Ищущий убежища - Найт Бернард. Страница 17

— Он в сознании, сестра?

Сестра не успела ничего сказать, вместо нее ответил раненый — едва слышным шепотом, исходившим, казалось, от досок пола, а не из человеческого горла:

Кто здесь? Ты кто?

Это коронер, пришел узнать, как вы — и задать вам несколько вопросов, если вы в состоянии ответить на них. Скажите, кто на вас напал?

Мужчина не ответил, и даже его дыхания почти не было слышно.

— Покажи-ка мне его рану, сестра, — попросил Джон.

С некоторой неохотой монахиня откинула одеяло, открывая левое плечо и верхнюю часть груди раненого мужчины. Коронер увидел пропитанную кровью наложенную повязку из чистых тряпок; кровотечение было настолько обильным, что кровь пропитала солому под мужчиной.

Когда монахиня убрала повязку, на окровавленной коже груди мужчины, чуть ниже подмышечной мышцы взглядам присутствующих открылось маленькое, почти круглое отверстие размером с желудь.

— Удар, похоже, задел верхнюю часть легкого. Много крови вытекло наружу, но я боюсь, что и в легких осталось немало.

Коронер посмотрел на рану с профессиональным бесстрастием.

— Взгляни-ка, Гвин. Для кинжала рана не совсем обычная.

Отверстие круглое, не узкое.

Гигант корнуоллец навис над плечом коронера, чтобы рассмотреть рану получше.

— Скорее всего, его не ножом ударили, а стилетом или мизерикордом. Видывал я такие, чаще всего итальянские.

Мизерикордом называли носимый в ножнах кинжал, которым чаще всего были вооружены знатные воины и который предназначался для нанесения удара между пластинами доспехов, а также для того, чтобы умертвить поверженного на землю противника. Заинтересованность Джона и Гвина была не просто академической, поскольку характерная рана, нанесенная необычным оружием, могла бы помочь в поисках оружия нападения и, соответственно, самого нападающего.

— Он снова очнулся, — заметила монахиня, прикрывая рану.

Повернувшись, Джон обратился к раненому.

— Вы можете умереть, хотя не исключено, что доброта этой женщины и благорасположение Господа, которому она служит, и спасут вас. Но на случай, если сестринские заботы пропадут всуе, ваши показания помогут возмездию, негодяи получат по заслугам… а вашей семье достанется компенсация.

Губы раненого слабо зашевелились, с них срывались едва различимые слова.

— Нас… на нас напали… ограбили… когда мы вышли из постоялого двора. На нас… набросились двое. — Фразы прерывались неровным дыханием. — Один был волосатый — с черной лохматой бородой и длинными космами. Очень волосатый… — Раненый умолк, тяжело дыша, затем продолжил. — Мы свернули за угол, и он ударил моего приятеля. А тот, что напал на меня, был моложе и светлее — скорее всего, саксонец.

Джон знаком велел писарю заносить на пергамент их диалог и снова обратился к раненому:

Вы их знали? Или, может быть, имена слышали?

Кажется, волосатого я несколько раз встречал в городе, но как его зовут, не знаю. — Он снова втянул воздух в спазматическом вдохе. — А молодого видел в первый раз.

Силы покинули мужчину, его голова завалилась набок, глаза закатились. Раненый дышал с большим трудом, и коронер понял, что большего добиться не сможет. Сестра милосердия заботливо поправила покрывало. Кивнув ей на прощание, Джон вышел из квадратной комнаты и остановился, дожидаясь, пока Томас покончит с записями.

— Идемте вниз, посмотрим, кто там, — сказал коронер, когда писарь собрал принадлежности.

Бочкообразный фламандец открыл для них заднюю дверь, и они вышли на грязный двор, где стайка кур и несколько уток скандалили с кухаркой, занятой приготовлением еды в кухонной пристройке, покрытой дырявой камышовой крышей. Напротив пристройки находилось открытое стойло, в котором прибывшие верхом постояльцы оставляли своих лошадей, и загон для свиней, откуда доносились визгливая какофония и невыносимая вонь.

Прямо напротив задней двери располагались пошатнувшиеся ворота, ведущие на узкую улочку позади постоялого двора. К воротам были привязаны двое неприглядного вида мужчин — веревки, прикрепленные к столбам, стягивали им руки за спинами. Чуть поодаль маячили двое стражей из замка в круглых шлемах с металлическими пластинками, защищающими нос, но без кольчуг, в коих не было необходимости, учитывая мирную жизнь города. Они неохотно выпрямились, увидев вышедшего из двери постоялого двора коронера. Разумеется, им было известно о том, что шериф де Ревелль с пренебрежением и легким презрением относился к коронеру. Ходили слухи и о соперничестве, даже некоторой вражде между двумя представителями закона. Поэтому они оказались в растерянности, не зная, сколь почтительно следует относиться к коронеру.

Сэр Джон тут же развеял их сомнения.

— Это так вы приветствуете офицера? — прорычал он. — Вам платят за то, что вы солдаты, так будьте же солдатами, тем более — в присутствии королевского офицера.

Парочка стражей наградила его кипящими взглядами, но оба подтянулись и опустили пики на землю в некотором подобии салюта.

— В Палестине, будь вы такими расхлябанными, магометане перерезали бы вам горло в первый же день, — буркнул Джон, однако его интерес к стражам уже угас, и все внимание было приковано к двум негодяям, привязанным к внешним воротам.

Один из мужчин был рослым, крупным, среднего возраста, с дико всклокоченной черной шевелюрой и лохматой бородой. Одежда на нем была разорвана почти до пояса, всю открывшуюся мощную грудь покрывал ковер густых волос, и Джон вспомнил обезьян на цепи, Которых привозили из Африки на континент и показывали затем на ярмарках. Второй мужчина был намного моложе и, в полную противоположность напарнику, выглядел как типичный светловолосый саксонец. Оба уставились на него, словно животные на бойне, ожидающие смертного часа, — а именно таковой и была в конечном итоге их судьба.

— Я — королевский коронер, и в мои обязанности входит расследование ваших злодеяний.

Волосатый презрительно сплюнул в грязь, едва не угодив плевком в сапог Гвина. Корнуоллец грозно зарычал, но Джон предостерегающе поднял руку, останавливая помощника.

— Раненый утверждает, что вы убили его товарища. Что вы на это скажете?

— Я не убивал. И ничего не знаю, — проговорил волосатый. Учитывая, что до виселицы ему рукой подать, единственное, что ему оставалось делать, — это отнекиваться.

— Врешь! У меня шесть человек готовы поклясться, что они видели, как ты ударил несчастного кистенем! — Запасы терпимости Гвина не были предназначены для мерзавцев, плюющих ему под ноги, а потому он без тени сомнения

слегка преувеличил количество свидетелей: в действительности, лишь два человека заявили, что видели драку. Бородатый молча отвернулся, яростно пытаясь высвободить запястья из пут.

Коронер повернулся к тому, который был помоложе:

— А ты? Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Не столь агрессивно настроенный, как его напарник, светловолосый содрогнулся, представив себя с петлей на шее, но попытался поупрямиться:

— Я тут ни при чем. Я просто оказался поблизости от постоялого двора, когда началась драка.

Гвин грубо толкнул его в плечо, и блондин свалился бы в грязь, если бы не веревки, которыми он был привязан.

— Ага, значит, оба решили врать! Только знай, у нас есть свидетельство жертвы. Раненый заявил, что ты нанес ему смертельный удар в грудь.

И снова Гвин погрешил против истины, однако добился желаемого результата. Саксонец, которому было лет девятнадцать, не более, рухнул было на колени, но его удержали веревки, привязанные к столбу.

Клянусь, я не хотел! — зарыдал он. — Он сам наткнулся на нож. Я просто выставил его, чтобы защититься.

Ну конечно, так оно и было, — ехидно заметил Гвин.

В отдалении пробил кафедральный колокол, и Гвин напомнил коронеру о том, что его ждут другие обязанности.

Джон подозвал двоих вооруженных стражей, шатавшихся за воротами.

— Уведите пленных в замок и заприте там, — приказал он. — Да смотрите, не потеряйте их по дороге!