю:
– Напиши ему все, что он хочет. – И тут же повернулся к брату Семиону: – А ты, премудрый брат мой, не загони мою епархию в долги, смотри.
– Не волнуйтесь, ваше преосвященство, ничего такого не случится.
Брат Семион с секретарем отошли к столу, за которым принялись составлять бумагу, а епископ, глядя на них, спросил у Волкова:
– Откуда у вас, сын мой, столь мудрый друг, где вы нашли его?
– Архиепископ мне его подсунул, – признался Волков.
– Архиепископова конюшня много ретивых жеребцов имеет, – задумчиво произнес епископ, а потом как будто вспомнил: – Сын мой, а что с дьявольским зверем, о котором много писал мне божий человек из ваших владений? Ловите его?
– Ловлю, – отвечал кавалер невесело. – Мне бы с этим монахом встретиться, да все недосуг, ездил к нему, но так не застал его.
– Непременно найдите его, не пренебрегайте делом этим. Не дозволяйте отродью дьявольскому агнцами питаться. Вы в ответе за них, не забывайте.
– Так когда же мне делать все это? Вы на свадьбу меня подбиваете, распри затевать велите, еще и оборотня ловить заставляете, а мне еще лен свой поднимать да церковь строить! Разве ж все это одному человеку под силу? – говорил Волков, едва сдерживая возмущение свое.
– Простому человеку не под силу, а вам под силу, – смеялся епископ.
– Мне под силу? Да кем вы меня считаете? – удивлялся кавалер.
– Победителем ведьм хоккенхаймских, усмирителем упыря из Рютте, упокоителем мертвецов из Ференбурга. Героем, храбрецом, вершителем, Инквизитором. По-простому говоря – Дланью Господней.