Моногамия. Книга 1. Любовник - Мальцева Виктория Валентиновна. Страница 5

«Если осмелишься, подойди ко мне ближе!» – вот его призыв. Ради него в эту секунду мы находимся на сцене, не отрывая друг от друга глаз.

Не знаю, как быть с этим,

Но что-то в твоих движениях

Заставляет думать, что я не смогу жить без тебя,

И это полностью затягивает.

Я хочу, чтобы ты остался!

Я впечатлена, эмоционально взвинчена. Понимание того, что эта песня – признание в любви, заставляет моё сердце биться о грудную клетку. У меня подкашиваются ноги, те самые «бабочки разлетаются» по всему моему телу из центра груди. Сладость заложенного в песню смысла сжигает мою волю, достоинство, принципы и меня целиком.

А тем временем наступает черёд Алекса, и он поёт свои слова, глядя мне в глаза с такой нежностью, словно хочет проникнуть в самую душу:

Не всё так уж гладко в твоей жизни.

Не то, чтобы ты это выбрала – тебе это дано.

Его голос… Боже, его голос… то бархатно низкий, то изящно высокий, незаурядно сильный, мужской. Он не стелется как мой, нежной волной, нет… он пленяет тех, кто его слышит, будоражит воображение, околдовывает.

И тут я понимаю, что Алекс никогда не рисуется и не выпячивает своих достоинств. Этот человек – закрытая шкатулка с секретами. И это распаляет меня ещё больше.

Смысл следующих слов мне ясен лишь частично, окончательное понимание их глубины и пророчества разорвёт мою душу в клочья много лет спустя. Мы поём одновременно, наши голоса сливаются в одну чувственную спираль, идеально совпадая и дополняя друг друга.

Итак, Алекс предлагает мне пренебречь условностями и рискнуть подойти к нему ближе.

Вопрос в том, насколько ближе? Не настолько ли, когда физически между телами не остаётся ни микрона пространства?

Я вытягиваю последнее «I want you to stay», Алекс смотрит только на меня и улыбается – видит, что всё поняла, и искренне этим доволен, ведь девушка могла бы оказаться глупенькой и ни черта не разобрать его намёков. Да как минимум, не знать английского языка! Забегая вперёд, скажу, что эта его привычка общаться намёками, заставлять людей читать между строк и делать это самому – особенно самому – принесёт нам обоим немало бед.

Глава 4. Первое свидание

Аналитик по натуре и по призванию, я исследую финансовое состояние компаний, рыночные риски, тенденции, разрабатываю стратегии и бизнес–планы. Я смотрю на мир сквозь призму своих профессиональных навыков: абсолютно всё, что со мной происходит, подвергается жесточайшему анализу. Я не романтик, я прагматик.

Помимо моей воли в моём мозгу уже выстроены таблицы причин навязчивого появления Алекса в моём доме, а также карта возможных вариантов развития событий для меня. Вопрос в том, позволю ли я себе это «пирожное»? Я не святоша, но замужем, и до этого момента в моей жизни не было ни единого достаточно привлекательного шанса изменять мужу. Кроме него я не знала других мужчин вообще, мы вместе с ранней юности, почти с детства. Мои губы никто кроме него не целовал – это редкость, и в этом мой характер, мой темперамент. Но в данной точке нашего супружества мы почти не спим вместе – у нас затяжной кризис в отношениях, скорее даже стагнация. Быт вынуждает поддерживать контакт, однако близости, той, которая необходима для интима, между нами нет и уже давно. В этот сложный период мы лишь формально муж и жена, однако под давлением ответственности за счастье общего ребёнка, а также являясь носителями восточного менталитета, где брак – это навсегда, невзирая на неудачи и ошибки семейной жизни, ни один из нас не думает о разводе. Я жду того счастливого момента, когда муж мой, наконец, проснётся и повзрослеет, поймёт, что по званию мужчины обязан взять на себя ответственность за семью, начнёт заботиться о главном её фундаменте, коим, как человек опытный смело заявляю, является отнюдь не любовь, а материальное благополучие. Вопреки увереньям романтичным, чувства разбиваются о быт, вянут от жара раздражения, вызванного финансовыми проблемами.

Я всё ещё молода, но под гнётом несомой в одиночку ноши ответственности за семью и необходимости работать за двоих уже почти забыла об этом, растеряла свою женственность, едва успев её обрести. Я так и не поняла, была ли во мне сексуальность.

А жизнь и молодость неумолимо отсчитывают свои дни, и мне отчаянно хочется не упустить главного. Может ли это стать оправданием для измены? И если уж привносить в свою жизнь перемены, то не с кем попало: этот влекущий, буквально будоражащий воображение самец сможет доставить немало удовольствия…

Вопрос в том, каков его интерес? Меня вряд ли назовёшь красивой, скорее, я выгляжу привлекательно, а если очень нужно, могу выжать из себя даже эффектность. Я среднего роста, после родов не слишком худая, у меня не такие большие глаза, как хотелось бы, совсем не идеальный нос и тонковатые брови. Я часто меняюсь, но в этой точке жизни натуральная почти блондинка – ношу длинные светло–русые волосы. В плане внешности во мне объективно нет ничего выдающегося, ровным счётом ничего. Ну, разве что, мне повезло с фигурой, только бёдра чуть полноваты. А! И губы достались красивые. На этом всё. Целеустремлённость и упорство – мои главные достоинства, ум – моя козырная карта, и вот этот незаурядный ум некоторые особо внимательные личности умудряются прочесть в моих синих глазах.

Однако я совершенно не умею соблазнять мужчин. Эта способность неожиданно проявилась лишь однажды – когда я заинтересовала собственного будущего мужа. Во всех остальных случаях, даже если она очень была мне нужна, призвать её мне больше не удавалось. Я не умею раскачивать бёдрами, взмахивать ресницами и томно трогать себя за волосы, почти не ощущаю своей сексуальности, хотя очень хорошо осознаю, как много теряю в жизни. И как любая молодая женщина, живущая в чувственном вакууме с безразличным мужем, мечтаю познать её краски если не сполна, то хотя бы немного расплескать их на полотно моего серого существования.

Ввиду всех изложенных причин категоричный отказ от интереса красавца не рассматривается мною как единственно возможный и правильный путь. Но самое главное – он меня волнует, и я волную его.

Ludovico Einaudi – Experience

Не буду скрывать, очень тянуло влюбиться. Но я слишком рано стала жить по-настоящему взрослой жизнью, которая не означает «отдельно от родителей», а подразумевает «сложный новорожденный с набором диагнозов, полнейшая вынужденная независимость в вопросах заботы о нём, второй курс заочного обучения в институте, а также головная боль о том, чем платить за квартиру и на какие деньги купить памперсы».

К счастью, я всегда была излишне серьёзной, и ситуацию спасли (именно спасли) заработанные мелким промыслом и накопленные в школьные годы тысяча пятьсот долларов. Я растянула их до того момента, пока сын не позволил хоть пару часов в день подрабатывать. Да, в девятнадцать лет у меня имелись: ребёнок, учёба, работа и полнейшее отсутствие какой-либо помощи, даже моральной. Потому что, если ты, несмотря на все предупреждения и увещевания, была неблагоразумной и умудрилась «залететь», будь добра, напрягайся. Очень справедливая позиция, надо сказать, но, если от моего сына кто-нибудь когда-нибудь забеременеет, и случится это не вовремя, я буду помогать хотя бы деньгами. Это всё-таки жизнь, и порой она очень сложная штука.

Так вот, несмотря на стальной стержень, выкованный жизненными трудностями, я всё же женщина, и кое-что от существа нежного, очевидно, во мне всё-таки осталось. Поэтому любить тянуло, а тем более устоять перед таким сгустком нежности и мягкости, средоточием вселенской красоты и обаяния, ходячим апогеем успешности и мужественности не представлялось возможным. Благодаря тесной дружбе разума с сердцем, я могу смело похвастать тем, что легко контролирую свои чувства, и во мне сразу же начался внутренний диалог, сжатый смысл которого легко уложится в поговорке: «не твоего поля ягода, не по аршину кафтан».