Пленница сновидений - Дрейк Анджела. Страница 16

Зоя Пич принимала его приглашения. Проводила с ним время. Беседовала, слушала и проявляла признаки интереса и растущего чувства. И все же он не мог заставить себя перейти к физической близости, которой жаждал. Если не считать странного происшествия в самолете, целомудренный поцелуй в щечку — вот и все, чего он добился. Прощаясь, она позволяла Чарльзу по-братски поцеловать себя, обвивала руками его шею и ускользала. Все было чудесно, — казалось, говорила она, — но ничего другого не жди. И, как ни странно, он подчинялся.

Он смеялся над собственной сдержанностью. Неужели это он, Чарли Пим, залезавший к девочкам в трусики еще до того, как узнавал их имена! Если бы его приятели знали, что происходит — точнее, не происходит, — они бы животики надорвали от смеха и стали бы заключать пари, как быстро он уломает эту Зою Пич.

Но сегодня она даже не пригласила его к себе.

Посмотрев на Зою сверху вниз, Чарльз заметил, что она снова замкнулась. Молодая женщина стояла на тротуаре как прекрасная статуя — глухая и немая. Это сводило его с ума. Она мучила его так искусно, что Чарльз не мог сопротивляться соблазну вновь и вновь приходить за этой сладкой отравой.

— Завтра вечером? — непринужденно спросил он.

Зоя подняла глаза. Казалось, она напрочь забыла о его существовании.

— Да. Позвони мне, — сказала она с таким видом, словно была за тридевять земель отсюда.

Чарльз легонько погладил ее по щеке и не сделал попытки поцеловать. Садясь в машину, он подумал, что, если бы пригласил пообедать кого-нибудь другого, вечер закончился бы куда веселее.

Зоя прошла в ванную, открыла кран и стала раздеваться. Сняв с себя лифчик, она повернулась, посмотрела в зеркало и полюбовалась своей высокой округлой грудью с напрягшимися розовыми сосками.

Перед ее взором вновь возник таинственный Франсуа Рожье. Ощутив болезненный укол желания, она поднесла руку ко лбу. Пальцы дрожали. Зоя и представить не могла, что к растущей тревоге может добавиться животная страсть. Но даже эта страсть бледнела перед твердым убеждением, что ее дальнейшая судьба роковым образом связана с этим скрытным и загадочным человеком, одна мысль о котором возбуждала ее, наполняла сладким и томительным ожиданием.

Она скользнула в теплую душистую воду, вытянулась и положила голову на край ванны. Надо будет как следует понежиться, расслабиться, а потом выпить стакан теплого молока с щепоткой свежесмолотого мускатного ореха. Потом она ляжет в постель и немного почитает — ничего серьезного, какой-нибудь триллер. А после этого привычного ритуала заснет долгим и спокойным сном.

Зое хотелось уснуть. В последнее время она боялась спать, боялась утратить власть над своим сознанием и оказаться во власти нового кошмара. Но страшнее кошмара было бесконечное ожидание сна, после которого она просыпалась разбитой и измученной.

Час спустя, выключив свет и оставшись в полной темноте, она пыталась ни о чем не думать и просто дремать. Может быть, тогда тревога и страх ослабят хватку и соскользнут с нее, как капля ароматического масла соскальзывает с теплой кожи…

Зоя с матерью сидели в саду их глостерширского дома. Ветра не было; в воздухе разливалось мирное августовское тепло. Мать и дочь болтали о том, о сем — о гостях, которые должны были приехать к обеду, о нарядах, которые им нужно заказать к предстоящему осенью круизу…

Все было тихо и безмятежно, пока с кроны соседнего дерева не вспорхнула сорока. Одинокая сорока, без пары.

— О Боже! — воскликнула раскрасневшаяся, трепещущая мать. — О Господи!

Зоя терпеливо улыбнулась своей милой, нежной, взбалмошной родительнице.

— Одна к скорби, — пробормотала мать, — две к радости… Ах, мистер Сорока, где твоя жена?

Тут Зоя не выдержала и расхохоталась.

— Не смейся, — сказала мать. — Одинокая сорока — не к добру. О Боже! Одна сорока. И летела она прямо на нас. Это очень плохо. Очень.

И тут же Зое приснился другой сон. Прошло несколько часов. Мать уехала на станцию встречать подругу. Зоя сидела в прохладной столовой, протирая хрусталь.

Внезапно она выбежала из дома, влекомая какой-то тайной непреодолимой силой. Она ехала на велосипеде по проселку. Высокая трава клонилась от ветра. Зоя ехала все быстрее и быстрее, словно ее тянул невидимый буксир.

Мимо проскочила длинная темная тень, оставив после себя облако удушливого, слепящего черного дыма. Зоя нажимала на педали, не в силах остановиться. Повернув за угол, она увидела машину матери — крошечное пятнышко на обочине, скрючившееся словно раненое насекомое.

А затем из-за поворота вновь возникла длинная темная тень, двигавшаяся обратно. Зоя различила огромный черный трактор. Он ехал зигзагами, скрежетал всеми своими частями и затмевал собой свет.

Шум и суматоха. Взрыв и пожар. Черный дым. Клубы дыма. Зоя изо всей мочи нажимала на педали, но ноги налились свинцом. Педали не двигались, цепь застыла на месте.

Зоя чувствовала, что вязнет в горячем гудроне. Подняв взгляд, она увидела чудовищно изувеченную машину матери. Голубую краску пересекали огромные белые рубцы.

А затем она увидела мать, упавшую на руль. Ее широко открытые глаза слепо смотрели вперед, лицо и шея были испещрены струйками крови.

Зоя слышала стоны, крики боли. Задыхаясь от ужаса, она увидела, что огромный черный трактор начал становиться красным — алым, как свежая кровь. Он готов был снова тронуться в путь; его мотор ревел как разъяренный бык. Теперь Зоя видела, что это автобус. Красный лондонский автобус, попавший в пробку и злящийся на помеху.

Она чувствовала обессиливающий страх, пыталась двигаться, но не могла стронуться с места. Внезапно из кустов выбежал человек и бросился прямо в пробку. Маленький тоненький человек. Мальчик, рыдающий от гнева и обиды. Он подбежал к автобусу и начал бодать его, как коза. Но автобус был сильнее. Он вытянулся, проглотил ребенка, а потом выплюнул на дорогу его сплющенное тело. Выплюнул в пыль.

Зоя плакала. Она пыталась доехать до ребенка и спасти его, потому что знала этого маленького мальчика. Это был Штефан Кушек. Но она не могла до него добраться. Облако дыма росло, клубилось, и она не видела ничего, кроме темноты.

Вокруг пахло болью и смертью, а она могла только плакать.

Из дыма вырвался мужчина. Он был черен от сажи и копоти. Черные волосы, черные брови. Зоя смотрела на него и знала, что он — ее единственное спасение от грозящей катастрофы.

— Зоя! — звал он. — Зоя!

Она откликнулась, но голос застревал в горле.

Он протянул к ней руки.

— Дорогая моя, — сказал он. — Бедная моя, израненная…

Глава 11

Франсуа стоял на четвертом этаже здания, в котором размещалась редакция журнала «Нау», и смотрел в окно. За его спиной главный редактор Мэри Картленд рассматривала серию фотографий знаменитостей.

— Здорово! — наконец сказала она.

Хмурый Франсуа прижался лбом к толстому стеклу. На востоке виднелось чудо современной техники — мост Дартфорд. По обоим берегам Темзы теснились здания из монолитного стекла, построенные лет десять назад. В их дымчато-голубой и зеленовато-серой поверхности отражалось бледное небо и пушистые белые облака.

— Мы опубликуем их на следующей неделе, — сказала Мэри. — Как скоро ты сможешь сделать следующую серию?

Франсуа неопределенно пожал плечами. Он устал. Предыдущую ночь он почти не спал. Эпизод с Зоей Пич выбил его из колеи. И ее поразительное заявление о грозящей им с Леонорой опасности было тут вовсе ни причем.

Франсуа вновь испытал ощущение, пронзившее его в тот миг, когда он держал в объятиях это чудесное тело, взрыв чувств, который он много лет назад испытал с Поппи. О нет, тот взрыв не шел с этим ни в какое сравнение.

Он оттянул пальцем горловину водолазки, полез в карман пиджака за сигаретами, но вовремя вспомнил, что Мэри терпеть не может табачного дыма. И правильно делает.